любопытство преобладает над приличием, и сейчас я ему за это ох как благодарна.
— Это такой, что на время отсутствия Татьяны по назначению Дмитрия я — новый куратор защитников, — отвечает блондин, не меняясь ни в лице, ни в тоне голоса.
Чего совсем не скажешь о нас троих.
* * *
Бена я нахожу во внутреннем дворике штаба. Подпирая спиной стену у пожарной лестницы, он глядит на перекидывающих друг другу мяч парней. Пока я подхожу ближе, Бен успевает достать из внутреннего кармана куртки что-то прямоугольное, что я по ошибке сначала принимаю за телефон.
Потом приглядываюсь и в сердцах ухмыляюсь.
— А я всё гадала, как ты справляешься, — произношу, останавливаясь напротив Бена. Выхватываю из его рук сигарету. — Телевизор смотришь? Минздрав предупреждает.
— Минздрав может поцеловать меня в задницу, — ворчит Бен в ответ, выуживая из пачки новую сигарету.
Я тянусь, чтобы конфисковать и эту, но Бен успевает зажать её зубами.
— И давно ты куришь?
— Видимо, да. Когда мы оказались в этом настоящем, у меня в тумбочке уже был вскрытый блок, — Бен поджигает сигарету. Затягивается, прищуриваясь. — Надо бросать, это дело паршивое… Но приставучее до жути. — Выдохнув дым, Бен перехватывает сигарету подушечками пальцев и протягивает мне. — Курнёшь?
— Ещё чего не хватало, — я морщу нос. Затем бью Бена по руке, и остаток сигареты падает ему под ноги. — И ты больше не будешь.
Бен тушит окурок носком кроссовка.
— Если не перестанешь руками махать, я на тебя заявление накатаю с просьбой о судебном запрете на приближение, — говорит он, поднимая на меня взгляд. — Что это сегодня было? Ладно я — до нашего временного путешествия я защитником был уже не первый год. А ты едва перестала быть новенькой… Откуда такая силища?
— Ваня сказал, что это принадлежит здешней Славе, — я щёлкаю пальцами, вспоминая его фразу. — Мышечный код, или что-то вроде того.
— И что это значит?
— Понятия не имею. Но, видать, здесь я не последняя в рейтинге лучших.
— Это я уже понял. — Бен морщит нос, показательно потирает поясницу. Затем вытягивает руку перед собой, образуя преграду между нами. — Отошла, блин! И ближе не подходи.
— Боишься меня? — я удивлённо приподнимаю бровь.
— От вас, психов, чего угодно ожидать можно, — отвечает он.
А секунду спустя уже улыбается.
Рядом с Беном мне хорошо. Он стал моим вторым другом после Лии, которого я нашла именно тогда, когда больше всего в этом нуждалась. И, как и с Лией, я чувствовала — такую связь непросто будет разорвать.
— Так ты, получается, всё рассказала Ване? — спрашивает он, вдруг посерьезнев.
Я трясу головой. Киваю в сторону штаба, и Бен понимает меня, потому как сразу берёт направление к двери внутреннего дворика.
— Я просто задала ему, как учёному, интересующий меня теоретический вопрос. Да и смысл? Думаешь, нормальный человек поверит в путешествие во времени?
Мы проходим первый этаж штаба и снова оказываемся на улице, но уже за пределами территории объекта высокой важности. Бен идёт дальше, а я бросаю беглый взгляд через плечо на дверь и табличку рядом с ней.
Не гимназия и не пожарная станция — в этом времени существование стражей не является тайной, а потому большое четырёхэтажное здание носит название «Особого государственного учреждения по контролю межмировых отношений».
Я нагоняю Бена. Он чуть поворачивает голову в мою сторону, словно убеждаясь, что это я, а потом произносит:
— Я тебе так скажу: нормальный человек — это тот, кто сам ни в жизнь не согласится отправляться в подобное путешествие.
* * *
Возвращаюсь домой я далеко за полночь. На радость не встречаю никакого возмущения со стороны родителей, как и их самих — лишь записка: «Слава, я у Ани Филоновой. Ужин в микроволновке. Целую, мама». Дмитрий ещё в отъезде и будет только послезавтра. Свет из комнаты Артура льётся через щель между дверью и полом, и я даже слышу, как уменьшается громкость телевизора, когда я прохожу по коридору, но к Артуру всё равно не заглядываю — сразу ныряю в свою комнату.
Здесь слишком темно. Окна зашторены, и я не помню, чтобы делала этого перед уходом. Тянусь к выключателю, перевожу его в рабочий режим, но лампочка не загорается.
— Бесполезно, — произносит голос. Я вздрагиваю, вытаскиваю нож из куртки. — Извини. Не хотел тебя пугать.
Штора отодвигается в сторону, и я вижу силуэт сидящего на подоконнике человека. Он поднимает руку в воздух, и одновременно с этим я мысленно готовлюсь к нападению, но вместо этого человек просто проводит ладонью по окну. Следы его пальцев оставляют лёгкое свечение на стекле.
Свечение превращается в светлячков, взмывающих к потолку комнаты.
Это продолжается до тех пор, пока на потолке не остаётся и сантиметра пустого места. И теперь, когда комната освещена лучше, чем когда-либо, несмотря на холодность излучаемого света, я вижу своего гостя.
Как же он изменился…
— Мы договаривались на встречи без оружия, — Кирилл кивает на кинжал у меня в руке. — Он не железный, и всё же я не люблю, когда нарушают обещания.
Я кидаю кинжал на кровать. Кирилл удовлетворённо кивает. Я не знаю, с чего начать разговор. Всё, что мне удалось узнать о Кирилле из этого настоящего, напоминает криминалистическую сводку, некролог и доску объявлений в одном флаконе.
В этом настоящем пираты — не воришки, странствующие по мирам в поисках лёгкой добычи и мелкого заработка. В этом настоящем пираты — преступники. Они не воруют, они совершают грабежи. Они не подбирают оставленное, они берут, не спрашивая разрешения. Они не запугивают, они сразу переходят от слов к делу.
Гло здесь не тихая, а жестокая, Филира — не по-хорошему чудаковатая, а коварная, Север — ещё более беспощадный и яростный, а Кирилл… Мой Кирилл больше не просто главарь ренегатов, он — лидер тех, кто, в случае поимки, будет казнён на месте, без суда и следствия.
— Зачем ты пришёл? — спрашиваю я.
— Как обычно, — Кирилл соскакивает с подоконника. Складывает руки на груди. Ткань его плаща противно хрустит. — Желание сдать меня ещё не появилось?
Видимо, это происходит не в первый раз: Кирилл наведывается ко мне и даже может обмолвится о том, что собирается сотворить, а я… не могу собственными руками подвести его под трибунал, даже несмотря на клятву, которую принесла перед Советом.
Он — мой друг. Вопреки всему, что произошло, и несмотря на то, что ещё случится.
— Ты сам знаешь, — отвечаю я.
— Знаю, — Кирилл касается медальона на своей шее.
Человек с кувшином. Водолей. Мой медальон тоже на месте —
