Сегодня охрана ждала очередного представления. Ведь вчера их Щеголь, как звали охранники своего начальника, опять крупно проиграл командиру танкового батальона майору Беккеру в карты. А значит, представление будет.
И вот охранники и лагерные полицейские из числа изменников Родины носились между двухъярусными нарами и пинками, хлесткими ударами свинцовых нагаек и шомполами поднимали на ноги больных, всевозможных калек и обессиленных от голода людей. В блоках то там, то здесь полицейские орали:
— Все на построение!
Тут же кто-то из солдат охраны громко кричал:
— Все на представление!
Затем раздавался дружный солдатский смех. Охранники уже веселились в предчувствии представления. Они были уверены, что сегодня герр фон Шмитке порадует их чем-нибудь необыкновенным.
Повышенное возбуждение охранников сразу передалось военнопленным. Бряцая деревянными колодками по бетонному полу, они спешили быстрее проскочить через двери блоков на улицу. Здесь у дверей их ждали псы-полицейские с налитыми кровью глазами. Они хлестали направо и налево по спинам военнопленных нагайками и шомполами, а те, защищая лицо и голову руками, словно спринтеры, пробегали это проклятое место. Больше всех доставалось больным и калекам, которые еле-еле двигались, да и то при поддержке товарищей. На этих бедолагах вымещали всю свою злобу за потерянные привилегии бывшие кулаки, лавочники, торговцы и прочие антисоветские элементы. Они увидели в фашистской Германии силу, которая могла осуществить их мечту: ликвидировать Советскую власть и помочь им стать хозяевами пусть маленького, но своего дела. Поэтому каждый из этих иуд из кожи лез, чтобы выслужиться перед лагерным начальством. Обрушивая на головы больных и калек удары нагаек и шомполов, они с ненавистью кричали:
— Бы-ы-стрей, сво-о-лочи красно-о-кожие!
И вот шесть колонн, каждая от 200 до 250 человек, во главе с немцем-воспитателем и пятью полицейскими, замерли в ожидании выхода самого фон Шмитке. Глаза охранников, полицейских и военнопленных были направлены на двухэтажный дом, в котором находилась резиденция начальника лагеря. Ждать пришлось совсем недолго. Хлопнула дверь, и на улицу выкатился, переваливаясь с ноги на ногу, кривоногий телохранитель фон Шмитке фельдфебель Рунге. Он стоял, словно бык, на своих мощных ногах и исподлобья оглядывал притихшую площадь. Этого неимоверно широкоплечего, обладавшего огромной физической силой гитлеровца боялись даже некоторые офицеры в лагере. Они боялись его за необыкновенную исполнительность, жестокость и привязанность к начальнику лагеря. Однажды на вечеринке изрядно подвыпивший фон Шмитке разошелся так, что предложил своему извечному противнику по картам и спорам начальнику Любаньского отделения службы полиции и безопасности СД гауптштурмфюреру СС Шираку пари: его любимец, его верный телохранитель одним ударом кулака может убить любого военнопленного из лагеря. Он ставил тысячу марок против десяти бутылок французского коньяка, привезенного недавно Шираком из Парижа.
Офицеры подсмеивались над Щеголем, а он расходился все больше. Он предложил сейчас же, ночью, отправиться в лагерь. Скуповатый Ширак колебался, но предложение все-таки принял: ведь тысяча марок есть тысяча марок, решил он. Правда, гауптштурмфюрер СС долго торговался в отношении количества бутылок, и вот они сошлись на семи бутылках коньяка, при этом договорились, что жертву для Рунге Ширак выберет в лагере сам.
Темной ночью группа подвыпивших немецких офицеров появилась в блоке № 3. Лагерные полицейские быстро подняли с нар военнопленных, и под шутки и смех офицеры 11 риступили к выбору жертвы для фельдфебеля. Однако Шираку пока ни один из них не подходил. С отвращением он отходил то от одного, то от другого военнопленного. Наконец в самом углу барака гауптштурмфюрер СС обратил внимание на среднего роста, плотного, черноволосого, совсем еще молодого симпатичного военнопленного. Он пощупал тому руки и шею, потрогал грудь, а затем через переводчика из военнопленных узнал, что танкист Николай Гришин, лагерный номер 1274, в плен попал всего лишь две недели тому назад. Ширак решил, что за такой срок у этого когда-то, по всем данным, очень крепкого парня не выбили еще до конца силы. Да крепче него он вряд ли сможет найти в этой молотилке смерти, где за несколько недель люди превращались в скелеты. И Ширак приказал полицейскому доставить 1274-го номера к резиденции начальника лагеря.
На освещенной прожекторами площади прохаживались фон Шмитке и врач медчасти лагеря гауптман Кюрц, который должен был засвидетельствовать смерть военнопленного. В том, что он выиграет пари, фон Шмитке не сомневался ни минуты. Он знал силу своего телохранителя, который уже не раз испытывал ее на военнопленных. Вскоре к ним из третьего блока подошли офицеры во главе с Шираком. Рунге пока не было. Кто-то из офицеров решил, что пари не состоится. Фон Шмитке тут же ответил, что он послал телохранителя переодеться в спортивный костюм.
Вот подошел и военнопленный в сопровождении лагерного полицейского. Фон Шмитке долго рассматривал выбранную жертву, а затем пробурчал что-то себе под нос и показал Шираку большой палец: он одобрил его выбор.
А танкист Гришин, лагерный номер 1274, стоял и никак не мог понять, зачем притащили его среди ночи на площадь пьяные офицеры. В его голове проносились сотни разных мыслей, но он так и не догадался, чем было вызвано к нему такое повышенное внимание веселящихся на площади гитлеровцев.
Наконец из двухэтажного дома важно вышел в легком тренировочном костюме Рунге. С длинными руками, кривыми ногами и неимоверно широкими плечами, фельдфебель походил на огромную обезьяну. Среди офицеров раздался смех и иронично-восторженные возгласы. Однако он не обращал на них никакого внимания. Весь его важный и напыщенный вид говорил, что сегодня он избран своим хозяином для особой роли. Переваливаясь с ноги на ногу, Рунге подбежал к военнопленному, удивленно смотревшему на этого горилдообразного человека. В напряженном сознании Гришина блеснула мысль: сейчас с ним должно что-то произойти. А Рунге похлопал того по щеке, затем тихо ударил кулаком в его грудь и начал подпрыгивать и усиленно размахивать руками. Он разогревался, чтобы с честью выполнить приказ своего шефа: убить этого красного, врага фюрера и Рейха, одним ударом кулака. Он выиграет семь бутылок коньяка обер-лейтенанту фон Шмитке, иначе быть ему на передовой.
Фон Шмитке надоело уже смотреть на кривляния его телохранителя. Он взмахнул рукой, давая тому сигнал, что пора приступать к делу. Рунге принял боксерскую стойку, помолотил в воздухе своими кулаками-кувалдами, а затем яростно бросился на военнопленного. Он вложил в удар всю свою огромную силу. Не ожидавший такого поворота событий, Гришин не смог увернуться, и удар пришелся прямо в переносицу. Послышался хруст раздробленных костей, военнопленный вскрикнул и, обливаясь кровью, рухнул на землю. Тут же раздался восхищенный возглас офицеров. Доктор Кюрц подошел к фельдфебелю, удивленно потрогал его бицепсы, а затем пожал ему руку. Потом он наклонился над военнопленным: поискал пульс на виске, посмотрел на его неподвижные зрачки и констатировал смерть. Довольный фон Шмитке промолвил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
