Советское командование также чувствовало, что назрел момент для мощного контрудара по группировке Гота, и Воронежский фронт провел подготовку к такому контрудару. Генерал Ватутин наметил использовать в этих целях 1-ю танковую армию генерала Катукова, но эта армия вела упорные оборонительные бои, отражая непрерывные немецкие атаки. Поэтому Ватутину был передан почти весь мобильный оперативный резерв — 5-я гвардейская танковая армия под командованием опытного и талантливого танкиста генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова, а также 5-я гвардейская армия, входившая в состав Степного фронта.
В дополнение к этому удару, который готовились нанести четыре советские армии на южном фасе Курской дуги утром 12 июля, в тот же день на Орловский выступ должен был обрушиться сокрушительный удар войск Брянского и левого крыла Западного фронта.
Решающей схватке суждено было произойти между танковыми корпусами генерала Ротмистрова и дивизиями 2-го танкового корпуса СС. По приказу Гота немецкие командиры, собрав в кулак все боеспособные танки из рвавшихся к Обояни соединений, бросили их в направлении Прохоровки, где они лоб в лоб столкнутся с танками выдвигавшейся 5-й гвардейской армии.
Оба танковых командира, противостоявшие друг другу в этой битве 12 июля, Ротмистров и Гот, не были незнакомцами: они уже сражались друг против друга под Сталинградом, когда Гот предпринял отчаянную попытку пробиться от Котельниково к окруженной армии Паулюса. В том сражении победа осталась за Ротмистровым, и это придавало ему уверенность перед новой схваткой. Он знал также, что, хотя общее руководство сражением осуществляет Гот, на поле боя действиями танкового корпуса СС руководит его командир генерал-полковник Хауссер.
Утром 12 июля Ротмистров находился на командном пункте на холме юго-западнее Прохоровки. В составе его армии, усиленной двумя танковыми корпусами и полком САУ, насчитывалось около 850 боевых машин — большинство из них Т-34, хотя имелось и некоторое количество тяжелых танков КВ-1.[87]
Вскоре в небе появилась авиация. Волна за волной советские бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, бомбили немецкие позиции.
Танковое сражение под Прохоровкой — со стороны немцев в нем участвовало около 750 танков, в том числе более 100 «тигров», — началось в необычной манере, и начало его было неожиданным для обоих противников.
Когда советские танки покинули свои укрытия и устремились вперед, наблюдатели обнаружили, что почти столь же грозная немецкая бронированная армада также перешла в наступление и движется навстречу советским танкам.
Советские и немецкие самолеты устремились на помощь своим войскам, но густая пелена дыма и пыли и перемешавшиеся боевые порядки мешали летчикам отличить своих от чужих, в результате воздушные армады сцепились друг с другом, и над полем боя с утра до вечера, почти не затухая, кипели яростные воздушные бои.
Через несколько минут первые эшелоны советских танков, ведя огонь на ходу, врезались в боевые порядки немцев, буквально пронзив их диагональным сквозным ударом. В этом близком бою «тигры» и «пантеры» лишились того преимущества, которое давали им их более мощные орудия и толстая броня.
Такой массированной отважной танковой атаки никогда еще не было раньше, и никто больше не повторил ее до сегодняшнего дня. Смелый тактический удар советской стальной лавы предопределил дальнейший Ход танкового сражения.
Казалось, весь мир содрогнулся от оглушительного грохота вспыхнувшей битвы. Гул сотен натужно ревущих моторов, лихорадочный артиллерийский огонь, разрывы тысяч снарядов и бомб, взрывающиеся танки, вой падающих самолетов — все слилось в адском громе, не смолкавшем до наступления темноты.
Через несколько минут более 1200 танков и самоходных орудий смешались в гигантском водовороте, окутанном пеленой дыма и пыли, озаренным вспышками сотен танковых орудий. Лихая «кавалерийская» атака «тридцатьчетверок» была проведена столь стремительно, что тщательно разработанные немецкие планы сражения оказались сорванными, и немцы так и не получили возможности наладить управление своими частями и подразделениями и дать бой по всем правилам.
Танки кружились на поле боя, наскакивали друг на друга посреди грохота орудий, всполохов огня, внезапных ярких вспышек взрывающихся танков и САУ.
Поле боя казалось слишком тесным для такого огромного количества боевых машин, и уже через час оно было усеяно остовами горящих, коптящих, искореженных танков; многотонные башни от взрывов боеприпасов взлетали в воздух и отлетали на десятки метров. Уцелевшие танковые экипажи обнаружили, что пытаться выбраться с поля боя сквозь ливень снарядов, летящих осколков и пулеметных очередей равносильно самоубийству.
Битва распалась на ожесточенные яростные схватки между отдельными группами танков, непрерывно маневрирующими, чтобы сосредоточить огонь на таких же вражеских группах.
Ротмистров, видимо, был ошеломлен и потрясен тем, что он мог видеть со своего наблюдательного пункта. В густом облаке пыли, где факелами полыхали сотни танков и чадящие маслянистые густые столбы дыма тянулись ввысь над неподвижно застывшими машинами, трудно было с расстояния определить, кто наступает, а кто обороняется.
Изумительный пример индивидуального мужества показали танкисты 2-го батальона 181-й бригады 18-го танкового корпуса, наступавшего вдоль левого берега Псёла, который столкнулся с большой группой «тигров», изготовившихся открыть огонь с места. Чтобы лишить врага преимущества, которое давали ему более мощные орудия, командир батальона капитан П. А. Скрипкин отдал команду: «Вперед! За мной!» — и направил свой танк в центр вражеской группы. Первым же снарядом командирский танк пронзил борт одного из «тигров», затем, развернувшись, тремя снарядами поджег второй танк. К тому времени немецкие танки успели развернуть свои длинные орудия и открыли огонь по этому удивительно смелому русскому танку. Вражеский снаряд проломил борт КВ, второй — ранил командира. Механик-водитель Алексей Николаев и стрелок-радист вытащили командира из загоревшегося танка и укрыли его в воронке. Но один из «тигров» двинулся прямо на воронку, чтобы прикончить советских танкистов. Тогда Алексей Николаев вскочил в свой горящий танк, завел двигатель и ринулся навстречу врагу.
Что подумали немцы об этом охваченном огнем советском тяжелом танке, узнать нам не дано. «Тигр» остановился, попятился, выстрелил по советскому танку, но промахнулся, стал разворачиваться, чтобы уйти от надвигавшейся горящей стальной машины. Слишком поздно! Пылающий КВ на полной скорости врезался в «тигр». Гигантский взрыв потряс землю.
С подобным героизмом немцы повсеместно сталкивались на поле боя. Самоотверженный героический поступок Николаева был лишь одним из многочисленных подвигов, которые помогли русским одержать победу над немецкими танковыми дивизиями.
В опустившейся на поле боя ночной мгле еще долго можно было видеть костры догоравших остовов танков и сбитых самолетов. Вермахт потерял минимум 350, а возможно, и 400 танков, по меньшей мере половина участвовавших в бою немецких танков была уничтожена, а уцелевшие танки срочно нуждались в ремонте, обслуживании и пополнении горючим и боеприпасами. Были и другие невосполнимые потери — более 10 тысяч человек: экипажи танков, пехотинцы, а также десятки самолетов с экипажами.
Некоторые специалисты утверждают, что русские не одержали победу в этой танковой битве, а лишь остановили врага. Подобная оценка того, что произошло, выглядит близорукой, ибо немцы бросили в бой танковую армаду, которая, по их мнению, никогда не могла потерпеть поражение. Более ста «тигров» и несколько меньшее количество «пантер» представляли собой элиту немецких танковых войск, но они не смогли одолеть советских танкистов. Русские значительно уступали немцам по числу тяжелых танков, но танкисты Ротмистрова в своих немногочисленных КВ и быстроходных «тридцатьчетверках» бились на равных со своим противником и столь же эффективно и яростно наносили разящие удары, как и получали.
Есть противоречивые отчеты о том, что происходило в ночь с 12 на 13 июля. Согласно некоторым из них, русские остались на поле боя, чтобы эвакуировать подбитые танки и спасти уцелевшие экипажи. В других описаниях битвы говорится, что Ротмистров, не сумев до конца разгромить танковые дивизии противника, отвел свои корпуса с поля боя, чтобы перегруппировать их. Можно привести убедительные аргументы в поддержку и той и другой точки зрения, но в конечном итоге немцам это все равно ничего не дает. Немецкие танковые дивизии потеряли в этот день по меньшей мере половину своих танков, и в распоряжении Гота осталось не более 350 танков, тогда как Ротмистров имел по-прежнему около 500.[88]
