- Тогда будущее покажет, - сказала Елена. Искушение с ходу пересказать своими словами одну умную вещь, вычитанную в неплохой книге, было крайне велико, но лекарка сдержалась. Слишком легко напутать за давностью лет и сказать что-нибудь не то.
- Да, пожалуй, - согласилась Гамилла.
И они еще немного посидели в молчании. Небо темнело и покрывалось рваными тучами, ветер крепчал, город погрузился во тьму.
- Я бы осталась с вами, - тихо выговорила арбалетчица. – С вами непросто… но интересно. Театр опять же. С этими новыми постановками наш флейтист станет известным, а при нем и я хорошо заработаю. Со временем хватит на зачарованный арбалет и… другое.
Елене понадобилась пара мгновений, чтобы понять, о ком так пренебрежительно, но в то же время с иронической беззлобностью отзывается собеседница.
- Но ты не останешься, - не спросила, а скорее утвердила Елена, фиксируя не сказанное, однако четко подразумевающееся.
- Не останусь, - кивнула «госпожа». – Не… с ним. А он для вас важнее.
Это да, печально рассудила Елена. Какой бы сволочью не был в прошлом искупитель с неприятным прозвищем, взятым ради епитимьи, Насильник полезен. Особенно в мире, который явно двигался к большому кризису, все быстрее и быстрее с каждым днем. Конечно, по-прежнему остается не проясненным вопрос с мотивацией, чьи указания выполняет копьеносец. Но с ним гораздо спокойнее, и отказываться от общества Насильника Елена не станет, как бы ни лежала душа к немногословной Гамилле.
Печально. А что поделать.
- Пойду, - сообщила арбалетчица. – Завтра непростой день.
- Ага, - односложно согласилась Елена и добавила. – До завтра.
Что за день, тоскливо подумала она, слушая, как хрустит наст под шагами Гамиллы.
Что за мудацкий день…
Но мяч завтра делать придется. Раньян будет в бешенстве, дай бретеру волю, он сунул бы мальчишку в обложенную ватой коробку. Но, в конце концов, да пошел он, рубака чертов. Если уж довелось делить крышу и дорогу с юным психопатом, надо хотя бы попробовать что-то исправить. А побыть скотиной еще успеется, это, к сожалению, всегда легко.
Глава 19
Глава 19
Вечернее солнце метнуло последние лучи сквозь облака, так что маяк и волнорез окрасились в желто-оранжевый цвет, прочая же округа сохранила все оттенки серого. Зимнее море тяжко поднимало свинцовые волны, раскачивая далекие шхуны рыболовов. Уже почти неделю не было штормов, и Курцио решил, что это добрый знак. Конечно, дом надежно защитил бы хозяина и гостью от буйства стихий, но… красота момента могла поблекнуть, пусть в неощутимой малости, но все же.
Благородная дама прибыла с очень маленькой свитой, не более десятка телохранителей и пара самых доверенных слуг. Курцио привык, что все члены этой фамилии прекрасно управляются с лошадьми, поэтому на мгновение растерялся, увидев карету, причем неброскую, лишенную даже герба, в такой вполне могла бы путешествовать богатая мещанка. Впрочем, поразмыслив, мужчина решил, что это говорит о предусмотрительности хозяйки – инкогнито прежде всего. Или о других, куда менее лицеприятных соображениях, например о потаенном стыде и нежелании афишировать визит к не слишком родовитому и славному дворянину. Впрочем, об этом островитянин предпочел не думать.
- Согласно нашей традиции вкушать зимой яства полагается на открытой веранде, в теплых шубах, чувствуя соленый ветер, наслаждаясь силой моря. Или на палубе корабля.
Курцио в галантном полупоклоне подал одну руку маркизе Вартенслебен, заложив за спину другую. В иных обстоятельствах жест мог бы показаться без малого подобострастным, однако здесь важную роль играла разница в происхождении, а также куртуазность мероприятия. Оставалось лишь надеяться, что Биэль достаточно образована и оценит многогранность действа. Судя по легчайшей улыбке, тронувшей губы маркизы, она поняла и оценила.
- Но я рассудил, что наши обычаи слишком далеки от принятых на континенте. Поэтому решил придерживаться скорее материкового устава.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Курцио выпрямился, держа Биэль за самые кончики пальцев, обтянутых паутинной перчаткой, столь тонкой, что ткань повторяла даже морщинки на коже. Во взгляде островитянина явственно читалось неприкрытое восхищение. Да, маркизу нельзя было назвать красоткой в обычном понимании, начиная с того, что женщина была брюнеткой, а подлинно «красивыми» при дворе считались лишь природные блондинки. Но при одном взгляде на старшую дочь Вартенслебена вся эта шелуха надуманных канонов забывалась. И Курцио порадовался, что приказал обувных дел мастеру поставить на туфли утолщенную подошву с высоким каблуком. Иначе пришлось бы глядеть на женщину глаза в глаза, вровень, а этого эмиссар терпеть не мог со времен бедной юности.
- Вы забываете, любезный друг, что я родилась и выросла в Малэрсиде, - ответила маркиза, склонив подбородок в легком поклоне. – Соленый ветер мне привычен с детства.
Курцио, разумеется, отметил, как Биэль поставила ударение на слове «друг», оставалось лишь правильным образом его истолковать. С другой стороны мужчина мог позволить себе роскошь вообще этого не делать, поскольку изначально собирался насладиться лишь обществом благородной дамы и приятной беседой. А когда не строишь далеко идущих планов, не в чем разочароваться. И…
И тем более приятен какой-нибудь интересный поворот событий, ежели он, в конце концов, происходит. Как говаривал отец: рассчитывай на малое, тогда неудача не принесет большого разочарования, а успех приятно удивит. И это, пожалуй, было единственное хорошее, что Курцио мог вспомнить о родителе.
- Дочь своего отца, - скрылся он за дежурным оборотом, ведя гостью через ярко освещенную анфиладу комнат. Обычно дом Курцио ночами стоял темный, как склеп, потому что временный хозяин или пропадал по делам, или работал, а шумные гуляния островитянин не любил и не устраивал, считая бессмысленной тратой денег. В этом Курцио расходился с герцогом, который точно так же презирал обжорство и празднества, но считал их недорогими вложениями в репутацию.
Ливрейный слуга ударил серебряным молоточком в серебряный же гонг, возвещая о начале скромного ужина, вернее, согласно этикету, позднего обеда. Сразу возникла небольшая заминка, выяснилось, что маркиза не пьет вина, вообще никакого. Однако в обширной кладовой нашлась бутыль сгущенного ежевичного сока, которая спасла положение.
- Я взял на себя смелость организовать перемены по собственному разумению, - предупредил Курцио, заправляя салфетку за ворот простого, но изящно пошитого кафтана.
Теперь мужчина был одет по усреднено-континентальной моде, без столичных изысков, в его платье отсутствовали даже намеки на что-либо островное. Вычурная прическа тоже пропала, и, чтобы не выглядеть по-дурацки с обритым на треть черепом, Курцио постригся, оставив короткий ежик волос под маленькой шапочкой. Ныне лишь тонкие ниточки выщипанных бровей напоминали о его происхождении.
- Что это за блюдо? – спросила маркиза, с интересом рассматривая нечто, похожее на вытянутую грушу розовато-телесного цвета в обвязке.
- Оригинальный деликатес Сальтолучарда. Такой вы не отведаете ни в Малэрсиде, ни здесь, в столице. В переводе он звучит как «морская свинья». Задний мускул со свиной ляжки засаливают на десять дней, затем промывают в особом вине, снова солят, теперь с редкими травами. Упаковывают в мочевой пузырь и обвязывают вручную. Дальше мясо должно выдерживаться не менее чем полгода в месте сухом, тенистом и хорошо проветриваемом. Только тогда свинина раскрывает свой подлинный вкус. Я обучил моего повара этому искусству, и он добился неплохих результатов.
- Любопытно.
Повар, явившийся специально ради этого момента, самолично отрезал несколько ломтиков. Он действовал ножом, который больше смахивал на бритву и резал столь же остро, пластинки пропускали свет, как просмоленная бумага.
- Большая часть нашей кухни, так или иначе, вышла из провианта, который запасали моряки, - пояснил гостеприимный хозяин. - Воду, зерно и другие плоды земли можно купить в разных местах, но мясо дорого и не хранится долго. Десятки поколений солили мясо и сало всевозможными ингредиентами и способами, добиваясь наилучших результатов. Некоторые рецепты со временем…
