"Осень". Оптинская смута и кончина Старца
Вгьтеръ, дождъ и холодъ
И мятежъ души и голодъ,
И былого думы и мечты
Какъ съ деревъевъ спадшiе листы…
Трустна эта жизнъ земная!
Но за это же естъ другая —
Область вгьчнаго блаженства — рая,
Царства невечерней красоты!
Приступая къ последней главе жгтя старца Варсонофiя — осени его жизненнаго пути, — невольно напрашивается предварить оную этими простыми стихами, написанными имъ еще въ годы его затвора въ 1902 г. Будучи человекомъ одареннымъ, онъ не былъ лишенъ способности писать стихи. Но только малая доля посмертнаго издашя (1914 г.) находится въ нашемъ распоряжения. Однако, применяя лирическш образъ багряной осени къ последнимъ грустнымъ годамъ жизни старца, мы отнюдь никакъ не раздЬляемъ мнешя автора «Оптина Пустынь» издаше УМСА, чтобы якобы после кончины старца Амвроая, наступаетъ осеннее увядаше благодати старчества въ Оптиной Пустыне.
Прот. Четвериковъ ошибается, когда говоритъ, что после о. Амвроая «старчество, хотя и не угасло, но не имело прежней силы и славы». Эту ошибку повторяютъ съ его словъ и современные апографы, въ томъ числе и проф. Игорь Смоличъ въ своемъ Обширном труде на немецком языке "Russisches Moenschtum", 1953. Wurzburg.
Всю силу и полноту благодатныхъ дарованш имели и последующее старцы. Къ этому убеждешю приходишь, хотя бы, при ознакомленш съ жизнеописашемъ старца iосифа, непосредственнаго ученика и преемника о. Амвроая, Всею полнотою «славы» и незыблемаго авторитета пользовались среди верующихъ также и друпе старцы, напримеръ, о. Варсонофш, котораго почти замолчали наши апографы, также о. Нектарш. Уменьшились не «сила и слава» старцевъ, а число веруюгцихъ. Возникновеше оптинской смуты беретъ начало съ далекихъ временъ, а именно съ момента кончины великаго старца о. Амвроая.
Калужскш еп. Виталш былъ враждебно настроенъ по отношенш къ покойному старцу Амвроспо изъ за своего непонимашя сущности старчества. Какъ было сказано, онъ намеревался вывести насильно изъ Шамордина о. Амвройя, который тамъ отдавалъ свои последшя силы на созидаше этой обители. И засталъ старца въ гробу.
Такое непонимаше постигло и старца о. Анатолiя. Это было деломъ «ревностныхъ» лицъ изъ мiрянъ, которыя опасались за судьбу о. iосифа. Действительно, въ эту минуту положеше о. iосифа не имело той твердой почвы подъ ногами, подобно той, какой пользовался о. Амвросш, несмотря на то, что считался по болезни «на покое». Его «начальникъ» о. Анатолш съ благоговешемъ стоялъ передъ нимъ на коленяхъ и считалъ себя его ученикомъ. Теперь же отношеше къ о. iосифу во многомъ зависело отъ о. Анатолiя — начальника скита.
Тихш, смиренный, скромный о. iосифъ казался своимъ защитникамъ неспособнымъ самъ себя отстаивать. Въ его жизнеописаши указано, что еще при жизни старца Амвройя въ бытность его въ Шамордине «прошелъ слухъ» будто о. iосифа хотятъ выселить изъ хибарки о. Амвроая. Ему советовали поехать жаловаться старцу. Однако, о. iосифъ отнесся къ этимъ «слухамъ» безстрастно. Эти советы и были началомъ последующихъ интригъ противъ скитоначальника о. Анатолiя.
Когда же скончался о. Амвросш, эти защитники о. iосифа нашли способъ возстановить епархiальнаго архiерея противъ о. Анатолiя. Изъ за того же непонимашя природы старчества, еп. Виталш не могъ судить о духовности о. Анатолiя и испытывать къ нему уважеше подобно еп. Игнатiю Брянчанинову, беседовавшему съ нимъ объ умносердечной молитве. Онъ поверилъ клевете и отстранилъ о. Анатолiя отъ старчествовашя въ Шамордине и даже запретилъ ему въездъ въ обитель.
Батюшка о. Анатолш очень тяжело переживалъ это запрегцеше. Выедетъ, бывало, на большую дорогу до того места, откуда видна Шамординская обитель и велитъ кучеру остановиться, посмотрить въ ту сторону, слезы потекутъ изъ глазъ и велитъ ехать обратно. О. Анатолш преставился вскоре после о. Амвроая (1894).
Когда старца Анатолiя не стало, положеше его ближайшихъ учениковъ оказалось нелегкимъ. О. Варсонофш ушелъ въ затворъ. Въ течете десяти лѣтъ онъ занимался изучешемъ святоотеческой литературы и молитвой iисусовой. Въ это время его духовникомъ былъ о. Нектарш, который, также, какъ и онъ, въ свое время былъ духовнымъ сыномъ старца Анатолiя. Объ этомъ о. Нектарш свидетельствуете самъ въ жизнеописаши о. Амвроая (Москва. 1900. стр. 134). Между нимъ и о. Варсонофiемъ сохранилась близость до конца жизни.
Когда началась японская война о. Варсонофш былъ отправленъ на фронтъ въ качестве священника при лазарете имени преп. Серафима. Какъ довелось слышать, въ скиту опасались этого умнаго, образованнаго и способнаго быть властнымъ, человека. Другой ученикъ о. Анатолiя, о. Венедиктъ, изъ бела го духовенства, былъ назначенъ настоятелемъ Боровскаго монастыря.
Сохранилось въ «Прибавлеши къ Церковнымъ Ведомостямъ» «Письмо Оптинскаго iеромонаха Варсонофiя съ Дальняго Востока на имя преосвященнаго Вешамина, епископа Калужскаго»:
«Охраняемые Божественною благодаттю и покрываемые вашими святительскими молитвами и архипастырскимъ благословешемъ, все мы, пятеро калужскихъ iеромонаховъ, благополучно прибыли 1–го мая въ городъ Харбинъ, и ожидаемъ указанш о дальнѣйшемъ нашемъ назначеши изъ главной квартиры въ Ляояне.
«Въ Москве мы все явились къ г. Прокурору Московской Сунодальной конторы, и, получивши деньги на путевые расходы, а также и документы, выѣхали изъ Москвы 13 апрѣля. Каждому изъ насъ выданъ былъ ящикъ съ церковною утварью и облачешемъ — походныя церкви. Выдали также святые антиминсы, муро и освященный елей.
«Насъ разместили въ вагонѣ второго класса, и разрешили имѣть при себе ящики съ ризницами, ибо мы заявили, что признаемъ неудобнымъ помещать ихъ въ багаже.
«Въ пути нигде не останавливались, следуя такимъ образомъ безостановочно съ 13 апреля по 2 мая, — 19 сутокъ. Только пришлось переждать несколько часовъ при переправе чрезъ озеро Байкалъ — на пароходахъ. Тамъ мы встретили министра путей сообщешй, князя Хилкова, временно проживающаго въ Иркутске. 25 апреля нашъ поездъ повстречался съ другимъ, на которомъ отправляли въ Росйю пленныхъ японцевъ, въ числе 182 нижнихъ чиновъ и 18 офицеровъ. Видели ихъ мы только на ходу, въ окна вагоновъ. Почти одковременно следовалъ съ нами воинскш поездъ съ Сибирскими казаками. Намъ сказали, что за ними следуютъ Оренбургсюе и Уральсые казаки, въ числе 8 полковъ и 2–хъ конно–артиллершскихъ батарей (две дивизш). Донесся слухъ о первомъ нашемъ сраженш на реке Ялу.
«28 апреля прибыли въ Манчжурпо. На границе станщя, и называется также Манчжурiя. Здесь также встретили задержку, совершалась пересадка. Въ первый разъ мы увидели катайцевъ. Это все — рабочiе. Съ русскйми китайцы живутъ мирно, и руссие имъ нравятся. Отъ станцш Манчжурiя дорога, на всемъ протяжеши ея до города Харбина, 85 верстъ, уже охраняется войсками, — разъезжаютъ конные солдаты и казаки. Незадолго до насъ, изловили японцевъ, которые хотели взорвать туннель железной дороги у Хингана, во время хода поезда въ 40 вагоновъ съ войсками. Богъ спасъ, — взрывъ последовалъ после проследовашя поезда. ВсЬхъ ихъ судили военнымъ судомъ и повесили въ Ляояне. На станцш Манчжурiя обрадовала насъ весточка о удачномъ нападеши на японцевъ генерала Ренненкампфа съ двумя полками казаковъ, при чемъ японцы понесли страшныя потери (7 т.).
«Первый китайскш городъ на пути нашемъ былъ Хайларъ; но мы его не видели, ибо поездъ стоялъ часа два, не более, а до города было — 7 верстъ. Около него строится русскш городъ, — пока небольшое селеше. Все китайсктя власти остались въ городе, и до сихъ поръ тамъ живетъ губернаторъ (дзянь–дзюнь). Но войска все выведены внутрь Китая.
«Утешилъ насъ видъ русскихъ церквей на станщяхъ сибирской железной дороги. Кругомъ пустыня. Но вотъ — церковь, и вокругъ нея группируется несколько, десятка два–три, домиковъ. Это Русь святая въ маленькомъ виде. И светло и отрадно становится на душе. Въ Харбине, съ вокзала, мы все проехали въ здаше Краснаго Креста, где насъ прiютили и оказали радушный прiемъ. Разместили въ номерахъ и согласились давать рыбную и молочную пищу. Жизнь въ Харбине вообще не дорога. Рыбы въ изобилш, но только дорога. Русскш Харбинъ расширяется и его можно сравнить съ любымъ неболыпимъ уЬзднымъ городомъ. Есть въ немъ — три церкви, Деревянныя, служба совершается ежедневно».
Когда же, по окончаши войны, о. Варсонофш вернулся обратно въ Оптину Пустынь, о. iосифъ уже настолько состарился и ослабелъ, что управлять внешними делами скита былъ уже не въ состояши. Къ тому же, некоторые люди дѣлали злоупотреблешя, пользуясь его добротой и мягкостью, и на скиту оказались долги. Отъ Сунода была прислана ревизiя. Онъ подалъ на покой, зная, что того желаютъ епармальныя власти. А на его мѣсто скитоначальникомъ былъ назначенъ о. Варсонофш, возведенный въ санъ игумена.
