Развитие системы вассалитета приводит к тому, что ею поглощаются не только «благородные» сословия. Еще в IX веке франкский король Людовик Благочестивый предписал, чтобы каждый стал чьим-нибудь «человеком», другими словами, в королевстве не должно было остаться решительно никого, кто не имел бы над собой господина. Позднее то же было предписано и в Англии, реализовано в других странах. Таким образом, постепенно сложилась иерархическая система вассальных связей, при которой каждый был чьим-то вассалом. Феодальное общество выстраивалось таким образом, что каждый имел своего сеньора, а каждый феодал – своих вассалов. В подобной системе отношений человек, как правило, выполняет одновременно две противоположные и вместе с тем взаимодополняющие друг друга роли – слуги и господина.
Только вершина феодальной иерархии свободна от подчинения кому бы то ни было; король не имеет никого над собой, поскольку его сеньором может быть только Бог. Правда, нередко европейские властители признавали себя вассалами римских первосвященников, но, как правило, это не влекло за собой никаких практических обременений. Впрочем, чрезвычайная запутанность феодальных связей приводила и к путанице и к парадоксам. История Европы знает примеры вассальной зависимости даже могущественных королей, например, английские монархи, земельные владения которых на континенте нередко превышали своими размерами владения французских, формально считались вассалами последних. Так Генрих II Плантагенет, женившись на Алиеноре Аквитанской, получил известные права на земли герцогства Гиэни, что делало его вассалом французской короны, поскольку их владетель в силу традиции был подвассален именно ей. Точно так же португальские короли, получившие независимость от Кастилии, оставались вассалами кастильских из-за владения городом Асторгой.
Прямыми вассалами короля являлись герцоги, герцогов – маркизы, маркизов – графы. Последние были сеньорами баронов, в свою очередь, у тех в качестве вассалов служили обычные рыцари, рыцарей, чаще всего в походе, сопровождали оруженосцы – юноши из рыцарских родов, но сами еще не получившие право на ношение золотых шпор. Сложившаяся социальная структура, обеспечивала стабильность общества. В дополнение ко всему она освящалась авторитетом веры в то, что сам Создатель разделил общество на сословия (и определил духовенство как первое из них). Правда, как уже говорилось, строгую систему подчинения могли запутывать и зависимости, подобные той, что связывала английских королей, и феодальные держания от разных сеньоров, и даже вассальные подчинения обладателей более высоких титулов носителям младших. Не были исключениями и такие отношения, в которых вассал был много богаче, и могущественней своего сеньора.
Эволюция социума и его вторжение в жизнь «больших семей» определяет их постепенное разложение, но, во многом, и развитие самого социума подчинено приспособлению к нему меняющихся форм патриархального «дома». История последнего (во всяком случае, как одного из главных фигурантов общественного развития) практически заканчивается с образованием централизованных абсолютистских государств. Их появление доводит до своего логического предела переустройство социума по типу сверхбольшой патриархальной фамилии. Завершение процесса централизации власти, становление абсолютных монархий делает единым патриархальным «домом» все государство, и на этом этапе истории принцип «вассал моего вассала не мой вассал» перестает действовать – все становятся подданными (и детьми) Одного. Кстати, фантомная боль, слабые и вместе с тем вполне различимые следы этого состояния социума проявляются и сегодня. Так в обращении Главы Российского Императорского Дома по случаю 400-летия преодоления Смуты говорится: «…Все соотечественники, даже причиняющие нам грусть и боль, все равно наши братья, сестры и дети – члены великой Семьи»[457].
Но вместе с тем в ходе этого процесса обособляется ядро патриархального «дома», обладающий рангом государственного учреждения узкий круг лиц, встающих над остальными. Это проявляется в законодательном проведении разделительной черты, за которую уже не пускается никто из посторонних. Примером может служить Российский Императорский Дом, члены которого «составили особый класс, преимущества которого обуславливаются или тем, что его члены, при известных условиях, могут быть призваны к наследованию престола, или же тем, что они связаны браком с лицами, имеющими или могущими иметь право на престол»[458].
Известно, что российские династические законы родственны австрийской системе престолонаследия, основанной на праве мужского первородства, то есть допускающей наследование по женской линии лишь по пресечении последней мужской ветви. Не будучи исключением в культурной традиции Западной Европы, первоначально они формируются на основе внутрифамильного права, но со временем образуют один из остовов национального законодательства. При этом особенностью норм, регламентирующих престолонаследие, со временем становится то, что порядок передачи власти не подлежит изменению даже царствующим лицом[459].
Строгое ограничение лиц, обладающих династическими правами, образует в составе единого общегосударственного «дома» особую социальную группу принципиально нового, ранее неведомого феодальному обществу типа. Подобно звезде, завершающей цикл своего развития, сверхбольшая семья сбрасывает «оболочку», оставляя собственное ядро для частной жизни, обособленной от быта былых громоздких патриархальных объединений и всего социума в целом.
В сущности, то же происходит и на нисходящих ступенях единой феодальной пирамиды герцогов, графов, баронов, в силу чего, достигая эволюционной вершины, вся система патриархальных мезоструктур начинает рассыпаться. Как наблюдаемые нами планеты в конечном счете состоят из вещества, когда-то образовавшегося в недрах доисторических звезд и выброшенного во взрывах сверхновых, так и вся совокупность существующих ныне фамилий образована осколками ядер старых патриархальных «домов». Формирование абсолютистских государств Нового времени знаменуется возрождением россыпи суверенных союзов. Впрочем, правильней сказать их перворождением, ибо нуклеарная семья нового типа – это качественно иное формирование.
Не только внутрифамильное право регулирует размежевание единого феодального «дома», – свою роль играют пространство и время. Только дети вассала живут при дворе сеньора, сам же он, своим собственным двором, где правят те же законы, – вдали от него, и это обстоятельство делает полусемейные отношения между ним и его господином родственными на «одну четвертую», «одну восьмую» и т. д. В свою очередь, и время службы вассала ограничивается лишь сорока днями в году, что тоже влияет на регрессию, сводя эту долю к «одной шестнадцатой» и далее…
Не забудем и о магическом действии сакрального фактора крови. Сословные верования и предрассудки – это составная часть единого культурного гольфстрима, и, подчиняясь им, «голубая» окончательно отделяется от той, что течет в жилах простого люда. Упомянутые выше указы, повелевавшие отбивать золотые шпоры у всех, кто не принадлежал к рыцарским родам, являются первыми ручейками этого же потока обособления аристократии. Но ведь и «благородная» имеет свои оттенки, а значит, различия обнаруживаются и в ней. Так что в первых сословиях возникают свои перегородки, что тоже не способствует укреплению и без того не вполне прочного семейного единства.
Разумеется, кардинальные исторические перемены не совершаются мгновенно, а значит, многое из того, что остается на развалинах старых фамильных формирований, продолжает и в Новое время нести на себе отчетливый отпечаток патриархальности. Но все же к становлению абсолютистских монархий перед нами встает качественно новое явление, в жизни которого ее законы перестают играть ведущую роль. Таким образом, можно заключить о том, что в высшем сословии контуры семьи в близком к современному пониманию этого слова начинают проступать только в ходе полного подчинения патриархальному укладу всех форм жизни централизованного государства и одновременного обособления частносемейного быта от самого государства.
7.1.2. Средний класс
Деревня
Свою эволюцию претерпевает и основание феодального общества. В отличие от вершины, оно не имеет собственных вассалов. Его образуют простые рыцари, прообраз будущего служилого дворянства. Их отличает от социальных низов только принадлежность к благородным родам, «голубая кровь»; часто (вспомним Д´Артаньяна и его товарищей мушкетеров) они не имеют даже достаточных средств к существованию. Но в рассматриваемом аспекте более важно то, что здесь же, у самого основания, стоят и лично свободные крестьяне, которые формально не входят в общую «феодальную лестницу», своеобразную «табель о рангах» Средневековья. Разумеется, они не могут претендовать на рыцарские привилегии и на вознаграждение заслуг, но все же уместно напомнить, что те, кого когда-то на навозных кучах лишали рыцарского достоинства, принадлежали именно этому сословию – сословию состоятельных вилланов.
