— освежающая мята, охлаждающая шов на моих губах, когда он выныривает, чтобы провести по ним.
Огонь пробегает по моим венам, и я обхватываю ладонями ее затылок, так как мое тело инстинктивно реагирует на это, а потребность в ней уничтожает все мои самоограничения. Мой язык проникает глубоко в ее рот, удовлетворяя ее нетерпение своим собственным голодом.
На вкус она как рай, а пахнет как богиня. Но ощущения от нее лучше, чем от самого лучшего наркотика, это пьянящее удовольствие, которое опьяняет меня при малейшем прикосновении.
Я жажду Мэл с отчаянием, которое иначе как греховным не назовешь. Именно это заставляет меня прижать ладонь к ее ключице, чтобы мягко оттолкнуть ее назад.
Наши губы расходятся, и внезапная утрата словно пронзает мою душу. Но я не отпускаю руку, удерживая ее на достаточном расстоянии, чтобы я мог встретиться с ней глазами и сказать то, что должен сказать. Потому что, как бы сильно я ни хотел Мэл, как бы страстно ни жаждал ее, я не хочу ее такой.
— Я не считаю тебя шлюхой, — хрипло произношу я, и мой голос звучит резче, чем я намеревался, с трудом сдерживая желание. — Я не хочу, чтобы ты использовала свое тело, пытаясь отплатить мне. Иди в постель, Мэл. Пока мы не сделали то, о чем ты потом будешь жалеть.
Я уже жалею об этом. Теперь, когда я поцеловал ее губы, я чувствую боль отмены.
Это будет тяжелая ночь.
Черт, как же больно видеть ее большие, красивые глаза, смотрящие на меня так, будто это я ее не хочу.
— Пожалуйста, Глеб, я… — В ее взгляде блестят непролитые слезы. — Я не хочу, чтобы ты меня больше ненавидел.
— Ненавидел тебя? — У меня голова идет кругом от такого предположения. — Почему ты думаешь, что я тебя ненавижу?
— Из-за того, что я сказала в Бостоне. Я хотела пойти с тобой в тот вечер. Хотела. Ты ведь знаешь это, не так ли? Я бы ушла с тобой. Но потом пришли Винни и Харпер с людьми Харпера, и я просто… Я не могла позволить им убить тебя. Поэтому я сказала то, что должна была сказать, чтобы они остановились.
Закрыв глаза, я тяжело сглатываю. Я знаю, что ее слова спасли мне жизнь. И может быть, она говорит правду, может быть, она согласилась выйти замуж за Винни только для того, чтобы защитить меня. Но действительно ли она хотела вернуться со мной в Нью-Йорк? Или она просто говорит это сейчас, потому что думает, что я хочу это услышать?
Черт!
— Пожалуйста, Глеб, — шепчет Мэл, ее рука снова находит мою грудь. Ее ладонь ложится прямо на мое бьющееся сердце, которое я так старательно пытаюсь контролировать. — Пожалуйста, не отгораживайся от меня.
Я открываю глаза, чтобы понять смысл ее слов, и слезы, блестевшие на ее ресницах, становятся моей погибелью.
— Я не ненавижу тебя, Мэл. Я никогда не смогу тебя ненавидеть, — заверяю я ее.
И, словно зародив собственную жизнь, моя рука поднимается от ее ключицы и касается мягкой щеки.
— Тогда скажи, что прощаешь меня, — настаивает она. — За то, что я сказала там в клубе.
Почему мне кажется, что нож все глубже вонзается в меня? Вонзается в мое нутро?
— Не за что прощать. Ты поступила так, как считала нужным, — уверяю я ее. — Ты спасла мне жизнь. Я знаю это.
Но значит ли это, что она действительно хочет меня, как следовало бы из ее поцелуя? Или она просто делает это сейчас, чтобы исправить то, что не входит в ее обязанности? Что правда, а что ложь? Я больше не могу сказать.
Напутственные слова Мэл, сказанные ею во время каждой из наших прошлых ссор, торопливо возвращаются ко мне, заполняя мой разум, как будто мозг только и ждал, чтобы я задал этот вопрос:
Мне нужно пространство. Мне нужна свобода. И я думаю, мы оба знаем, что ты не можешь мне этого дать.
Мне нужно найти свой собственный путь, свою собственную жизнь, и я должна сделать это без тебя.
Если я не выберусь, я никогда не буду счастлива. Я никогда не стану по-настоящему свободной.
Тебе нравится притворяться, что ты так отличаешься от всех остальных мудаков, которые хотят обладать мной. Но на самом деле ты просто хочешь владеть мной, как и все остальные мужчины, которых я когда-либо знала.
Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Глеб. Просто… вернись в Нью-Йорк и оставь меня в покое.
И тут на меня обрушивается тонна кирпичей. Эти слова ничем не отличаются от того, что она сказала Винни: Ты окажешь мне услугу, если прогонишь его… Он ничего для меня не значит.
Да, она сказала эти слова, чтобы спасти мне жизнь. Но это не делает их менее правдивыми. И теперь она пытается исправить мое сердце, мою гордость, потому что я слишком зависим, чтобы держать себя в руках. Я не хотел видеть правду такой, какая она есть.
— Ты говоришь, что прощать нечего, но тогда почему ты почти не смотришь на меня с тех пор, как согласился жениться на мне сегодня днем? — Давит она. — Почему ты не хочешь со мной разговаривать?
Я качаю головой, мое горло сжимается от эмоций, которые грозят поглотить меня. Потому что в этот раз я не могу сказать ей правду. Я не могу заставить себя сказать, что это потому, что сегодняшний день был одним из самых счастливых за все мое поганое существование. Мне кажется, что я каким-то образом выиграл золотой билет.
И все это за ее счет.
— Пожалуйста, Глеб. Разве мы не можем провести одну ночь, когда отложим в сторону все наше дерьмо? Я не хочу, чтобы наша брачная ночь была пустой и бессмысленной. Я не хочу быть одна.
Мэл снова делает шаг вперед, и на этот раз я не могу заставить себя остановить ее. Я не могу сопротивляться.
Я знаю, что потом буду ненавидеть себя за это.
Но что-то в том, как Мэл умоляет, заставляет меня сходить с ума.
42
МЭЛ
Губы Глеба прижимаются к моим с силой, которая говорит о том, что барьер между нами разрушен. Я не знаю, что такого я сказала, что заставило его передумать. Да и, честно говоря, сейчас мне все равно. Потому что его сильные руки внезапно оказываются на моей талии, а пальцы скользят по голой коже спины, грубо притягивая
