Катя смогла встать одной ногой на выступ в начале колодца, смогла, упираясь левой рукой в противоположную стенку, выпрямиться почти в полный рост и посветить наверх.
- Здесь все гладко, - раздался ее голос.
- Разворачивайся и ползи враспорку, - прокряхтел Михаил. - Быстрее, я не могу держаться. Место мне!
Это было невероятно тяжело - двигаться вверх только за счет плеч и ног. Бесполезные сейчас руки, такие умелые, такие замечательные органы человека, только бестолково шарили по стене, точно стыдясь своей бесполезности. Катя продвигалась вверх по сантиметру, по миллиметру. Никогда не лазавшая даже по деревьям, стиснув зубы, она ползла, скребла спиной по камню. Иного выхода не было.
Ноги сразу задрожали от невероятного напряжения, и Катя с ужасом понимала, что не сможет теперь их расслабить ни на секунду, иначе просто упадет. Она проклинала земное тяготение, проклинала собственное пополневшее столь любимое тело, но ползла и ползла.
- Катя, - прогудел снизу Михаил, - не вздумай упасть, - он чуть отдышался, - мы под тобой.
- Заткнись... дурак.
Теперь шла смертельная борьба уже не с фантастическими монстрами Соленой пещеры, а с самими законами физики и собственной усталостью.
Секунда отдыха... посветить наверх - много ли осталось... Ох, как еще много. Катя постепенно как-то развернулась в колодце. Теперь ее ноги были у Шмидта над головой.
- Ми... - успела она предупредить его. Нога не выдержала и сорвалась. Услышав страшное шуршание над головой, он вслепую подставил руку и поймал ее за пятку. Она с благодарностью выпила эту секунду отдыха и снова напряглась.
- Давай, Катюш, давай... Еще чуть-чуть.
Даже неразумный младенец, кажется, понимал, что происходит. От него требовалось только не шевелиться, не дергаться и молчать. И он молчал. Только. шумно сопел, будто помогая влекущему его кверху человеку.
Еще сантиметр, еще... Михаил почувствовал, что . ободрал о шершавую стенку левую руку, поддерживая Катю, и ссадину немедленно начало жечь. Этого еще не хватало. Наверное, проклятая соль проклятой Соленой пещеры. Может быть, там и хороший воздух. Но легендарный рай подземных жителей на поверку оказывался еще худшей дрянью, чем их ад.
Еще сантиметр, еще... Давно слышавшийся снизу смутный гул усилился. Остановившись, Шмидт включил фонарь, изогнулся сильнее, вывернув голову и посветил на дно. Рельеф дна почему-то изменился: вместо серого песка появились какие-то желтоватые шары. И дно стало намного ближе.
Он не сразу сообразил, что это лысые головы слепцов. Невнятное бормотание оказалось их неразборчивой тихой речью. Иногда они задирали свои жуткие человеческие рожи и скалили зубы. Сверху от ползущих на жителей преисподней сыпалась пыль, каменная соленая крошка. Но им не грозило, что соринка попадет в глаз.
Что они задумали, сволочи? Неужели и тут будут преследовать?
Еще сантиметр... еще... Внизу раздался громкий крик.
- Что там? - выдохнула Катя.
- Ползи, девочка... ползи, - выдохнул Миша.
И она ползла. Он снова остановился, изогнувшись посветил на дно.
И увидел блеснувшие глаза. Кто еще там? Пуков? Нет, чья-то незнакомая бородатая рожа. На Зотова похож. Мерещится уже проклятый.
Еще сантиметр... еще... Катя посветила наверх. До благословенного края колодца оставалось уже немного.
Он спиной почувствовал шевеление под собой. Новая остановка. Новое включение фонаря. Да! Там эти монстры выстраивали пирамиду. Потому что желтоватые шары стали ближе. Миша видел длинные голые руки, цепляющиеся уже за мельчайшие неровности колодезной трубы. Зрячий и бородатый кричал угрожающе: "Ва-ва-ва!" Уж эти термиты тут пролезут. Почему они раньше не лезли? Неужели опять виноват Шмидт, осмелившийся отстреливаться?
- Катя, не пугайся, - прохрипел он. - Я буду стрелять вниз. Ползи, девочка моя... Я за тобой.
Он вклинился в две стенки, уперся изо всех сил и опустил руку с пистолетом, подсвечивая себе. Промахнуться было почти невозможно, но он все-таки прицелился. До ближайшей голой макушки было уже метра четыре.
Отдача чуть не опрокинула Шмидта с ребенком вниз. Но он удержался. Зато там тяжелое мертвое тело обрушило всю акробатическую систему.
То-то Зотов обрадуется, когда Шмидт выдержит этот экзамен и придет его убивать. Катя еще посветила вверх и увидела, что уже может дотянуться до края рукой. Она была готова заплакать. Из последних сил она бросила свое тело вперед и уцепилась пальцами за край колодца. Наверху в гроте было по-прежнему темно.
- Миша, - простонала она, - я уже у края... Не могу подтянуться.
- Сейчас я... сейчас. Становись мне на голову... Встала.
Соль жгла его руку, шею, кожу за шиворотом. Пот жег глаза. Теперь он еще и поддерживал свою женщину.
- Давай!
Натуга отозвалась у нее в животе болью схваток. Катя даже зубами пыталась уцепиться за равнодушный камень. Перекинула локоть... Уперлась... Подтянулась... Навалилась животом... И рухнула на пол показавшегося родным темного грота.
Лишь три вдоха и выдоха она позволила себе отдохнуть. Перегнулась вниз, посветила фонарем. Раскинувший руки, ноги, распятый в трубе Миша не шевелился. Катя протянула руку, не достала.
- Давай мешок.
Он тупо смотрел на нее, уже не в силах говорить. Тогда она догадалась. Сняла фонарь, отвязала от него веревку и опустила ее. Веревка пощекотала его лицо и вывела из ступора. Оставаясь враспорку, он уцепился за веревку. Катя потащила...
Через долгие секунды у края оказался и Шмидт. Из последних сил он освободил лямки вещмешка, и Катя приняла ребенка. А потом и Миша рухнул, перевалившись через край, на пол грота, словно второй раз родившийся.
ГЛАВА 15
После такого невероятного напряжения организм потребовал сна и включил этот режим вне зависимости от всяких опасностей, исходящих снизу, сверху, со всех сторон. У бедных мужчины и женщины не было здесь очевидных друзей, но врагов - сколько угодно. Наверное, был еще кто-то, кому зачем-то надо было, чтобы они куда-то непременно дошли. Он дал бы им за это очень большую награду. Правда, им очень хотелось одного - добраться до настоящего дома, который они имели прежде безо всяких заслуг, обыкновенной квартиры, где на стены наклеены веселенькие обои, а в окна пробивается настоящий дневной свет.
Во сне ласковая домашняя кошка забралась на кровать и принялась вылизывать шершавым целительным языком кровоточащую ссадину на левой руке. Жгучая боль от соли проходила. Кошка твердо обещала, что до свадьбы все заживет.
Ребенок решил, что получаса для отдыха вполне достаточно и подал голос. Ему хотелось есть, пить, переодеться, да и подозрительный шум из колодца требовал обратить на него внимание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
