отряхивала юбку, как и велели. Несмело подняла глаза:
— Так вы не сердитесь?
— Конечно, нет! Но если обидит — сразу скажи.
Мари смущенно улыбнулась:
— Что вы, барышня. Разве ж он обидит? Он только с виду такой грозный.
Амели промолчала. Кто знает, может, Мари и права. Сама Амели уже давно не боялась горбуна и будто смотрела другими глазами. Но… слишком многое изменилось.
Они поднялись из колодца, вышли на парковую дорожку. Теперь Мари краснела нежным румянцем смущения, и это было очень трогательно.
— Вы расстроились, барышня? Что изваяния нет?
Амели честно кивнула:
— Да. Очень.
— Так, может, переставили? Нужно поискать.
Амели покачала головой:
— Не сейчас. Я устала. И есть хочется… А где мой муж? Я его с утра не видела.
Мари пожала плечами:
— Не знаю, барышня. У них с господином Гасту в последнее время одни сплошные тайны.
— Тайны? Какие?
Мари лишь сокрушенно покачала головой:
— Ничего не знаю.
* * *
Амели проснулась, едва серый рассвет пробивался сквозь щели в ставнях. Мужа рядом не было. Либо его не было в доме, либо он ночевал у себя. Это казалось уже неправильным. Амели привыкла засыпать и просыпаться рядом с Феррандо. Даже если он допоздна засиживался в своей лаборатории, утром все равно оказывался рядом. Сейчас даже подушка была нетронутой.
Читай на Книгоед.нет
Амели села в кровати, откинула одеяло.
— Мари!
Было слышно, как горничная копошится в гардеробной. Она впорхнула с широкой улыбкой:
— Доброе утро, барышня. Как спалось?
Амели пожала плечами:
— Сама не знаю. Где мой муж? Его не было?
Мари покачала головой:
— Не было. И господина Гасту тоже. Но там такая красота, барышня! Такая красота!
Амели помотала головой, пытаясь стряхнуть липкий сон:
— Какая? Где?
— В гардеробной! Опять мессир прислал!
Любопытство взяло верх. Амели накинула капот, сунула ноги в домашние туфли и вошла в гардеробную. Туалет был на манекене. Небесный атлас, вышитый диковинными серебряными цветами и отделанный тончайшим серебряным кружевом. Рядом на столике лежал в футляре гарнитур с аквамаринами и жемчугом. Небывалая нежнейшая красота, от которой спирало дыхание. Амели инстинктивно тронула кружево, коснулась камней.
— И что все это значит, Мари?
Та пожала плечами:
— А разве это должно что-то значить?
— Это значит…
Амели вздрогнула всем телом, услышав в дверях голос Феррандо.
— … что сегодня к полудню ты должна быть необыкновенной красавицей. Справитесь, сударыни?
Мари с улыбкой присела в поклоне:
— Конечно, мессир. Грех не справиться с такой госпожой.
Амели нахмурилась:
— Зачем? Мы куда-то едем?
Он кивнул:
— Да, и ты должна быть ослепительной.
Амели почувствовала, как вместо радости подкрадывается отвратительная щекочущая тревога.
— Куда?
— Узнаешь потом.
Амели едва не топнула ногой:
— Ты должен мне сказать, или я никуда не поеду. Я должна знать.
Феррандо поддел пальцем ее подбородок, сверкнул синими глазами и знакомо прищурился:
— Сударыня, муж повелевает вам быть готовой к полудню. Извольте исполнять.
Она притворно шлепнула его по гладковыбритой щеке:
— Прекрати. Этим ты меня больше не напугаешь.
Феррандо прижал Амели к груди, пальцы зарылись в волосы, нервно поглаживая:
— Это сюрприз, моя дорогая. — И добавил едва слышно: — Надеюсь, хороший.
От этих слов и от тона, которым они были сказаны, сделалось совсем не по себе. Амели подняла голову, заглядывая мужу в лицо:
— Где ты был всю ночь? Что вы затеяли с Гасту?
Он желчно усмехнулся:
— Турне по городским борделям.
Амели отстранилась, скрестила руки на груди:
— Не смешно.
— Надеюсь, любимая, у нас будет повод посмеяться. Сегодня на Седьмой площади, у ратуши, обещают необыкновенное зрелище.
Амели встрепенулась:
— Артисты приехали?
Феррандо кивнул:
— Можно и так сказать. Я снял для нас комнаты с балконом прямо возле сцены. Тебе будет все прекрасно видно и слышно. Так что, будь красивой, на тебя будут смотреть. Тебя привезет Гасту, а я уже буду ждать там, у меня еще дела в Конклаве.
Он развернулся и вышел. А у Амели все запело внутри:
— Мари! Ты слышала? Артисты!
— Это чудесно, барышня!
Но радость вдруг сменилась страхом. На площади соберется толпа. Которая ненавидит Амели… И эта скандальная мещанка наверняка будет там. Там все будут… Они станут смотреть, тыкать пальцами…
Амели вернулась в альков, села на кровать:
— Мари, я не поеду.
На фарфоровом лице горничной отразилось недоумение:
— Что за глупости, барышня? Раз мессир велел — нужно непременно ехать. И показать им всем, что вы их не боитесь.
Глава 62
К Седьмой площади со всех сторон тянулся народ. Видно, впрямь ожидалось что-то необыкновенное. Карета вязла в людском потоке, Гасту, сидя на козлах, то и дело нещадно щелкал кнутом, разгоняя горожан. Амели смотрела в окошко, тайком, будто боялась быть замеченной, а в груди все стыло. Не было радости. Все завязалось тугим холодным узлом. Она бы хотела поворотить, но Гасту не послушает — у него приказ господина.
Наконец, карета выкатила на площадь, остановилась у одного из домов, и Амели скользнула прямо из экипажа в открытую дверь, оставшись незамеченной. Если люди что и видели — так краешек шитого серебром платья. Это немного успокоило.
На лестнице встретил лакей. Старый, вытянутый, преисполненный такой важности, что становилось неловко. Он отвесил церемонный поклон:
— Прошу за мной, ваше сиятельство. Для вас все приготовлено.
Амели и Мари поднялись вслед за провожатым по узкой лесенке на второй этаж, лакей учтиво открыл дверь и с очередным поклоном пригласил войти:
— Прошу, ваше сиятельство. На столе уже поданы вино и холодные закуски, но если что-то понадобится — стоит лишь позвонить в колокольчик.
Амели кивнула:
— Благодарю.
Комнаты были скромными, но чистыми. Впрочем, комнаты как комнаты, не лучше и не хуже, чем в родительском доме. Амели подошла к приоткрытым дверям на балкон, глянула в щель. Седьмая площадь была полна народу, голова к голове. Почти под самым балконом, перед подъездом ратуши, были сооружены деревянные подмостки. В самом центре возвышалось что-то, накрытое красным покрывалом. По обеим сторонам по два стула с высокой спинкой. С краю — бочка и какая-то палка, накрытая тряпкой. Уже выставили декорации. Оставалось лишь теряться в догадках: что же будут давать?
Но на душе все равно скребло. Амели предпочла бы остаться дома. Так было спокойнее, надежнее. Она теперь и не хотела выходить за пределы собственного сада. Еще и Феррандо нигде не было. От этого становилось только тревожнее. Амели так и смотрела в приоткрытые дверцы, не решаясь выйти, щипала ранний виноград из плетеной вазочки, чтобы чем-то себя занять.
Вдруг толпа затихла. Из дверей ратуши вышел глашатай Конклава
