— Не знаю, чего вы там понаслушались, но станцию я старался держать в исправности. Однако машинному оборудованию свойственно время от времени выходить из строя, и трагическая случайность состоит как раз в том, что рабочие углубились до уровня грунтовых вод в то самое время, когда сломался насос.
— Трагическая… — слабым голосом отозвалась Эбби. Со вчерашнего утра во рту у нее не были ни маковой росинки, и под безжалостно палящим солнцем она вдруг ощутила головокружение. Перед глазами запрыгали зайчики — и ее качнуло.
— Хорошо ли вы себя чувствуете, мисс Скоттсдейл? — осведомился Эбенезер. Несмотря на головокружение, Эбби не расслышала в его тоне ни толики сочувствия. Не услышав в свою очередь ни слова в ответ, он велел вознице принести воды.
— Не трогайте меня! — резко проговорила Эбби, когда Эбенезер было взял ее под руку, желая поддержать. Ей была противна сама эта мысль. Возница принес флягу с водой, но Эбби ударила его по руке, и фляга упала на землю. Вдалеке девушка разглядела похоронную повозку с гробом Нила: та поднималась по дороге к кладбищу, — и на глазах у нее опять навернулись слезы. Ей стало тем более горько оттого, что рядом не было ни Мэг, ни девочек.
Эбби шатало из стороны в сторону. Она сердито взглянула на Эбенезера.
— Из-за вас вместе с отцом погиб человек, которого я любила и за которого собиралась замуж. Я даже не смогла устроить папе достойные похороны, ведь он был замечательный и заслуживал большего, чем сосновый ящик с безвестной могилой. Много большего!
Эбенезер сунул руку в карман и достал три однофунтовые купюры. Это походило на недостойный жест запоздалого раскаяния.
— Вот, пожалуйста, возьмите, — сказал он, беря ее руку и вкладывая в нее деньги.
Тут Эбби взорвалась.
— Три фунта! Три жалких фунта! По-вашему, это все, чего заслуживает мой отец? — Она подбросила бумажки в воздух — их подхватило ветром и, как осенние листья, разметало по соседним неухоженным могилам. Эбби не нуждалась в такой подачке. — И вы смеете думать, будто жизнь моего отца стоит три фунта? — воскликнула она.
Эбенезер явно негодовал, но держал себя в руках. Он понимал — это волнение преходяще. Он мельком взглянул на возницу, дав знак, чтобы тот подобрал три фунтовые бумажки, — немедленно.
— За день до смерти отец сказал, что узнал вас с лучшей стороны. — Это прозвучало не как утверждение, а скорее как обвинение. — И будто вы даже убедили его, что люди к вам «предвзяты». — Эбби усмехнулась, словно это и правда было смешно. — Он даже проникся к вам уважением и поверил, что рабочие вам небезразличны, что вы действительно радеете за них. Он стал считать вас своим другом. — От волнения у Эбби дрогнул голос.
Лицо Эбенезера по-прежнему ничего не выражало.
— Представляю, как ему было бы обидно, знай он, что вы не пришли не только на его похороны, но и на рудник, когда погибли люди. Уж тогда бы его иллюзии по поводу вашей порядочности вмиг развеялись.
Эбенезер не проронил ни слова.
— Или вы станете отрицать, что в последнее время сблизились с ним? — спросила Эбби, сбитая с толку его молчанием.
— Нет, мы действительно много о чем говорили, — наконец подал голос Эбенезер. — И о вашем будущем тоже.
Эбби пребывала в таком смятении, что пропустила последние его слова мимо ушей.
— Как мне теперь быть без отца? — прошептала она, оттого что от боли у нее перехватило горло.
— Мы с вашим отцом договорились касательно вашего будущего, но давайте это обсудим, когда вы успокоитесь, — с холодной невозмутимостью продолжал Эбенезер. Он терпеть не мог, когда женщины дают волю чувствам.
— Мне нечего с вами обсуждать, — давясь от злости, проговорила Эбби. — И нет, думаю, между вами с отцом никаких договоренностей.
— Отец ваш был человек слова, и я надеюсь, к его словам вы относитесь с почтением, — возразил Эбенезер. При этом его зеленые глаза пронизали ее насквозь.
Эбби поняла, что он не шутит, и, невзирая на послеполуденный зной, по спине у нее пробежали мурашки.
— Не знаю я ни о каких ваших договоренностях с отцом. И не верю, что такие договоренности вообще существуют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Впрочем, пока она это говорила, в ее душу все глубже закрадывались сомнения. Она знала, что отцу уж больно хотелось, чтобы она была счастлива в замужестве, потому-то он и согласился отобедать с Эбенезером Мэйсоном, чего она и представить себе не могла. Как не могла она представить себе и то, что отец резко изменил свое мнение о хозяине, хотя, по его признанию, так оно и было. Но и в таком случае ей не верилось, что он и в самом деле договорился с этим человеком о том, что она выйдет за него. Неужели это правда?!
— Я же сказал, мы обсудим это после того, как у вас будет время обдумать ваше нелегкое положение. — Эбенезер развернулся и направился к экипажу. Он был высок и сухощав, его можно было даже назвать крепким, но во всем его облике сквозило самодовольство и самолюбование. Где же тот человек, которого узнал в нем ее отец? Тот, который, по его признанию, когда-то сам мыл золото. Такого она в нем не увидела, зато хорошо разглядела исходившее из каждой его клетки презрение к тем, кому повезло меньше, чем ему самому.
Эбби поняла, что в его словах прозвучало скрытое предостережение, в них явно таилась угроза — и девушка невольно вздрогнула. Тем не менее гордость не позволила ей выказать страх перед человеком, повинным в смерти ее отца.
— Хоть без папы мне будет нелегко, я найду себе работу и уж как-нибудь проживу! — выкрикнула Эбби ему вдогонку. Ей хотелось, чтобы это прозвучало твердо, но на поверку желаемой решимости ее голосу не хватило.
Усаживаясь в экипаж, Эбенезер бросил на нее короткий леденящий взгляд. И взгляд этот говорил о многом. У Эбби не осталось ни малейшего сомнения, что Эбенезер решительно настроен добиться своего.
Эбби чувствовала себя беззащитной и затравленной, но, глянув на отцовскую могилу, она взяла себя в руки. «Конечно, я еще слишком молода, но уже сполна узнала, почем фунт лиха, — говорила она про себя, вспомнив, как им жилось в Ирландии и здесь, в землянке. — А сам-то он знает, что такое горе мыкать? Нет, ни в жизнь не поверю, что когда-то он был старателем, иначе радел бы за своего брата-рабочего и папа был бы жив». Эбби думала, что хуже, чем сейчас, ей уже никогда не будет.
— Эх, папа-папа, как бы мне хотелось, чтоб ты был рядом! — чуть слышно проговорила она.
Эбенезер отправился прямо к доктору Миду в контору при больнице на улице Правосудия.
— Передайте Вернону — я хочу его видеть, прямо сейчас, — обратился он к регистраторше.
— У него сейчас посетитель, мистер Мэйсон, — с некоторой робостью сказала Кора Блэйк. — Я не могу его отрывать.
Эбенезер завел глаза и принялся мерить шагами приемную.
— Когда он освободится? — спросил Эбенезер достаточно громко, чтобы его было слышно в докторском кабинете.
— Точно не скажу, — с тревогой ответила Кора. — Может, пока присядете?..
— Нет уж, — отрезал Эбенезер. — У меня времени в обрез.
В приемной доктора дожидались еще какие-то люди — им не понравилось, что Эбенезер вознамерился пройти без очереди, но высказать свое недовольство вслух никто не посмел.
После разговора с Эбби Эбенезер больше, чем когда-либо, был настроен заполучить ее. Раньше он видел девушку лишь издали, но и тогда считал ее красавицей. Вблизи же она показалась ему просто обворожительной, а ее враждебность только распалила его страсть.
Поначалу Эбенезер рассчитывал, что ему без труда удастся завоевать расположение девушки, тем более с помощью отца. Прежде он никогда не испытывал трудностей в делах амурных. Обычно пары-тройки дорогих подарков вкупе с заверением осчастливить объект страсти ему вполне хватало, чтобы добиться своего. Но Эбби совсем другое дело: он собирался взять ее в жены и хотел, чтобы она родила ему детей. Впервые за многие годы Эбенезер понял, что только юная красавица жена и дети могут скрасить его жизнь в Мартиндейл-Холле. Он хотел слышать в доме их смех, хотел принимать гостей на пару с очаровательной супругой.
