Запутавшись в определениях, я с трудом заставил себя проглотить кусок колбасы... сделанной, может быть, из твоего же собрата, почти родственника — это говорил во мне внутренний голос моей лошадиной половины — и таким образом почувствовал себя человеком.
Мне помог хлеб, ароматный и душистый: он елся приятно и легко, помогая забить запах конины, и я еще подумал, что хлеб — это воистину святая еда и если что у нас пока осталось в жизни святого, так это именно хлеб.
Есть больше не хотелось, но я продолжал смотреть с грустью на мягкую густую травку и думать о том, как бы славно порезвился здесь мой Малыш... Вот тут уж еды ему хватило бы надолго, даже если есть вдоволь, от пуза.
Если бы удалось нам сохранить своих лошадей... Но я вспомнил сухую и безводную степь и согласился, что там мы их наверняка потеряли бы. Колдун был прав: мы ведь скакали три дня и три ночи, не испытывая ни голода, ни жажды и питаясь только своими — и лошадиными — внутренними запасами На конях бы мы столько не проехали.
И все же я опасался за влияние столь большой лошадиной составляющей на человеческий организм. И не беспочвенно.
СНОВА ВМЕСТЕ
Сэра Жеральда и Юниса я увидел стоящими на вершине холма и вожделенно глядящими на пасущихся внизу кобылиц. Я нагнал их вовремя: они собирались спуститься вниз и лишь спорили, как именно следует это сделать: быстро или медленно? Сэр Жеральд настаивал, что спускаться необходимо медленно, дабы не спугнуть кобылиц и сэкономить силы, а Юнис предлагал броситься сломя голову, чтобы застать кобылиц врасплох.
— А убежать они и сами не убегут, — уверял он.
Ситуация показалась мне анекдотически знакомой, но выручать друзей предстояло всерьез.
— Колбасу ели? — выпалил я вместо приветствия. Они дружно замотали головами:
— Нет. С души воротит. Фрукты только, овощи, трав... Лошади мы, и ничто лошадиное нам не чуждо!
— Поехали с нами, — предложил Юнис, широким жестом указывая на кобылиц, — ты смотри, сколько их! На всех хватит.
— А дракон? — напомнил я.
— Да ну его, этого дракона, — рассеянно проговорил Юнис, наблюдая за игривыми перемещениями кобылиц, которые, вне всякого сомнения, заметили нас, но, по врожденному женскому коварству и кокетству, не подавали никакого вида. Юнис и сэр Жеральд не замечали такой маленькой хитрости, но моя человеческая сущность вскрыла ее подчистую.
— Поехали, — снова предложил Юнис. — Ты смотри, какие красавицы!
— Прекратите! — сорвался я на визг. — Мы должны съесть лошадей, а не лошади — нас!
Я вспомнил о лекарственных свойствах колбасы и силой заставил их проглотить по куску, как они ни отбрыкивались. Юнис попробовал сблевать, но я зажал ему мор... рот рукой и держал так, пока он не сглотнул. Он глотал со слезами на глазах, и они светились неизбывной лошадиной печалью по ушедшим собратьям...
Сэр Жеральд съел свой кусок стоически, но переложенным двумя ломтями хлеба, на манер сэндвича и лишь немного морщился каждый раз, когда глотал — как будто у него болело горло.
После колбасы они, однако, несколько приободрились, и в глазах появилось осмысленное, выражение, хотя Юнис и сказал грустно:
— Есть больше нечего, переметные сумы пусты... А тут, как на грех, столько травки... Напутал что-то колдун: лошадей надо было оставить.
— А нам — исчезнуть? — воскликнул я, ловя его на логическом противоречии.
— Нет, но я в смысле еды... — начал оправдываться Юнис.
— Ешь себя! — грубо прервал я его. — Ты что, не понимаешь? Мы должны отбросить копыта! Как только отбросим — снова станем настоящими людьми. Или ты уже забыл принцессу? — напомнил я ему.
— Помню, — печально произнес Юнис. — И кобылку ее белую тоже помню...
Он замолчал, а я подумал о том, как колдуну удалось положить колбасу с хлебом так, что поместил он их в суму последними — после овощей и фруктов, — то есть, вроде бы, сверху, а взяли мы их тоже последними, то есть практически с самого дна сумы? Не иначе как колдовством... А потом вспомнил, что IBM-овский стек как раз и подразумевает именно такой принцип: последним положишь — последним возьмешь.
Снова мы были вместе. Но теперешний наш внешний вид мало способствовал контактам с местным населением, разве что у них кентавры используются в домашнем хозяйстве, но тогда нас могли ожидать иные трудности. В любом случае я тихо радовался, что у нас есть дракомпас. Хороши бы мы были, если бы принялись обходить все таверны и постоялые дворы в нашем нынешнем виде и расспрашивать о пролетевшем драконе. Я, конечно, не знаю, как бы отнеслись к появлению кентавра у стойки бара, но могу предположить. Вы хоть раз видели, чтобы кентавры пили виски без содовой? Да и сиденья в подобного рода забегаловках мало приспособлены для лошадиного крупа, а значит — долго не засидишься.
Вообще говоря, быть компьютерным героем не так уж и плохо: появляются свои положительные стороны, например, нет необходимости бриться — вторую неделю мы ездим, а бриться ни разу не приходилось; и это несмотря на то, что в городах нам часто встречались вывески парикмахерских. Просто Вика забыла учесть этот немаловажный элемент мужского быта, за что её, в общем, можно даже поблагодарить. Она, верно, поступала по своей присказке: лучше один раз родить, чем каждый день бриться. Вот и удружила. Ну спасибо — теперь уже «спасибо» без иронии. Хотя в случае крайней необходимости мы могли бы и побриться: мечи наши были острее бритвы и, используя их не по прямому назначению, а как в старинной песне: «солдаты шилом бреются, солдаты дымом греются...» К тому же, у кавалеристов — гусар, драгунов, казаков — всегда особым шиком считалось бриться шашкой...
Да, и в туалет нам ходить не приходилось. Я, правда, регулярно после еды пытался проявить самостоятельность и имитировать известные процессы, но дальше имитации дело не шло... хотя я и не могу, опять-таки, поручиться на все сто процентов, что мои действия были именно моими действиями, а не Викиными издевательствами. И довести до конца которые я не мог лишь по причине того, что ни в одной компьютерной игре она содрать нужный файл не могла, а сама написать поленилась, или не сочла необходимым. Но это, повторю, лишь мои домыслы.
А ведь есть-то мы ели нормально, и пили тоже — дай Бог! Вот я и думаю: и куда оно все девалось? Или если еда — это наслаждение вкусом, то обратный процесс не стимулируется столь ярким чувством удовлетворения и потому выпадает полностью? Но тут я могу и возразить: каждый любитель пива помнит, что наслаждение вкусом с наслаждением освобождения сравнить можно, а иногда последнее и перебивает первое по силе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
