– Дай! Дай!
Его нагонял Вовчик, требовавший от шара «Мистера Олимпию», топ-модель в любовницы и банку протеина размером с водонапорную башню.
А за Вовчиком, спотыкаясь, валила с ревом обезумевшая от соблазнов толпа.
Глава пятнадцатая, завершающая
Как Сережа слетел по лестнице, не запутавшись в ковровой дорожке, и как пронесся по газону, вспомнить он потом не мог, как ни пытался. Шар нагнал его уже во дворе виллы, приставая, как кошка, которой хочется на ручки.
Ворота были нараспашку, а будка, великолепная, набитая электроникой будка, имела такой вид, словно угодила под бомбежку.
На асфальтированном ответвлении от шоссе, что вело к вилле, выстроилось не меньше десяти пустых иномарок.
Сережа пробежал мимо этой очереди, оказался на шоссе и, к немалому своему изумлению, увидел, что стоящая на обочине машина яростно мигает ему, а рядом в каком-то странном освещении мельтешат подозрительные тени – одна в длинном одеянии, другая – чересчур пышная не только для мужчины, но и для женщины, а третья – длинная и бестолковая.
Это был плод покаяния со своим экипажем и с полным баком бензина!
Теперь, казалось бы, уж можно было бросить остервенелой толпе шар и смыться.
Сережа так и сделал.
Он развернулся и, гася инерцию бега мелкими прыжками, резким движением ладоней направил шар к протянутым рукам. Но тот, отлетев на метр, завис в воздухе, раскрутился еще стремительнее и вернулся к Сереже, как видно, признав в нем настоящего хозяина!
– Да-а-ай!.. – взревело два десятка разочарованных глоток.
Атлет еще раз пихнул шар – не мог же он выводить взбесившееся от соблазнов стадо на плод покаяния и на неспособных толково сопротивляться людей!
– Сюда! – пронзительно завопила Лилиана. – Сюда!
– Отобьемся! – прокричал Маркиз-Убоище.
– С Божьей помощью! – добавил отец Амвросий.
Что-то такое говорили Сереже в Вайю про энергии будущего, которые удалось использовать в этом деле… Он подбежал к соратникам.
На капоте плода покаяния стояли две зажженные свечи, а между ними лежало неразборчивое нечто. Лилиана стремительно простерла к свечам руки, а рядом плечом к плечу встали отец Амвросий с аппаратом доктора Бадигиной и Маркиз-Убоище с автоматом, конфискованным у повязанной охраны. Только раструб аппарата был направлен на пространство между свечами, а автомат со сдвоенными рожками – на толпу, что преследовала Сережу.
Стрелять было никак нельзя – куда бы ни метнулся атлет с шаром, толпа сразу же кинулась бы за ним, и все равно он оказался бы на линии огня.
Воющие от нетерпения и возбуждения налетчики во главе с Дерипаско, Елисеевым, безымянным Собеседником и предводителем абреков, были все ближе.
– Сюда, скорее! – крикнул Маркиз-Убоище. И тут же завыл аппарат.
– Ароам, Арогул, Арогам, Исайя! – призвала Лилиана отчаянно звонким голосом. – Кровь красная, земля черная, вода цвета не имеет! Так и ты, камень, не имей своей воли на этот час! Отворись!
Синее сияние встало над капотом. Если рыжий круг, поглотивший Наследника, был узковат даже для Сережиных плеч, то синее пятно оказалось шириной с плод покаяния.
Сережа пятился, держа меж ладоней шар, к которому тянулись жадные руки, лапы, клешни. Вдруг что-то ледяное прилипло к его спине огромной присоской и потянуло, потащило! Это из синей дыры высунулся длинный язык и расплющился между лопатками атлета. Маркиз-Убоище перебил его автоматной очередью, и тут же отец Амвросий отпихнул Сережу от сияния.
– Дай! Дай! – требовали отрешенно-грозные голоса. И один, погромче, вдруг перекрыл их:
– Дай, а то – убью!
Тут же из толпы раздался выстрел.
– Бросай его! – крикнула Лилиана. – Бросай! Сюда!
Сережа понял.
Стараясь не оборачиваться спиной к взбесившимся налетчикам, непонятно, живым или мертвым, он изловчился и запустил багровый шар в самую середину мертвенно-синего сияния. И дыра оказалась сильнее – она поймала шар, и он заплясал, словно на язычках газовой горелки.
Из толпы вырвался Дерипаско. Отпихнув молодых парней, он первым протянул руки в синюю дыру за шаром – и дыра сожрала их по плечи. Менеджер по безопасности не удержался и полетел в эту прорву головой вперед с тихим воем:
– Да-а-ай!..
– Политик, блин! – с этими словами, распихав прочих жаждущих, к дыре, где вертелся и подпрыгивал шар, устремился Елисеев. В ту самую секунду, как он уже по пояс туда нырнул, в него с воплем «Контракт!» вцепился Собеседник. Синяя прорва всосала обоих – и не подавилась.
Дальше уже пошло как по маслу. Только хриплый рев и стон шел неизвестно откуда, треск какой-то, скрежет жестяной, да вылетела почему-то пустая плечевая кобура.
Последним изготовился нырнуть неповоротливый Вовчик.
Этого Сережа допустить не мог. Не для того он, рискуя жизнью, спас любимого соперника, чтобы сейчас так бездарно упустить его. Атлет повис у Вовчика на плечах и вместе с ним рухнул, успев крикнуть:
– Лилька! Сделай что-нибудь!
Отродясь Сережа не обращался к ведьме столь фамильярно.
– Камень, затворись! Затворись, камень! Приказываю и повелеваю! – очевидно, Лилиане просто не пришло в голову, что раскрыть камень мало – нужно еще как-то его замкнуть, и она выкрикивала все доступные минералам команды. – Волк идет водой, черт идет горой! Гора с водой сомкнется – тогда камень разомкнется! Слово мое – кремень!
– Дай, блин! – не то чтобы взвыл, а проревел Вовчик. Он кое-как поднялся на четвереньки, и, таща на себе Сережу, словно богатырский конь – раненого Илью Муромца, побрел к синей дыре.
Маркиз-Убоище, правильно рассчитав, что Вовчик все-таки послабей коня будет, прыгнул на них обоих и завалил набок. Образовалась куча-мала.
Лилиана, уж не зная, чем заткнуть ею же изготовленную прорву, склонилась над ней – и вдруг закашлялась, схватилась за горло…
Отец Амвросий кинулся к ней на помощь, оттащил от синей дыры, и ведьма, у которой наконец-то от всех треволнений подкосились ноги, села на обочину.
Рдеющий шар помаячил в глубине прорвы и пропал.
– Ключ – небо, замок – земля… – бормотала Лилиана. – Слово мое крепко, яко камень… Ныне, и присно, и во веки веков…
То ли ей удалось найти верные слова, а то ли прорве, не получающей больше корма, надоело зиять, но синяя дыра стала понемногу стягиваться, сияние – гаснуть, и вот уж совсем погасло, остались две оплывающие свечи, да лежал между ними на капоте великолепный большой ярко-синий кристалл, имевший в сечении форму скошенного креста, с ровными сверкающими гранями.
Стоило дыре исчезнуть – и Вовчик перестал к ней рваться, а сел и тяжко задумался, подпирая большую, наголо стриженую голову. Сережа, держась за поясницу, поднялся и подошел к плоду покаяния.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
