…Ночь прошла сумбурно и тихо. Никто к Саше не приходил. Как оказалось, в подвале она вообще единственная заключенная. Стража, захлопнув решетку, осталась где-то снаружи. Одеяло, покрывало или хотя бы воду ей тоже никто не принес. Помучившись от неизвестности, девушка свернулась клубком на жесткой доске, подтянув колени к груди, и забылась тяжелым, муторным сном.
А проснулась от протяжного скрипа двери. Распахнула глаза, поморгала, приходя в себя, потянулась, разминая до боли затекшие мышцы. Кое-как встала. Свет в помещении был тусклым и ничем не отличался от вечернего. Понять, сколько она спала, было невозможно. Но стоило увидеть, кто к ней пожаловал, и сонливость мгновенно улетучилась.
За решеткой стояла Батима в чистом белом платье и платке. На Этре белый означал траур. Саша сглотнула и медленно встала. Подошла к решетке, предчувствуя неясную угрозу.
— Что случилось?
Голос после сна хрипел. В горле пересохло. В глаза будто песка насыпали.
— Моего отца убили, — тихо ответила этори, не поднимая красных, опухших глаз.
— Что?
Поверить в услышанное оказалось сложно. Информация просто не укладывалась в голове. Никак.
— Как убили?
— Жрица Киориса. В постели, — все так же тихо отвечала девушка.
— Филис?
Саша шагнула ближе и схватилась за прутья решетки. Сердце сорвалось с места в карьер. Губы пересохли.
— Она не могла… Нет… Скажи мне, что она не могла…
— Она его убила, — Батима подняла на нее прямой, холодный взгляд, без малейшего признака сожаления или горя. И он лучше всяких слов убедил в истинности слов.
— Поэтому меня посадили сюда? — чуть заторможено продолжала спрашивать землянка, пытаясь сообразить, что делать. И как? И… Почему? Что могло случиться такого, что Филис решилась на убийство? На Этре. Где женщин…
Желудок завязался узлом. Болезненный спазм заставил согнуться и прижаться лбом к прохладным прутьям. Саша тяжело и поверхностно задышала, переживая приступ. Батима качнулась ей навстречу.
— Когда эмиру доложили, он приказал тебя отправить сюда, — быстро зашептала она. — Мне сказали, как только тебя забрали. Я не знала раньше…
Верить? Не верить? Какая теперь разница?
— Что будет с Филис?
Александра поймала взгляд темных глаз. Хотелось закричать, но она сдержалась. Этори смотрела прямо, но теперь с едва заметным сожалением.
— Ее казнят за убийство шейха. Мне жаль.
— Нет…
Теперь свело не только желудок, но кажется вообще все внутренности. Жрица не могла не знать, что с ней будет. Просто не могла! Но как она тогда допустила такое? Как решилась? Как… Зачем???
Саша хватанула ртом воздух и рывком подняла голову, прижалась к проклятой решетке.
— Ты можешь сказать эмиру, что мне нужно с ним поговорить? Я кое-что знаю. Я могу рассказать ему. Не нужно будет воевать с Киорисом…
— Эмир слег, — тихо и безжалостно добила ее девчонка. И теперь в глазах ее виделась жалость. — Он очень плох. Со дня на день все может решиться…
— Но кто-то же сейчас принимает решения?!
Она тряхнула чертову решетку, но та даже не шевельнулась. А собеседница покачала головой.
— Все сложно… Мужья дочерей эмира ссорятся из-за власти. Наследник… Все плохо. Понимаешь? Отец мог их успокоить. Сдержать. Эмир ему верил. А теперь…
— Нет… Нет! Когда состоится казнь? Что… Что они с ней сделают?
Печальные карие глаза. Тихий вздох. Слова, ложащиеся на плечи неподъемным грузом:
— На закате. Сейчас отца готовят к церемонии. Убийцу должны бросить в костер убитого.
Воздуха резко перестало хватать. Как будто в камере его выкачали. И во всем подвале. Перед глазами потемнело. Свет пропал, но Саша усилием воли не дала себе свалиться в беспамятство.
— Этого нельзя допустить. Нельзя… Кто-нибудь может это остановить?
— Это закон. Его нельзя остановить. Никак.
По голове будто ударили пыльным мешком. Реальность казалась тусклой. Размытой. Будто картонной. Дышать получалось только неимоверным усилием воли. Грудь заболела. Девушка медленно опустилась на каменный пол. Ноги стали ватными и не держали.
— Так не может быть… Не может… Она не могла… Так нельзя…
Мысли начали путаться. Словно она снова оказалась на киорийском корабле. Столкнулась с Байоном и вдруг все осознала. Только теперь рядом не было ни Икара, ни Клео, ни… Филис.
— Она — жрица. Пленница. Ее не могут убить. Так нельзя.
— Сейчас я пойду к ней, — едва слышно прошептала Батима. — Хочешь что-нибудь передать?
Передать. Что? Филис знала, что ее убьют. Почему решилась на это? Неужели не видела другого выхода? Что там случилось? Данияр хотел ее изнасиловать? Нет. Он бы не стал. Жрица была ему нужна. Зачем? Чего он хотел? И что теперь будет? Эмир умрет? Шейх сдерживал наследников. Начнется грызня. Хаос. Хаос ослабляет страну. Да. Внутренние разборки всегда ослабляют страну. Во время войны хаос может быть фатален… Этого она хотела? Поняла, что Данияр играет важную роль и… убрала его с доски? Как фигурку в той игре. Одним ходом обезглавила Этру. Кто теперь возглавит армию? Кто будет командовать войсками? Наступлением? Принимать решения?
«…Наши воины тоже гибнут раньше положенного срока. И иногда в бою им приходится принимать сложные решения, которые могут привести к гибели. Каждый решает, что для него важнее — собственная жизнь или Киорис…»
Киорис. Для нее он был важнее. Она все понимала. И сделала все для своей планеты. Раньше в приоритете было спасение самой Саши, теперь же речь шла о планете. Неизвестно, что произошло, но выбор был очевиден. А значит…
— Передай ей, что я справлюсь…
Голос звучал глухо. А внутри стало пусто. Холодно. Если Филис казнят, она останется одна. На чужой планете. В лапах врага. Байон? Жив ли он еще? Оставят ли его живым после сегодняшнего? Увидит ли она его снова? Все неважно. Уже неважно.
Батима коротко кивнула и сдавленно произнесла:
— Я постараюсь прийти вечером.
Потом она ушла. Пронзительно скрипнула дверь. Закрылась со стуком. Стало тихо. Как в могиле.
Саша сидела на полу и дышала. Медленно. Ровно. В голове царила звенящая пустота. А где-то внутри начала
