христианам, остановить натиск мусульман, на отвоеванные нами святыни.
Речь рыцаря звучала, убедительно, а когда он в конце речи после слов,– «главу христиан западных – короля Людовика»,– преклонил колени, все поддавшись единому порыву, начали креститься и кричать,– смерть монголам!!
– Вот его люди они посланы на защиту короля самим Старцем, – с этими словами он пригласил взмахом руки людей облачённых в восточные одежды, ожидающих приглашения в притворе. Они вошли, смиренно кланяясь, вдруг один из них неуловимо быстро взмахнув рукой, кинул нож в посла. Тот казалась, был уже давно готов к этому и, не вынимая меча из ножен легким движением левой руки, прикрытой только плащом, отбил летящий неотвратимо клинок. После чего, два рыцаря схватили метавшего нож человека и вывели его на площадь пред церковью, где незамедлительно убили, воткнув в его грудь по ножу, за то, что тот обнажил оружие в присутствие христианского государя.
– Вот доказательства, этот сарацин пожертвовал жизнью, обнажив клинок в церкви, чтобы показать преданность королю, и указать на истинного убийцу,– продолжил Кеннет Мейнард.
– Это ложь, а не доказательства, – вдруг ответил посол.
– Этот человек, ел и пил со мной из одной чаши, а теперь он возводит на меня понапраслину, пусть нас рассудит суд Божий, а мои люди после суда беспрепятственно уйдут из вашего королевства, они же не хотели убить короля, – продолжил посол.
Епископ Урхеля, знавший порядки востока не понаслышке, а так сказать непосредственно из первых рук, промолвил про себя,
– Умен, очень умен, не стал оскорбления посла доводить до войны, а перевёл все в личное дело,– ссору друзей.
Он случайно увидел лицо Элеоноры, без еденной кровинки и поспешил к ней. Взял её за руку, он был все-таки в сане, и ему можно было это сделать. И произнес,
–Не бойся, дитя моё, за ним победа, он говорит правду.
Король медлил, он не знал, как поступить, тут вмешалась королева мать Бланка Кастильская. Она знавшая, что такое,– честь витязя сказала.
–Пусть Бог им будет судия!
–Да будет так,– поспешил поддержать свою мать король.
Ни о каком спокойном течении устоявшейся придворной жизни после этой службы и речи быть не могло, даже повара – хлебопёки так увлеклись обсуждением этого случая, что хлеб оставленный без должного присмотра в печи пригорел, и король вынуждено довольствовался подгорелым хлебом, и еще неделю спустя.111 Лишь герольды, сосредоточенно снуя по коридорам замка, во весь голос обсуждали детали предыдущей схватки, вернее не детали, а приличествующие для подобного случая действия, – кому и сколько раз кланяться, и кому, какие обряды уместны во время суда божьего, а кому нет. Что может навредить королевской чести, а что нет? Кому надлежит разнимать участников суда? Ведь это не просто бойня – это суд, и без монаха не обойтись. Но монахи оружия не приемлют. Так, что тогда надлежит делать монаху на ристалище, и, что делать с самим монахом? Учитывая что герольдов было около двадцати, а замок все-таки не такой огромный, как Лувр, шум они производили изрядный, и даже ночь не остановили их рвения. В конце концов, весь этот геральдический шум так надоел королю, что король, пред сном, приказал, утром очисть внутренний двор замка для ристалища, а всех присутствующих обязал сидеть на балконах и вниз не спускаться. Повеление короля было объявлено герольдам, и тем ничего не оставалась, как разойтись по своим покоям, и молча готовиться к утренней уборке выделенной для божьего суда территории. Эля все это время простояла на коленях в покоях королевы матери, не выпуская из рук каролингского молитвенника и читая молитвы. Бланка Кастильская несколько раз подходила к ней и нежно гладила её по голове, давая тем самым понять, что и ей знакомы такие переживания.
Как ни странно, но утром вчерашней суеты уже не наблюдалось, сначала, как обычно служба, потом Божий суд. В общем, дело знакомое, все в той или иной манере были знакомы с поединками и знали правила их проведения. Повара чтобы не повторять вчерашней ошибки предусмотрительно начали готовить в основном варёные блюда, которые трудно было испортить нарушением температурного режима. Подгоревший хлеб всех заставлял морщиться и вредил их репутации. Гораздо спокойней было поставить девять горшков в печь, а самим смотреть на ристалище из окон кухни, которая находилась на первом этаже и предоставляла поварам, и немногим другим счастливчикам возможность все видеть. Подбросив печь несколько лишних поленьев, и предав горшки с супами и жидкими подливами Божьему провидению, повара прильнули к окнам. Увиденное их не разочаровало. Рыцарь в блестящих доспехах на прекрасном коне стоял на светлой стороне двора и принимал последние благословление. Его противник в невиданном ими ранее доспехе ярко синего цвета и прямым мечом стоял в тени угловой башни. Дождавшись окончания обряда благословления своего противника, он повернулся к нему. Рыцарь намеривавшийся пустить коня вскачь, увидя, что его противник пеш, резко потянул поводья на себя. Конь замотал головой и остановился. Герольды увидя заминку в ходе, казалось бы, обыденного действа, попытались спуститься на ристалище, но копейщики в исполнения вчерашнего повеления короля никого не пустили. В конце концов, старший герольд махнул рукой давая тем самым конному рыцарю разрешение на атаку пешего. Рыцарь опустил поводья и легко пришпорил коня. Животное, почувствовав относительную свободу сразу пошло вперёд. Но и посол тоже не стоял на месте, подняв меч на изготовку, он скорым шагом шел навстречу конному всаднику. Все присутствующие подумали, что сейчас рыцарь сомнёт посла, но тут случилось странное, посол, подняв свой щит на уровень глаз, немного убыстрил свой шаг, и, столкнувшись с конем, продолжил свой путь, а конь, запутавшись в своих ногах, упал на бок. Рыцарь, перед падением коня, едва успел правую ногу вытащить из стремени. Вставая, он; от злости ударил коня кулаком, вытащил меч и, развернувшись, стал готовиться к атаке на посла. Посол дошел до конца ристалища, так и не обернувшись на поверженного всадника. В конце ристалища он резко повернулся, затем зачем-то оставил щит у стены и, подняв меч, пошел в сторону рыцаря. Он поднимал меч только два раза, первый раз, когда отразил встречный удар рыцаря, второй раз, через шаг после. Его удар, по шлему рыцаря, был нанесен плашмя, но с такой силой, что рыцарь еще четыре долгих шага рубил своим мечом пустоту пред собой. Потом он опустился на колени, затем резко повалился на бок. Причем все было сделано послом, не снижая скорости шага. Как и первый раз, посол, не оборачиваясь, дошел до конца двора
