Видимо, с высшим образованием не сложилось как раз по этой причине. Нет, Дмитрий честно попытался учиться, даже кое-как домучил первый курс, после чего понял – не его. Причем дело не в факультете и даже не в университете – просто все суетно, с кучей ненужных знаний, щедро приправленных апломбом преподавателей, тестостероном однокурсников и коленками однокурсниц. А главное – все какое-то чужое, крикливо-яркое и ненатуральное. В итоге ему стало настолько невыносимо, что пришлось забрать документы, переругаться с родителями и наглухо засесть в своей комнате. Компьютер, книги и телевизор – что еще нужно человеку, ждущему подходящей вакансии у руля мироздания!
Постепенно акценты интересов сместились в сторону поиска смысла жизни, но ничего, кроме смутного ожидания какого-то озарения и потенциальной готовности чем-то прославиться в веках, не дали. Как назло, таблицы и водка уже приснились, Карфаген разрушен, и не по разу, а на подземный тоннель под Беринговым проливом сограждане, имеющие опыт вкладов в акционерные общества с названиями на три буквы, вряд ли скинутся. Осталось одно: постичь основы мироздания, сбросить покров тайны с оккультных знаний и стать учителем человечества. Нам ли размениваться на мелочи!
То ли оккультные знания оказались разборчивы и не решились обнажиться перед кем ни попадя, то ли мироздание было малость ехидным, а только озарение прошло немного не по тому сценарию, каким представлял его себе Дмитрий. Нет, оно было: с кристально ясным осознанием красоты идеи и удивлением – как раньше-то этого не понимал? Все просто. Мир спасет красота. Красота – это страшная сила. Сила в добре. Добро forever. Да возлюбите друг друга. Но кто сказал, что это решило все проблемы? Напротив, проблемы как раз с этого и начались.
Возлюбить Дима был готов, даже очень, но к личной красоте и доброте сразу же возникли вопросы. Леший с ней, с внешностью, настоящий мужчина может себе позволить некоторую атавистичность облика – была бы внутренняя красота. А она без силы и доброты не появится. И если силу можно подкачать, то как быть с добротой? Легко быть добрым к абстрактному ближнему, особенно если он бродит себе где подальше. А родители? А все те козлы и овцы, с которыми сталкиваешься на улице? А правительство, наконец? И как себя заставить измениться, если даже отражение в зеркале смотрит на тебя исподлобья? Разве что силой.
С этого момента жизнь Дмитрия обрела новый ритм: в течение дня несколько подходов к гантелям и гире, под вечер – сеанс самоубеждения. Самоубеждение давалось трудно, приходилось даже кричать на себя, но и это мало помогало, из зеркала мрачно и нагло глядела физиономия хронического мизантропа с сальными волосами, так бы и врезал. А что? Сказано – сделано. Ух ты, вроде бы, сразу как-то внутри отпустило и подобрело! А ну-ка, накатим еще!
Родителей такой путь просветления не вдохновил, но убедить чадо прекратить заниматься мордобоем в одно лицо, да еще и собственное, долго не удавалось. Напротив, техника ударов становилась все более отточенной, и к моменту, когда все же удалось привести сына к психиатру (вот когда повестка из военкомата оказалась как нельзя кстати!), он выглядел, как опытный рецидивист-камикадзе, даже нос успел себе сломать. Далее последовала пространная беседа, в ходе которой Дмитрий узнал, что цветущие синяки и сияющий нимб – это две большие разницы, и что идея – это в целом неплохо, если только она не бредовая. Обследование (в военкомате тоже оценили силу самоубеждения призывника, а в особенности его последствия) плавно перетекло в лечение, теперь остается надеяться, что у Димы все же получится подобреть менее травматичным способом. Ну, или хотя бы использовать для этой цели ремень и задницу.
...
Наш коллега Александр Алексеевич спрашивал Оксану, какую газонокосилку ему прикупить для недавно приобретенных пяти соток. Жена, как обладательница тридцати двух, честно ответила – пинцет. Ржали оба.
Я вас все равно не слышу!
Почему человек становится музыкантом? Кто-то, однажды оказавшись по воле родителей в музыкальной школе (ведь ребенок должен гармонично развиваться, не правда ли?), вдруг начинает действительно находить особую прелесть и очарование – нет-нет, не в сольфеджио и не в музыкальной литературе, а в самой музыке, поскольку даже самое рядовое исполнение сороковой симфонии Моцарта, в самом обычном актовом зале с паршивенькой акустикой, не идет ни в какое сравнение с прослушиванием записи, какой бы трижды хай-энд ни была аппаратура. Кто-то, начав бренчать на гитаре и лишив своем воем, сделавшем бы честь малютке-привидению, три ближайших подъезда сна, долготерпения и смиренномудрия, а местную популяцию мартовских котов – либидо и тяги к валерьянке, вдруг решает не останавливаться на достигнутом и нести прекрасное в массы. Мало ли вообще причин? Я вам расскажу еще об одной.
Данил (назовем его так) в детстве музыкой особо не увлекался. Послушать – это пожалуйста, но чтоб самому, да еще в музыкальную школу из-за этого ходить – нет уж, увольте! Его и обычная-то вовсе не приводила в ученический экстаз, да и багаж знаний не столько поражал воображение, сколько наводил на мысль, что парень придерживается позиций рационального пофигистического минимализма. Возможно, именно умение обходиться немногим и помогло Данилу хоть и с трудом, но все же домучить последние годы обучения, когда в голове зазвучали первые голоса.
Ничего интересного они не рассказывали и ничему полезному не учили. Зато покритиковать и пообзываться – это пожалуйста, это они могли днями напролет. А иногда и ночами. Понятно, что настроения это не улучшало. Сами вон попробуйте чем-нибудь позаниматься, хотя бы элементарно приготовить яичницу, когда сволочной незримый собеседник до эпитетов ласковей козла и охламона не снисходит, а уж комментарии к разбиваемым яйцам отпускает такие, что становится страшно за собственные – а ну как рука непроизвольно дернется?
В дискуссию галлюцинаторный критик вступал охотно, аргументировал очень эмоционально и почти никогда не включал логику – все доводы обычно были очень красочными, яркими и по большей части далекими от цензуры. Чтобы донести ответную мысль, Данилу приходилось кричать, что, как вы сами понимаете, со стороны выглядело как минимум экстравагантно.
К факту лечения голоса отнеслись без должного пиетета, награждая матерными комментариями не только докторов стационара и амбулаторной службы, но и каждую принимаемую таблетку, отчего та норовила стать поперек пищевода и всячески противилась ассимиляции с организмом, в котором завелся такой недобрый персонаж.
Некоторое облегчение принес приобретенный плеер. Надеваешь наушники, включаешь на полную громкость – и вперед. Нет, голос не пропадает, он пробивается даже сквозь тяжелый рок, но звучит уже неразборчиво и больше напоминает звуковое сопровождение к основной теме произведения. Ну, а то, что нецензурное – так даже интереснее. Причем именно рок, и потяжелее. Пробовал рэп – так эта мерзопакость прочухала ритм и такое стала заворачивать, что для Данила это музыкальное направление быстро оказалось бесперспективным: хуже тех виршей, которые успевал сложить голос в голове, были только оригинальные тексты исполнителя.
Однажды, покупая музыкальный сборник на одном из развалов (понемногу простое прослушивание превратилось в серьезное увлечение), Данил познакомился с настоящим музыкантом. Точнее, барабанщиком. Пара-тройка фраз, выявились общие интересы – и вот уже Данил сам сидит за ударными и пробует что-то изобразить. И вот что странно – голос притих! И даже не критиковал! То есть вообще ни полслова за все время, пока Данил лупил по барабанам и тарелкам! Потом он, конечно, высказался, но так вяло, что это можно было счесть за комплимент.
Решение было принято в тот же день. Кое-какие деньги водились, плюс мама решила не препятствовать – сын в кои-то веки о чем-то говорил с горящими от восторга глазами, – и Данил обзавелся собственной ударной установкой. В комнате пришлось сделать специальный ремонт с шумоизоляцией – в равной степени как из любви к ближнему, так и приблизительно оценив запасы человеколюбия у оного. И оно того стоило – теперь Данил мог терзать аппаратуру и инструменты хоть целый день – мать на работе, а бабушка предусмотрительно отключала слуховой аппарат на время саунд-атаки.
А через несколько месяцев Данилу предложили играть в одной небольшой группе – там как раз ударник уехал в другой город на учебу, и место пустовало. Пришел на пробу, показал, что умеет, ребята остались довольны. С тех пор Данил у них работает постоянно. Деньги хоть и небольшие, но не это главное. Главное – нравится. И голосу, кажется, тоже. В любом случае, он не сильно возникает.
...
Ходила по диспансеру хозслужба с инвентаризацией. Заглянув в кабинет, грустно окинула практически антикварную мебель, напротив большущего списка где-то у себя в гроссбухе написала наискось – «все старое», и удалилась. Еще лет десять – и можно толкать все с аукциона за страшные деньжищи.
