Не успела Кларинда вскрикнуть от удивления, как язык Эша проник в ее лоно. Она кричала и изгибалась дугой на платье, едва не доходя до вершины экстаза. Последние девять лет своей жизни она строила стены вокруг своего сердца, чтобы защититься от него, однако не могла спастись от нежных ласк, которые его язык дарил сердцевине ее женской плоти.
Пустыня и звезды исчезли из ее поля зрения в одно мгновение. Весь мир Кларинды теперь ограничивался губами Эша и тем наслаждением, которые они ей дарили. Теперь-то она понимала, почему на лице у женщины на фреске застыло такое блаженное выражение. Понимала, почему ее рот приоткрылся, глаза застыли, а бедра широко раскрылись, чтобы пропустить к своему лону любовника, дарившего ей божественные, пусть и запретные ласки.
А потом ее мысли исчезли, когда язык Эша пробежал по ее пульсирующей плоти, а в глубь ее существа вновь проникли его пальцы. Кларинде показалось, будто внутри что-то взорвалось, и этот блаженный взрыв сотряс все тело. Она несколько раз исступленно выкрикнула его имя, чувствуя, как тает от удовольствия.
Воспользовавшись этим, Эш быстро сорвал с себя бриджи и проник своим восставшим естеством в ее мягкое, скользкое нутро. Кларинда задрожала и выгнулась дугой, невольно пропуская его глубже. Его плоть с такой уверенностью ворвалась в нее, что у Кларинды не осталось ни сомнений, ни страха, ни сожалений.
Эш ненадолго замер. Возможно, Кларинда и воспротивилась бы этому, но он так глубоко вошел в нее, что она чувствовала каждый стук собственного сердца в том месте, где их тела соприкасались.
Опершись на руки, Эш опустил на нее глаза. Судя по его искаженному лицу, он был готов вот-вот потерять над собой контроль.
— Когда Макс меня разыскал, я стоял перед расстрельной командой, — сказал он. — Но если бы я в тот день все-таки погиб, то все равно бы вернулся, и тогда мой призрак преследовал бы тебя.
— Ты и без того всегда был со мной, — тихо проговорила Кларинда. Положив руку ему на затылок, она привлекла Эша к себе и запечатлела горячий поцелуй на его губах.
На этот раз Эш не столько целовал, сколько впитывал ее в себя, пробовал на вкус. Казалось, ему стало мало одних ее губ и тела и он стремится захватить и ее сердце. И в это мгновение Кларинда была готова полностью отдать ему всю себя вместе с душой.
Когда Эш начал двигаться, безупречная английская леди, которой она всегда старалась быть, исчезла, уступив место диковатому созданию, которое Эш обожал. Она впилась своими острыми ногтями в его спину, будучи не в силах больше обманывать себя и его. Она не могла принадлежать ни единому мужчине, потому что всегда принадлежала ему.
И всегда будет принадлежать.
Они желали друг друга так же отчаянно, как это было много лет назад. Однако сейчас близость приносила им больше удовлетворения, чем тогда. Исчезли робость, страх чего-то нового, неизвестного, неловкости, боли. Зато осталось чудо их смешавшегося дыхания, вскриков удовольствия, головокружительной радости от того, что их сердца бьются как одно, да грациозного танца их тел, двигавшихся в безупречном ритме.
Кларинде хотелось, чтобы это продолжалось целую вечность, ведь она провела так много ночей в ожидании этих мгновений. Когда Эш чуть отпрянул назад, продлевая сладкую пытку, она обхватила его торс ногами и привлекла его ближе к себе.
— Помнишь, что я говорила тебе во время массажа? — прошептала она ему на ухо. — Что я не хочу, чтобы ты обращался со мной, как будто я фарфоровая? Что мне нравится, когда ты делаешь это жестко и входишь глубоко?
Ей не пришлось больше напоминать ему об этом. Эш начал двигаться быстрее, его толчки становились все стремительнее, резче. Кларинда подчинялась этому первобытному ритму, пока с ее губ не слетел громкий стон, торжествующий победу любви, который громом прокатился по всему ее телу.
Когда ее мышцы стали судорожно сжиматься вокруг его плоти, Кларинда почувствовала, что та стала еще тверже и больше. Похоже, Эш все-таки научился одной-двум вещам за те годы, что они не видели друг друга. Потому что в то мгновение, когда из его горла вырвался гортанный крик, он рывком вышел из нее и излил свое семя на ее мягкий живот.
* * *
Кларинда лежала нагой в теплой колыбели рук Эша, слушая, как ветер шепчется о чем-то с листьями пальм, и любуясь чудесным мерцанием звезд на небе цвета индиго.
— Не помню, чтобы в Англии было так много звезд, — тихо вымолвила она. — Кажется, что достаточно вытянуть руку — и ты сможешь достать с небосвода звезду.
— Думаю, звезды там те же, только их скрывают сажа, туман и изморось, — проговорил Эш. Крепче прижав к себе Кларинду, он нежно поцеловал ее шелковистые волосы. — Я их никогда не видел, потому что не смотрел вверх. Я был слишком занят, любуясь тобой.
Кларинда, лениво поигрывавшая жесткими волосками на его груди, подняла голову и с мечтательной улыбкой посмотрела на него.
— Насколько я помню, ты не слишком-то часто отпускал мне комплименты, когда мы были детьми, — сказала она. — Помнится, ты не раз называл меня чертовой девчонкой-сорванцом или хитрой маленькой мегерой.
— А это потому, что ты и в самом деле была чертовой девчонкой-сорванцом и хитрой маленькой мегерой. — Эш приподнял брови. — Тебе никогда не приходило в голову сказать мне, что я тебе нравлюсь, вместо того чтобы вытворять всяческие глупости?
Кларинда отодвинулась от него в притворном ужасе.
— Разумеется, нет! — воскликнула она. — Что хорошего было бы в этом? Я имею в виду, что произошло бы, если бы ты не разделил моих чувств? Я выглядела бы дурочкой! К тому же если бы ты не был таким тупоголовым, то понял бы, что я просто обожаю тебя. Ведь об этом было известно всем. Даже Максимилиану.
Эш недоверчиво заморгал.
— Что ты сказала? — спросил он.
— Макс всегда знал, что я без ума от тебя, — пояснила Кларинда. — Ведь это он нашел меня, зареванную, за голубятней после того, как я узнала, что ты влюблен в эту глупую девчонку, погонщицу гусей.
Эш поморщился, явно раздосадованный еще одним фактом из жизни своего брата.
— Макс мог бы сказать мне об этом, — бросил он.
— Возможно, он счел, что ты и сам в свое время обо всем догадаешься, — предположила Кларинда. — К тому же я взяла с него слово молчать.
Эш фыркнул.
— Если Макс что-то и умеет делать, так это хранить тайны, — скептическим тоном заметил он.
Кларинда опустила глаза, намереваясь перевести разговор в менее опасное русло.
— Мне тогда было всего двенадцать лет, и у меня буквально сердце разрывалось от зависти, потому что у этой девчонки груди были куда внушительнее моих.
