Мо Хуайкун проглотил слова, которые собирался произнести до того, как его перебили. Теперь он пожирал Цао Вэйнина злобным взглядом. Последний несколько раз собирался с духом, прежде чем жалобно взмолиться:
— Шишу!
— Не смей так ко мне обращаться, — отрезал Мо Хуайкун пугающе холодным тоном.
Он подошёл и сгрёб Цао Вэйнина за грудки:
— О ком они говорят? Отвечай!
— Это… А… А-Сян! Но А-Сян не из плохих людей, шишу! А-Сян, она… А-Сян...
Персиковая Бабушка осклабилась:
— Ха! А-Сян? Называешь её ласковым прозвищем, до чего мило!
Чтобы вернуть разговор в нужное ему русло, Юй Цюфэн, который так и стоял в углу комнаты, поспешил вмешаться:
— Понятно, молодой господин пал жертвой женских чар. Если школа меча Цинфэн готова искупить вину и начать наше общение с чистого листа, мы можем простить вас. Мы ведь не банда жалких ограниченных разб...
— Я хочу выдавить мелкой твари глаза! — заорал Фэн Сяофэн, прежде чем Юй Цюфэн успел закончить фразу.
Непонятно, намеренно или нет, Дух Земли в момент разрушил почву, которую великий мастер Хуашань старательно готовил. Заскрежетав зубами от разочарования, Юй Цюфэн испытал жгучее желание втоптать карлика в землю.
Гао Чун, Чжао Цзин и настоятель Ци Му были заняты организацией похорон Шэнь Шэня, так что никого из них не было поблизости. Без лидеров неуправляемая толпа героев и проходимцев, собравшаяся в Дунтине, напоминала свару диких собак, готовых перегрызть друг другу глотки.
От шумихи у Мо Хуайкуна задёргалась щека. Одним движением он поднял за шиворот Цао Вейнина и прорычал сквозь стиснутые зубы:
— Неблагодарный щенок, говори правду! Куда маленькая ведьма увела похищенного наследника семьи Чжанов?
— А-Сян не...
Цао Вэйнин снова попытался донести свою точку зрения, чем окончательно разозлил Мо Хуайкуна. Потеряв последнее терпение, тот ударил ученика по распухшей физиономии, на которую и так уже больно было смотреть.
В этот момент раздался чистый, звонкий голос:
— Маленькая ведьма здесь, наблюдает за кучкой бессовестных старикашек. Догони и поймай меня, если сможешь!
Цао Вэйнин не поверил своим ушам. А-Сян!
Примечание к части
∾ Даосская концепция души (三魂七魄) — три хунь (душа/ дух) и семь по (душа/ чувства). Душа/ сущность человека состоит из трёх хунь, или небесных/ духовных душ, которые покидают тело после смерти; и семи по, или земных душ/ чувств, которые умирают вместе с телом. Хунь имеют природу ян и существуют в сознании человека. По — инь по своей природе, они являются очагами страстей, которые обитают в плотской оболочке. Три хунь могут быть перечислены как «天魂, 地魂, 命魂» (хунь, связанный с небом, который после смерти отправляется на небо; хунь, связанный с землей, который после смерти остается на кладбищах; и хунь, который после смерти управляет своей судьбой и отправляется в преисподнюю). Семь по: радость, гнев, горе, страх, любовь, ненависть и желание.
∾ «И я спешил, боясь, что не успею…» — строки из «离骚» («Ли Сао» — «Скорбь»), авторства Цюй Юаня (ок. 340—278 до н. э.), пер. Анны Ахматовой.
∾ «Естественный порядок вещей» — 造化, понятие в работах Чжуанцзы. Сама природа, а также её создатель.
∾ «Весна утомляет…» — поговорка о сезонной сонливости: «春困秋乏夏打盹，睡不醒的冬三月».
∾ Шичжи (师侄) — племянник по школе, ученик одного из школьных братьев.
Том 2. Глава 43. Спасательная миссия
Гу Сян, уверенная в поддержке за спиной, вальяжно вошла в двери. От плачевного вида избитого Цао Вэйнина в девичьем сердце вспыхнуло пламя гнева, и она опасно усмехнулась:
— Я-то думала, вы, последователи славных праведных школ, набрасываетесь на человека всей оравой, только когда не можете одолеть его в одиночку! Ан нет, смотрю, это становится традицией! Чжан Чэнлин, поди-ка сюда и расскажи, куда именно я тебя похитила?
Только теперь толпа обратила внимание на подростка, который робко топтался позади вошедшей. Чжан Чэнлин был смущён перспективой говорить перед столькими людьми. Воспоминания о жестокости Фэн Сяофэна и прочих заставили мальчика съёжиться. Словно робкая невеста, Чжан Чэнлин мелко просеменил к Гу Сян и тихо промямлил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Гу-цзецзе не похищала меня. Я пошёл с ней по доброй воле.
— Не мели чепуху, малец! — гневно крикнул Ивовый Дедушка. — Неужто в столь юном возрасте ты оказался одурманен этой ведьмой?
Фэн Сяофэн побагровел до кончиков ушей, обнажил кинжал и понёсся на Гу Сян.
— Попрощайся с глазами, дрянная девка!
Гу Сян наклонилась вбок и отступила на три шага, уворачиваясь от непрерывно летящих в неё ударов. Ловко запрыгнув на балку крыши, девушка снисходительно заметила:
— Коротышка Фэн, считай, твоему громадному остолопу повезло! Служить тебе — уже проклятие, вот я его и пожалела! У этой доброй девицы и сердце мягкое, и рука милосердная. Она лишь ослепила твоего слугу, когда другой человек забрал бы его жалкую жизнь. Стоит ли упоминать, что пострадал он лишь из-за тебя, ведь ты сам нарывался на неприятности, а?
Её возглас растворился в воздухе, когда девушка встревоженным лебедем[302] быстро и стремительно перелетела с одной балки на другую. Исполненная тревоги о Цао Вэйнине, Гу Сян приближалась к юноше, ускользая от атак окружавших её людей.
Хуан Даожэнь ловко подпрыгнул к потолку и без предупреждения бросился наперерез Гу Сян. Чтобы не оказаться в невыгодном положении, Гу Сян присела в увороте и перескочила на следующую поперечину. Вытянув руки, она зацепилась за горизонтальный брус, красиво крутанулась в воздухе и резко махнула кистью в сторону Жёлтого Даоса:
— Лови!
Кто знал, какую коварную уловку могла применить эта демоница? Глава ордена Цаншань с негодующим возгласом отпрянул назад. Однако ничего не произошло: ни выстрела скрытым оружием, ни облака ядовитого порошка. Когда взгляд Хуан Даожэня снова обратился к Гу Сян, её уже не было на прежнем месте. Не оборачиваясь, девушка захихикала:
— Гадкий придурок! Смотри не помри со страху!
Мо Хуайкун давно отпустил Цао Вэйнина. Сердце парня заполошно колотилось от волнения, но шифу рядом с ним выглядел совершенно бесстрастным. Наблюдая за дракой, Мо Хуайкун размышлял над тем, что вчера строптивой и колкой девице удалось сбежать, однако чертовка вернулась ради спасения его бестолкового шичжи, что могло говорить о её порядочности и преданности. Мельком глянув на беспокойно переминавшегося Цао Вэйнина, Мо Хуайкун отметил его глупое выражение лица. Юноша смотрел на Гу Сян с таким восторгом, словно сгорал от желания привлечь её к себе. Поджав губы, Мо Хуайкун подумал, что с трудным характером девицы уже ничего не поделать. Но если кое-кто в будущем решит взять в жёны такую свирепую[303] пигалицу, то подпишется на свои страдания добровольно.
Именно в этот момент Персиковая Бабушка и Ивовый Дедушка набросились на Гу Сян, зажав её с двух сторон. Девушка не испугалась: маленькое лезвие выскочило из её сапожка, и Гу Сян взмахнула ногой, целясь в грудь Ивового Дедушки. Однако старик всё-таки был искусным мастером: вместо того, чтобы спрятаться или увернуться, он поднял посох, обрушив на Гу Сян мощный поток энергии. Сообразив, что Ивовый Дедушка ей не по зубам, Гу Сян отдёрнула ногу, но оказалась недостаточно проворна — кинжал на кончике её сапога разлетелся вдребезги. Гу Сян развернулась, собираясь повторить трюк с прыжком, но вовремя заметила подкравшуюся сзади Персиковую Бабушку. В панике девушка закричала:
— Чем вы заняты? Я вот-вот умру, а вы там наслаждаетесь зрелищем!
Послышался лёгкий смешок, и с мощным порывом ветра что-то ударило в спину Персиковой Бабушке. Уклоняться было поздно — боевая старушка успела лишь нырнуть вперёд и распластаться на балке гигантской ящерицей. Гу Сян улучила момент и спрыгнула вниз. Тем временем собравшиеся поняли, что Персиковую Бабушку напугало не смертоносное метательное оружие, а… скорлупа грецкого ореха. Точнее, половинка скорлупы.
