А почему бы и нет? Если Мирна заявляет, что будет заботиться о яйце, она не обманет. Эта леди достойна доверия. И мое одеяло перестанет подпрыгивать.
— Я согласен. Спасибо тебе, дорогая.
Мирна расплылась в счастливой улыбке.
Через некоторое время она положила в коробку взбешенное яйцо и перенесла его к себе в комнату. По дороге она напевала коробке колыбельную.
— А теперь, — сказала она, вернувшись, чтобы забрать пустой поднос, — собери все силы, чтобы поскорее выздороветь. Как последний жадина, береги каждую крупицу своих сил, пока не почувствуешь себя здоровым.
— Обещаю беречь, — сказал я, сдерживая слезы благодарности.
Теперь у Мирны была цель в жизни. Она покидала меня рано, спешила к себе, запирала дверь на ключ и укачивала глака.
Когда же дом успокаивался, а Мирна с яйцом погружались в сон, а старшие Фонк ли дремали у телевизора, появлялась Цинтия и приносила мне десерт.
— Привет, болящий, — говорила она.
— Привет тебе от болящего, моя ангелица, — отвечал я.
— Гарольд, мне пришла в голову идея.
— Не поздно ли, на ночь глядя?
— Гарольд, тебе следует избавиться от этого вонючего яйца. Оно высасывает из тебя все силы. Даже если оно тысячу раз правительственная собственность, я намерена его расколоть. Я никогда его не любила, но мирилась с его существованием. Но когда я вижу, что яйцо тебе вредит и мешает выздороветь, я понимаю, что мне пора вмешаться. Я прошу твоего разрешения разбить яйцо. Если ты мне не позволишь, я разобью его без твоего разрешения.
— Милая, мне надо обдумать твое предложение.
— Обдумывай побыстрее. Ты меня знаешь, стоит тебе отвернуться, как я возьму в руки топор.
— Я постараюсь обдумать все в кратчайшие сроки, — сказал я. — Мне необходимо понять, что я выигрываю и что проигрываю.
— Мне-то все уже ясно.
«А что, может быть, неплохая идея? — подумал я. — Давайте дадим Цинтии возможность расколоть яйцо. По крайней мере, какое-нибудь яйцо. Это избавит ее от тревог, подозрений и мучений».
После того, как мы расправились с десертом, Цинтия собрала тарелки.
— Я иду в кино, — заявила она. — Постарайся все решить, прежде чем я вернусь. Кстати, ты сегодня ел желе в отвратительной, сексуальной манере. Буквально пожирал его. Это вызывает во мне неуправляемые эмоции.
Я поцеловал ее в переносицу.
Ну что за чудесное семейство!
Снизу доносился хохот мистера Фонкля, который смотрел комический сериал.
Телевизор, в который уткнулись Фонкли, стоял в гостиной. Гостиная отделялась от кухни столовой.
Я спустился в жизненный центр нашего дома — на кухню, открыл холодильник и вытащил три яйца.
Вы спросите, почему именно три?
Цинтия знала, что яйцо глака велико. Да и по правде говоря, в последние дни оно распухло до размеров футбольного мяча. Так что одним куриным яйцом мне не обойтись.
На цыпочках я поднялся к себе в комнату.
Там я открыл ящик письменного стола и достал скотч. Затем я обмотал лентой два яйца. Кончиком ножа я уколол указательный палец и побрызгал кровью на скорлупу яичного агрегата. Затем я положил яичную бомбу под одеяло в то место, где обычно лежал глак, а третье яйцо сунул под подушку.
Как назло в этот момент в комнате появился специалист.
— Гарольд, познакомься, — сказала миссис Фонкль. — Это доктор Бим. Доктор Циппер рекомендовал его для консультации. Он считает, что ты представляешь собой загадочный феномен и, возможно, сенсацию в медицинском мире.
Доктор Бим торжественно кивнул.
Я тоже торжественно кивнул. И задумался. Ведь если доктор Циппер был убежден, что я симулянт, зачем вызывать консультанта?
Я мысленно обратился за советом к доктору Хикхофу.
— Желаю успеха, Гарольд, — сказала миссис Фонкль. — У нас как раз середина серии. Простите, но я должна вас покинуть.
Доктор Бим вышел в туалет, вымыл руки и вернулся ко мне в комнату. Затем он натянул матерчатые перчатки.
— В жизни не видел, чтобы доктор так делал, — сказал я.
— У каждого свои манеры, — ответил доктор. — Ну что ж, приступим.
Доктор Бим обстучал меня кулаками, словно молотком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А теперь, — сказал он, — закройте глаза и откройте рот.
Я зажмурился и распахнул пасть.
— Когда я разрешу, — сказал доктор, — откроете глаза. Но не раньше. Высуньте язык. Господи, как он у вас обложен!
— А-а-а-а…
— Не открывайте глаз!
— Бррр!
— Закройте рот!
Мои зубы лязгнули по металлу. Во рту у меня оказалось дуло пистолета. Глаза мои широко раскрылись.
— Попрошу без шума, — сказал доктор.
Он вытащил пистолет из моего рта, но держал его наготове.
— Полагаю, — сказал я, — что имею дело с Наглем. Как вы меня выследили?
— Просмотрев все объявления о сдаче комнат в наем в день, когда вы нас покинули. А затем задавая вопросы в этом районе.
— Что ж, неглупо, — признал я.
— Спасибо, — сказал Нагль, отдавая должное моей объективности. — Как жаль, что мы не смогли прийти к цивилизованному соглашению. Мне бы хотелось, Гарольд, чтобы вы поняли движущую силу моих поступков. Возьмите моего отца. Всю жизнь он писал заметки и сноски, на него же за пятьдесят лет никто не сослался. Ни разу за всю карьеру он не смог сделать мирового открытия. И вдруг в один прекрасный день заявляется ваш друг Хикхоф и тащит с собой чудом сохранившееся живое яйцо глака. И во весь свой наглый голосище он спрашивает: «А ну-ка, догадайтесь, доктор Нагль, что у меня в кармане?» И вот в тот момент на закате научной жизни моего папы перед его взором замаячило Свершение. Уходя в вечную тень, он увидел яркий луч света.
— Я его понимаю.
— Можете ли вы понять, что означает яйцо глака для старого антрополога?
— Могу.
— Оно означает бессмертие! Впервые в жизни мой отец упал на колени. Он умолял бессердечного Хикхофа. Он просил всего-навсего половину открытия. Даже не пятьдесят один процент славы, а лишь пятьдесят процентов. Он готов был назвать глака «Открытием Хикхофа — Нагля». А Хикхоф расхохотался ему в лицо.
— Яйцо много значило для доктора Хикхофа, — сказал я.
— На папиных похоронах я поклялся, Гарольд, что память о моем отце будет основана не на уточнениях к чужим открытиям, а на настоящем глаке. И я намерен выполнить свое обещание.
— Нагль, признайтесь, — сказал я. — Действительно ли вами движет любовь к отцу или ваша собственная страсть соответствовать достижениям ваших предков?
— Вы рискуете своим скальпом!
— Простите, но я выполняю чужую волю. Вы же прочли письмо с надписью «ПЕРВОЕ»?
— Сегодня я прочту письмо с надписью «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ».
— К сожалению, второе письмо утеряно, — ответил я. — Когда я пришел в себя в больнице после того, как вы…
Нагль почесал правое ухо.
— Что ж, — сказал он, — допускаю. Впрочем, это ничего не значит. Что может быть в письме «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ», кроме рассуждений о староанглийском языке? Да и в этом, надо сказать, он ничего не смыслил.
— Постыдитесь, Нагль, — усовестил его я. — Хикхоф уже давно почил.
— Пусть «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ» горит синим пламенем. В этой жизни важно только яйцо.
— Мы сможем стать партнерами, — предложил я.
— Ха-ха! Вы опоздали, Гарольд. Я не желаю никакого партнерства. Отдайте мне открытие Нагля. И если вы посмеете усомниться в моей решительности, если вы хотя бы пикнете, то тут же присоединитесь к Хикхофу в небесном хоре с ангелами.
На вид он казался вполне приличным парнем. Лицо, как у мистера Пиквика. Совсем не похож на киллера. Да разве разберешься в людях?
— Яйцо лежит под подушкой, — сказал я.
Мне повезло.
Наглю не приходилось раньше видеть яйцо глака. Он расцвел, когда я протянул ему куриное яйцо.
Он схватил яйцо, и рука его дрожала.
— Не спешите, — предупредил я.
— Приятно было познакомиться, — сказал он, заворачивая яйцо в полотенце и кладя в саквояж. — Не исключаю, что когда все это благополучно закончится, мы с вами встретимся за шахматным столиком.
