об этом пожалел, заметив, как смутилась и покраснела Илька.
Вёлунд о чём-то разговорился с Эгилем, но парень слушал их вполуха. Пока Илька ела, Ситрик рассказал ей о травах и о духе водопада. Нойта кивала, слушая его.
– Ты же умеешь играть на тальхарпе? – уточнила она.
– Вроде бы, – пробормотал Ситрик. Он сам уже и не помнил, что рассказал Ильке тогда у очага её дома, а что решил утаить. Спрятать, как прежде прятал Холь, превращая правду в ложь.
– Может, отвлечёшь его своей игрой, а я нарву трав, пока он будет с тобой? – предложила Илька.
Ситрик хмыкнул и, дождавшись, когда беседа меж Эгилем и Вёлундом затихнет, спросил у первого:
– Могу ли я взять твой инструмент, чтобы прийти с ним к нёккену?
– В коробе – конечно, – охотно ответил Эгиль. – Только не давай её духу. Пусть свою берёт.
– Хорошо, – согласился Ситрик.
– Говорил же, ему лиру подавай, – снова прыснул музыкант, подмигивая Вёлунду, и кузнец невесело усмехнулся, посмотрев на лежащий на столе топор.
Парня прошиб пот. Он запоздало понял, что мог обидеть творца тем, что пытался отказаться от столь дорогого дара.
– Холь никогда не дорожил вещами, но только не оружием, – вдруг протянул кузнец. Глаза его потемнели, точно в горниле погасло пламя. – Он и людей ни во что не ставил, но не тебя, малец. Береги этот топор, как Холь берёг тебя.
– Спасибо, – прошептал Ситрик.
– А ты, – рыкнул он и обратил свой чёрный взор на Ильку, – смотри не порежься своим ножом, нойта, когда по весне будешь срезать с рамы Зелёный покров.
Илька застыла с недонесённой до рта ложкой и медленно вернула её на место. Она уставилась в стол перед собой, не смея поднять глаза на Вёлунда. Ресницы её трепетали.
– Господин, ты можешь вытащить из него душу серпа? – негромко произнесла Илька дрогнувшим голоском.
– Нет, мы не в мире мёртвых, – ответил кузнец. – Лишь рука мертвеца вытянет её из лезвия. Я пока ещё не мертвец.
Девушка поблагодарила Вёлунда за ответ и поджала губы, тяжело вздохнув.
– Я бы мог отнести его цвергам, – продолжил он. – Ведь я и сам вскоре отправляюсь в их чертог. Они искусные мастера и смогли бы придумать, как лишить лезвие второй души. Но нож тебе ещё понадобится для Зелёного покрова… Всё же не стоило тебе брать серп, нойта.
В зале настала неприятная тишина. Вёлунд говорил громко и раздражённо, и в воздухе после его речей повис прозрачный дым, который Ситрик ощущал, пусть и не видел. Кузнец первым встал из-за стола и, хромая, ушёл. Эгиль поднялся следом, допив своё пиво, но обещал вернуться, прихватив с собой тальхарпу. Илька и Ситрик остались одни.
Девушка отодвинула от себя миску с недоеденной кашей и спрятала лицо в ладонях, гулко уперев локти в столешницу. Тонкие волосы её взвились лёгким облаком и снова упали на плечи. Ситрик хотел узнать, что не так с её ножом, но стеснялся спросить.
Вскоре вернулся Эгиль, неся на плече берестяной короб с инструментом. Он выудил тальхарпу и, подкручивая колки, принялся настраивать её, касаясь смычком струн. Илька вздрогнула от внезапного звука и наконец оторвала ладони от лица, и Ситрик увидел, что она была готова расплакаться, но держала в себе слёзы. Он робко коснулся её кисти тыльной стороной ладони, боясь, что этот жест может оскорбить её, но девушка неожиданно поймала его руку и стиснула пальцы. Грудь её тяжело дышала – она пыталась успокоиться. Ситрик не стал убирать руки.
Настроив инструмент, Эгиль довольно хмыкнул и, переведя дух, заиграл. Тальхарпа его звучала иначе под крышей. Музыке Эгиля было тесно, и она летела в раскрытую дверь, оглушительно стукаясь о стены. Звук шипел и звенел, как водопад. В кратких промежутках, когда гул одной струны ещё не закончился, но следующая струна ещё не зазвучала, сердце замирало и ток останавливался, будто ручей хотел повернуть воды вспять, бросив капли обратно на вершину водопада.
Эгиль жмурился, слушая голос музыки и наслаждаясь тончайшими движениями смычка, направляемого его рукой. Лицо его, как всегда, когда он играл, было торжественно и печально.
Неожиданно музыка оборвалась, точно разрубленная мечом. Эгиль нахмурился.
– Я сыграл это духу водопада, – произнёс он. – И ему не понравилось.
– Он ничего не сыграл для тебя в ответ? – спросил Ситрик.
– Нет. Я разозлился и ушёл.
– Ох, боюсь, что моя игра его только напугает, – пробормотал парень. – А ты сам не просил его научить тебя играть?
– Нет. Я хочу переиграть его сам.
Эгиль недовольно потряс бородой и спрятал инструмент обратно в короб, положив тот на стол.
– Бери, – сказал он. – Я провожу вас до тропы через лес, а дальше вы дойдёте сами. Он сразу не выйдет, как бы ты ни играл. В первый день, когда я пришёл играть у водопада, я лишь настраивал инструмент, а нёккен смотрел на меня из воды, как лягушка. На второй – я уже играл, и он сел рядом со мной на камень. Я играл весь день, не чувствуя времени, а он всё слушал и слушал. Я видел, что ему нравится моя музыка. А потом…
Эгиль яростно шлёпнул ладонью по столешнице. Ситрик усмехнулся.
– Ах да, и возьми для него со стола угощение или пиво, иначе он вовсе не явится.
Путь до водопада оказался недолгим. Когда впереди показалась каменная гряда, покрытая ярким мхом, Эгиль остановился и, не прощаясь, но пожелав удачи, повернул назад. Бурный водопад стекал по потрескавшейся скале, точно тающий лёд и священное молоко, а после бежал по напитанной влагой земле, обернувшись стремительным ручьём. Кругом пестрели жёлтые цветы лютиков и гусиной лапчатки, рассыпанные по траве яркими бусинками. Ситрик шагнул к скале, но Илька осталась позади, в тени деревьев. Он обернулся, глазами спрашивая, почему она не пойдёт с ним дальше.
– Я же красть пришла, – тихо ответила Илька с грустной усмешкой. – Мне лучше не показываться ему на глаза.
– Брось, – так же еле слышимым шёпотом сказал Ситрик. – Пойдём. Он наверняка уже учуял, что я не один.
В глазах её, сверкавших зеленью молодых ивовых побегов, парень увидел недоверие и страх, но он снова позвал её, и нойта согласилась. Ситрик невольно подумал о том, что здесь, в буйной зелени Альвхейма, глаза Ильки были необыкновенно яркими. Прежде он никогда не видел таких глаз.
Ситрик сел на камень, оставив у воды кружку, наполненную пивом. Илька опустилась рядом. Она разулась и погрузила ноги в покрытую росой траву. Всё тело её было напряжено, и она походила на струну – тронь смычком, и закричит.
Устроив
