— Так вы уезжаете?
Я не сумела скрыть своего разочарования и поднялась. Сырой черный плащ Салаи соскользнул с моих плеч на стул.
— Разумеется, я вернусь, хотя пока точно не знаю когда. А Салаи остается здесь. Вы продолжите свое дело, как раньше, только теперь будете сообщать о содержании писем ему. А он потом все передаст мне.
— Но… что, если в город войдет Пьеро? Что мне тогда делать?
Леонардо на это лишь мягко улыбнулся.
— Если вернется Пьеро, вам тогда не о чем беспокоиться. Вы и ваше дитя будете в полной безопасности. А пока… Может статься, вы узнаете много того, что вам не понравится или даже возмутит вас. Поймите, что я о многом теперь умалчиваю, чтобы не подвергать лишней опасности вас… и тех, кто вам дорог.
— Если вам предстоит вернуться в Милан, — сказала я, — и, возможно, мы еще долго не увидимся… Я должна просить вас ответить на то письмо, которое так давно вам послала.
Он сразу понял, что я имею в виду, но не спешил с ответом.
— Убийца в Санта-Мария дель Фьоре, в день, когда погиб Джулиано, — подсказала я. — Тот, кто первым напал на него, а потом сумел убежать. Джулиано, мой муж, рассказал мне о нем. А еще он сказал, что вы говорили с Лоренцо об этом человеке. Что вы были в соборе, когда убили Джулиано-старшего.
— На нем была роба кающегося грешника, — отрывисто произнес Леонардо. — С капюшоном. Я не мог хорошо разглядеть его лицо.
— Но вы должны были хотя бы что-то заметить. Мой Джулиано рассказывал, что вы видели его. Что его дядя умер у вас на руках.
— Я… видел его лишь мельком. Все произошло более пятнадцати лет тому назад. Как я мог его запомнить?
— А я так не думаю. Вы отлично запомнили мое лицо, хотя видели его всего лишь раз, во дворце Медичи. И вы по памяти нарисовали прекрасный эскиз. Вы сами рассказывали мне, как запоминать лица: наверняка вы воспользовались тем же методом, чтобы не забыть лица убийцы. Вы повсюду носите с собой маленький альбомчик. Ни за что не поверю, что вы не сделали наброска его лица — по крайней мере, той части, которую успели разглядеть.
В коридоре послышались шаги, я обернулась и увидела, что в дверях стоит Салаи.
— Мадонне нельзя больше задерживаться. Тучи совсем почернели, скоро начнется ливень.
— Понятно, — сказал Леонардо и отпустил юношу кивком. Потом он взглянул на меня и набрал в легкие воздуха. — А теперь я должен с вами проститься.
Я отвечала, разозленная:
— Во время нашей первой встречи здесь вы сказали, что меня хочет видеть Пьеро. Мне очень сильно хотелось вам поверить, и я даже не заметила, что вы лжете. Но теперь я совершенно ясно вижу, что вы не говорите мне правды. На самом деле вы сделали тогда рисунок убийцы. И многие годы смотрите на него. Я имею право увидеть лицо человека, убившего моего отца. Почему вы не хотите показать мне его?
Лицо художника окаменело, он подождал, пока я договорю, и после долгой паузы спросил:
— А вы никогда не думали, мадонна, что вам лучше не знать некоторых вещей?
Я начала говорить, но сразу осеклась.
— Джулиано убили давно, — продолжил он. — Его брат Лоренцо умер. Всех Медичи изгнали из Флоренции. Убийца, если он до сих пор жив, наверняка долго не протянет. Какую пользу это нам принесет, если мы посвятим себя поискам одного человека? И что, по-вашему, мы должны делать, если все-таки найдем его?
И снова у меня не было ответа.
— Месть не служила ни одному благородному делу. Мы лишь разбередим старую рану, вызовем к жизни былую ненависть. Мы уже в ловушке обстоятельств, рожденных прошлыми ошибками. Остается только надеяться, что впредь не повторим их.
— И все же я имею право знать, — спокойно возразила я. — Я не хочу, чтобы мне лгали.
Он резко вскинул голову при этих словах.
— Я никогда не стану вам лгать. В этом можете быть уверены. Но если я сочту, что так будет лучше для вас, я все-таки скрою правду. Это мне будет нелегко. Не забывайте, вы мать наследника Медичи. Это огромная ноша. Вас с мальчиком нужно защищать. И я клянусь это сделать.
Я уставилась на него, пытаясь побороть гнев и в то же время отчаяние. И все же я доверяла ему так же безоговорочно, как мужчине, воспитавшему меня словно родную дочь.
— Вам пора идти, — тихо произнес он. — Возница не должен ничего заподозрить. К тому же начинается дождь.
Я кивнула, взяла со стула сырой плащ, накинула на плечи и снова повернулась к Леонардо.
— Мне не хочется прощаться на такой неприятной ноте.
— Ничего неприятного не произошло. Есть только добрая воля. — Он кивнул на портрет. — Я возьму его с собой и поработаю, если получится. Возможно, вам еще раз удастся попозировать мне.
— Обязательно. — Я шагнула вперед и протянула руку, его пожатие было теплым и крепким. — Берегите себя. Не болейте.
— И вам того же, мадонна Лиза. Я знаю, сейчас для вас настали трудные времена. Я могу лишь пообещать, что впереди вас ждет великое счастье.
В его голосе звучала уверенность, но я этим не утешилась. Теперь, когда моего Джулиано не было на белом свете, счастье для меня, как когда-то для моей мамы, оказалось похороненным в прошлом.
И снова Салаи завязал мне глаза черной тряпкой, и снова, как прежде, заткнул мне уши ватой. Он повел меня куда-то, держа за локоть. Я медленно прошла нетвердым шагом по короткому коридору, затем остановилась у большой деревянной двери или панели, которую открыли передо мной со скрипом и грохотом.
Мы спустились на один пролет — я по-прежнему ступала неуверенно, подобрав одной рукой длинные юбки, тяжелую накидку и полу плаща, подметавшего каменные ступени. Затем, как всегда, мы постояли немного — видимо, Салаи ожидал сигнала, что путь свободен. Получив сигнал, мы засеменили по гладкому полу.
А потом, впервые, мы замерли в дверях — я уверена в этом, потому что дождь немилосердно хлестал всего в нескольких дюймах от моего лица. Отдельные брызги, разносимые ветром, попадали мне на щеки. Раскаты грома прогремели так мощно, что земля содрогнулась у нас под ногами.
Салаи, стоявший рядом, вдруг напрягся и вцепился мне в руку повыше локтя.
— Бежим, — скомандовал он и потянул меня за собой.
Я побежала, как слепая, и задохнулась от ледяной воды, обрушившейся на меня сверху. Дождь лил как из ведра, попадая прямо мне в лицо, под капюшон. Я попыталась опустить его пониже, заслониться от воды, но повязка быстро промокла, и вода начала щипать глаза. Я поднесла к ним свободную руку.
В эту секунду мой каблук зацепился за обвисший край плаща. Я потеряла равновесие и упала, вырвавшись из цепкой хватки Салаи. Больно ударилась локтем и коленями, попыталась встать, оттолкнувшись ладонями от холодной, скользкой плиты. Вторую руку я подняла, чтобы вытереть глаза.
Промокшая повязка соскользнула и упала. Я уставилась в красивое молодое лицо Салаи, искаженное паникой.
Рядом стоял фургон, запряженной лошадью. А за спиной Салаи возвышались массивные стены огромного монастыря, который я сразу узнала. Салаи протянул ко мне руки, пытаясь как-то исправить положение, но было слишком поздно: я успела повернуть голову и оглядеть сквозь серый ливень площадь, раскинувшуюся вдали.
С другой стороны улицы на меня смотрела изящная колоннада сиротского приюта. А чуть левее, в отдалении, мой возница Клаудио спасался от дождя под арками галереи.
Мы с Салаи находились у северной стены церкви; Клаудио ждал меня у западной, выходившей на площадь.
Каждый раз, когда встречалась с Леонардо, я не покидала пределов церкви Пресвятой Аннунциаты.
LX
Мы с Салаи не обменялись ни словом: в грохочущем ливне все равно ничего бы не услышали. Он помог мне подняться и натянуть капюшон на голову. Мы вновь побежали, на этот раз обратно к монастырю, чтобы укрыться от дождя. Оказавшись, как мне показалось, в вестибюле, мы сумели отдышаться. Колени и левый локоть у меня саднили и наверняка были сильно разбиты, но серьезных травм я не получила.
Салаи даже не попытался вновь завязать мне глаза, а, наоборот, жестом показал, что можно вынуть вату из ушей. Мы стояли совсем близко, соприкасаясь телами, и он заговорил, наклонившись к моему уху:
— Теперь в вашей власти выдать всех нас. Подождите здесь. Никто не должен прийти. Если все-таки кто-то появится, не разговаривайте с ним — когда я вернусь, что-нибудь придумаю.
Я принялась ждать. Скоро вернулся Салаи и принес большое полотенце. Он помог мне скинуть промокший черный плащ, а затем смотрел, как я обсушиваюсь.
— Хорошо, — сказал он, когда я вернула ему полотенце. — А то меня беспокоило, как вы объясните вознице, где успели промокнуть.
— Совсем не обязательно рассказывать Леонардо о том, что я теперь знаю, где мы находимся, — сказала я.
Юноша фыркнул.
— Даже не надейтесь скрыть от него что-нибудь, монна. Он сразу почует ложь, причем так же верно, как мы чуем кровь, подходя к лавке мясника. Кроме того, мне надоело возить вас по всему городу. Идемте.
