– Что за мысль?
– Ты же знаешь, мне давно хочется съездить с вами в Кармел. Познакомить с отцом.
Я знала. Тринадцать лет он, как мог, избегал этого, а я не настаивала, потому что на Западе, в Сан-Франциско, жил Дэвид. Я знала, что Уолтер несколько раз бывал в Лос-Анджелесе по делам фирмы; однажды сказал, что, возможно, заедет к отцу. Я тогда спросила, не хочет ли он, чтобы я поехала с ним. «Пожалуй, лучше не надо, – от волнения он вел себя глупо и понимал это, – по-моему, сейчас не самый подходящий момент. Я хочу сказать, когда-нибудь мы поедем все вместе, возьмем Андреа – чтобы все как положено». Я не собиралась отвечать, но, должно быть, не сумела скрыть удивления, и он добавил: «Да и вообще, вряд ли я туда поеду. Брякнул, не подумав».
И потом мы еще восемь лет не вспоминали об его отце, если не считать, что каждый год в октябре Уолтер просил меня поздравить отца с днем рождения.
– Знаю, – ответила я. – Но почему именно сейчас?
– Ему восемьдесят восемь. – Будто год назад ему было намного меньше. – Вряд ли он долго протянет.
Тут мне нечего было возразить. Но у меня сложилось какое-то неосознанное предубеждение против поездки, страх нарушить хрупкое равновесие, не так давно установившееся между нами, и опасение разминуться с Дэвидом, если он надумает приехать в Нью-Йорк.
– Надолго?
– Я хотел взять отпуск. Примерно на месяц. Совсем не обязательно все время жить у него. Мы могли бы долететь до Лос-Анджелеса, взять напрокат машину и не торопясь поехать в Кармел, может, по дороге остановились бы на пару дней в Санта-Барбаре. Вдоль побережья удивительно красивая дорога… А потом пожили бы в Сан-Франциско или поехали бы в горы.
– А дети? – с сомнением спросила я. – Им будет тяжело путешествовать в машине.
– Я же не настаиваю, чтобы все было именно так, Руфь. Решим по ходу дела.
Сама покладистость. Ни намека на тихую враждебность: мол, стоит ему о чем-то помечтать, как мне обязательно надо все испортить. Да и я не испытывала ни раздражения, ни злости. С тех пор как возобновился мой роман с Дэвидом, я стала намного спокойнее и отношения с Уолтером заметно улучшились.
Я улыбнулась:
– Что ж, неплохая идея.
– Правда? – с неожиданной тревогой спросил он. – Может, ты просто хочешь сделать мне приятное?
– Нет, в самом деле.
Он поцеловал меня в лоб, нежно улыбнулся:
– Прекрасно. Я рад. Буду с нетерпением ждать отпуска. Хочу наконец похвастать тобой и детьми.
– Я думала, это касается только детей, – не удержалась я. Он не стал отрицать, задумчиво посмотрел на меня и ответил:
– Раньше – да. Теперь многое изменилось.
Я пыталась угадать, что за этим кроется.
– Прежде всего изменилась ты сама. Не знаю, понимаешь ли ты, что я имею в виду.
– Наверное, все дело в детях. – Я была немного озадачена.
– Нет, это произошло совсем недавно.
Мне хотелось спросить, когда именно, но я знала, что он ответит.
– Не буду спорить, раз перемена к лучшему.
– Вне всякого сомнения, – подтвердил Уолтер.
По существу, он дал мне понять, что ему не хотелось привозить к отцу жену, которая его презирала. Рождение детей отдалило меня от Уолтера, и роман с Дэвидом увеличил этот разрыв, но именно благодаря Дэвиду я научилась быть снисходительной. Ведь мы спорим лишь тогда, когда зависим от того, кого стремимся убедить. С возвращением Дэвида Уолтер перестал быть объектом моего постоянного недовольства и отодвинулся куда-то на задний план. И это явно пошло нам обоим на пользу.
Иногда мы спали вместе. Даже супружеские обязанности для меня стали менее обременительны. Мне больше не нужно было представлять себе, что он – Дэвид. Да их и невозможно было спутать, Уолтер вел себя в постели как маленький мальчик, который слишком робок и не решается взять обещанную награду. Даже его сухощавое тело было скорее телом подростка, а не мужчины. А большое, сильное тело Дэвида подчиняло меня властно, почти грубо, и мы оба целиком отдавались охватывавшей нас страсти.
Итак, я начала улыбаться Уолтеру. И перестала спорить с ним по пустякам. Мне не хотелось больше доводить его и себя до исступления, чтобы создать иллюзию жизни. Я не уходила из дома по вечерам, кроме тех дней, когда приезжал Дэвид. Я не предъявляла Уолтеру претензий и не изводила себя мыслями о будущем: мне вполне хватало настоящего.
И тогда Уолтер захотел познакомить меня с отцом. Рудольф Штамм мне не понравился. Я удивилась этому и поняла, что была к Уолтеру более несправедлива, чем привыкла думать. Я ожидала, что старик понравится мне хотя бы из-за своего презрения к сыну, о котором я догадывалась: Уолтер кое-что рассказывал мне, но еще больше скрывал. Мне казалось, пренебрежение к Уолтеру должно сблизить нас со старым Штаммом. Но оно лишь оттолкнуло меня от старика: я относилась к Уолтеру уже намного мягче.
Дом стоял на скале и словно нависал над океаном. Современный. Надежный. Поблизости не было других домов, и это придавало ему надменный вид властелина. Красное дерево и стекло. Снаружи он выглядел вполне обычным, и, пожалуй, только фонтан у дорожки отлитая из белого чугуна фигура мальчика, плюющего в бассейн с золотыми рыбками, – мог дать представление о безумном разгуле фантазии, царившем внутри.
Накануне вечером мы позвонили и предупредили о своем приезде. После путешествия по замечательно красивой, но полной опасных поворотов дороге у меня от усталости разболелась голова. Дети тоже утомились. Сьюзен в дороге спала и явно еще не проснулась, хотя самостоятельно выкарабкалась из машины и протопала к дому. Уолтер позвонил. Дверь открыла женщина – крупная, седая и страшно неприветливая, хотя она и сообщила, что рада нас видеть. Ее звали Ванда, она начала служить у мистера Штамма еще в Нью-Йорке, за несколько лет до смерти его второй жены. Уолтер поздоровался с ней как со старой знакомой, но она его, по-моему, не узнала. Она попросила нас не шуметь, потому что Он спит; но когда мы вошли в гостиную, старик пытался выбраться из гамака, подвешенного у стеклянной стены с видом на океан.
Он выглядел значительно моложе своих лет, хотя я так и не сказала ему об этом: не захотелось делать ему приятное. Совершенно белые волосы, неестественно загорелое лицо в сетке морщин, прекрасная осанка, бодрый молодой голос. Казалось бы, Уолтер должен выглядеть юношей по сравнению с ним; но именно рядом с отцом стало заметно, что ему уже за пятьдесят.
– Рад тебя видеть, мой мальчик, – сказал отец Уолтеру и повернулся ко мне с ослепительной улыбкой на бронзовом лице. – А это, значит, твоя милая жена. Что ж, должен признать, вкус моего сына с годами улучшился. – Мне показалось, он собирается меня поцеловать; я инстинктивно протянула ему руку, он пожал ее. – Как доехали?
