О н а. Сочувствую, но помочь не могу.
О н. Встретимся нынче? Не обязательно кино, лишь бы темно было.
О н а. Как плоско и грубо. Сказываются недостатки воспитания. А вроде бы симпатичный и не старый, не зачерствевший еще мужчина. Как жалко!
О н. Извини. И на старуху бывает проруха. Встретимся?
О н а. Мой генерал собирает у себя сослуживцев обмыть красные штаны. Маленький междусобойчик.
О н. Жаль. А ты почему на свои не нашьешь лампасы, денег не хватает?
О н а. После мая.
О н. Счастливого праздника, Ваше Превосходительство.
О н а. Взаимно. Ты можешь позвонить мне завтра домой. Лучше утром, когда генерал будет на демонстрации.
Ш е ф. Итак, товарищи, надеюсь, теперь вам все ясно. Можете отдыхать и готовиться к празднику.
Заседание 4 маяШ е ф. Товарищи! Я надеюсь, вы хорошо отдохнули за время праздников, и мы можем приступить к решению очередных вопросов. На повестке дня у нас…
О н. Счастлив видеть вас рядом, Ваше Превосходительство. У вас красивое обмундирование.
О н а. По Сеньке шапка. Соскучился?
О н. Не скрываю. Когда? Где? Предпочтительней квартира.
О н а. Ты все очень быстро хочешь. Ты должен войти в сердце женщины, завоевать ее.
О н. Да? Странно. Я-то думал, что уж давно живу в сердце и воевать незачем. Ведь это противно всей нашей жизни, всей нашей миролюбивой политике.
О н а. Ты мне политику не клей.
О н. Чем же я тебе плох, что ты в сердце меня не пускаешь?
О н а. Я тебя впускаю, но постепенно, исподволь.
О н. И где же я сейчас нахожусь — на крыльце или уже в прихожей?
О н а. Вероятно, в прихожей, у самой двери в горницу. Ты ведь добрый человек, ты не будешь туда врываться, правда?
О н. Правда. Я стучу: «Разрешите войти!»
О н а. Меня нет дома, приходи в другой раз.
О н. Сколько же раз мне приходить?
О н а. Не знаю. Тут мне что-то нужно уяснить, понять.
О н. Ты тоже меня пойми. Ведь после того, как я войду в сердце, мне там надо оглядеться, обжиться, привыкнуть. Золотое время теряем.
О н а. А мне, прежде чем тебя впустить, разве не нужно позаботиться о том, как достойно тебя принять?
О н. У тебя там, должно быть, не прибрано, вот ты меня и не пускаешь. Сколько времени тебе надо на уборку?
О н а. У меня там порядок и тишина. Даже генерала нет. Но прежде чем приглашать гостя, надо подготовиться.
О н. Я не в гости прошусь, а на жительство.
О н а. Тем более.
О н. Ты пользуешься моей добротой и шутейностью, чтобы уйти от окончательного решения.
О н а. Не форсируй события. Э т о должно полностью созреть во мне, расцвести, и когда появятся плоды, они — твои. Вернее, наши.
О н. А всходы сейчас хоть появились?
О н а. Какой ты, ей-богу! Я уж запах тех цветов чувствую, завязь плодов…
Ш е ф. …а некоторые из присутствующих товарищей, вместо того чтобы внимательно слушать докладчика и участвовать, таким образом, в обсуждении стоящих перед нами проблем, пишут друг другу легкомысленные записочки.
О н а. Не пугайся, это о соседях. Видишь, он держит голубую бумагу.
Ш е ф (читает голубую бумагу). «Когда же я дождусь, дорогая, Вашего окончательного расположения? У меня нет больше сил!» Вы слышите, у него нет больше сил! А вот ниже игривый ответ, написанный будто специально для того, чтобы посмеяться над руководством учреждения. «Только тогда, милый, когда предприятия нашего треста будут не только выполнять, но и перевыполнять плановые задания и принятые на себя социалистические обязательства!» Поняли? Тонкая ирония над современностью. Ну ничего, мы узнаем авторов этой лирики и примем соответствующие меры…
О н. Послушай-ка, а они ведь старики.
О н а. Любви все возрасты покорны. Ее порывы благотворны. Это опять классика.
О н. Так где же? Когда? У меня в самом деле нет сил ждать.
О н а. Завтра в шесть тридцать у метро. Листки порви, а то попадемся, как эти… До встречи!
Ш е ф. Все, товарищи, вы свободны. Спасибо за внимание.
1972 г.
ЖИЛ-БЫЛ КУРЫЛЬ-МУРЫЛЬ
I
Если бы не досадный тот случай с пушкой, я, пожалуй, никогда бы его больше не встретил. Не потому, что я избегал этой встречи, — напротив, я часто видел его в воображении, любил вспоминать те далекие годы, но очень уж давно разошлись наши дороги. К тому же возрастная разница большая — как две эпохи.
Мы тогда возвращались с окружных тактических учений, где наша батарея отличилась, заняв второе место по стрельбе с закрытых позиций, и проезжали мимо зеленой подгорной деревушки. На крутом подъеме у нашего тягача неожиданно отскочил прицепной затвор. Тяжелая пушка, оказавшись на свободе, покатилась назад, сбила два дорожных ограничительных столбика и загремела, кувыркаясь, под откос. В туче поднятой пыли я не сразу разглядел, что внизу она встала на колеса и ударилась прямо в какое-то строение. Впрочем, если бы и разглядел, разве ее остановишь… Заряжающий заметил тот миг, когда она оторвалась, и крикнул, но мы не успели даже попрыгать за борт тягача — глядели все эти несколько секунд, как под гипнозом, а она кувыркалась.
Когда вместе с солдатами я сбежал вниз, пушка уже врезалась в саманную крестьянскую баню. Одна стена бани, на которую пришелся первый удар, почти вся развалилась, потолок обрушился прямо на пушку, так что был виден лишь хвостовик станины, да из противоположной уцелевшей стены далеко торчал орудийный ствол. Я осмотрел его — вроде не погнут, краска только местами сошла — и сказал ребятам, чтобы убрали обломки стен и кровли.
Вот тебе и лучшая батарея в округе!.. Пушку, если даже она не пострадала, надо после такой аварии везти на осмотр орудийным мастерам, а самому готовиться на «губу». Виноват, конечно, водитель; его обязанность следить за исправностью своего тягача, но я командир расчета, должен отвечать и за водителя, и за тягач, и за пушку. Обоих упекут. Вон и длинновязый взводный бежит, как Росинант, прямо по картошке, сейчас орать начнет.
Надо же так случиться! Хорошо, баня встретилась, и, по счастью, пустая баня, а если бы люди, если бы в дом ударилась… Впрочем, отсюда до деревни не меньше сотни метров, земля в огородах мягкая, не доедет.
— Любуетесь? — закричал старший лейтенант, подбегая. — Изуродовали пушку и любуетесь, да?
— Баню, — сказал я. — Пушка вроде в порядке.
— Вроде! Бог войны, отличник боевой и политической подготовки! Вы что, расположение своего полка забыли? Ах да, вы еще наступаете, вы развернули орудие, чтобы сокрушить населенный пункт противника! Ах, какая тактическая смелость — с марша в наступление!..
Видно, в это время, когда кипел взводный, досадуя, что по нашей дурости им с комбатом дадут разгон за потерю одной пушки на марше, и подошел хозяин бани, бородатый старичок, худой и босоногий, как мальчишка. Он не мог прийти ни раньше, ни позже, потому что, когда мы освободили пушку от обломков и мусора и я оглянулся на старшего лейтенанта, старик уже стоял рядом с ним и наблюдал, как мы доламываем баню, вытаскивая свое сокровище.
— Поедете в объезд, — приказал старший лейтенант. — Тягач спустите сюда проселочной дорогой, прицеп подстрахуйте тросом и с ходу в артмастерскую. Ясно?
— Так точно, — сказал я. — А как быть с баней?
И тут засмеялся старик. Звонко рассмеялся, знакомо, но я опять его не узнал, только насторожился, пытаясь вспомнить, где слышал это смех и когда.
— Не с баней, а без бани, — сказал старик смеясь. — Какая же это баня?!
— Запишите фамилию и название деревни. — Взводный кивнул, как жираф, сверху на старика. — И не задерживайтесь. До свиданья, дедушка, материальный ущерб мы возместим, не беспокойтесь.
— Постой! — Старик придержал взводного за карман брюк. — Это самое возмещение как будет, за чей счет?
— Деньгами, за счет армии, не беспокойтесь.
— Вон-он што! А я-то думал, армия на наши деньги живет, а у ней, значит, свой счет. Ах, Курыль-Мурыль, старый беспамятный ты пес…
Вот теперь я его сразу вспомнил. Едва он сказал «Курыль-Мурыль», я и вспомнил. Двухметровый взводный смущенно топтался на картофельном кусте, вдавливая его сапогами в землю, а старик держался за карман брюк и, задрав вверх лысую голову, глядел на взводного, как на колокольню, куда забрался беспутный мальчишка.
И сцену я вспомнил точно такую же: старик высится надо мной, как взводный сейчас над ним, а я держу его за карман, гляжу вверх на далекое и почему-то смущенное лицо и канючу: «Дедушка, не уходи, дедушка, расскажи сказку…» Неужели и тогда он был такой маленький? Нет, это я тогда был маленький, совсем маленький тогда я был, а он такой же или чуть повыше. Сколько мне тогда было, лет шесть, семь? Пожалуй. А он и тогда уже был дедушкой. Но почему смущенное лицо? Сейчас он держится очень уверенно. Может быть, кто-то мешал?.. Да, да, милиционер был или военный какой-то, в блестящих сапогах, в скрипучих ремнях, строгий такой, быстрый, это я помню. Он и торопил деда. Если бы не торопил, я запомнил бы слова сказки, я ее все же получил, со слезами, с криком, но получил, а дед ушел смущенно и торопливо, как взводный сейчас, оглядываясь и ссылаясь на недостаток времени (будто у старика его больше, времени-то!), ушел и не вернулся. Как же его звали? Мы его звали Курыль-Мурыль, это точно, а взрослые?.. Нет, не вспомню. А он был наш, хмелевский, и мне рассказывали потом его историю. И имя называли, и фамилию.
