– При этом он рассказывал вам о родителях, которые не простят ему суицида…
– Именно так, – зло щурила глаза Люба, разглядывая Катю, как лютого врага.
– Я, мы все вам верим. Однако выходит, что Миша сказал неправду вам, Люба, – продолжила Александра.
– А если она самозванка? Просто однофамилица? Козырев – фамилия распространенная!
– Да наберите тетю Веру! – рассердилась Катя. – Вот ее номер… – Она пощелкала своим мобильным. – Вот он, набирайте! Спросите ее, кто кем кому приходится в нашей семье! Самозванка! Надо же такое выдумать! Может, вы сами – самозванка?!
– Насчет меня, – запальчиво проговорила Люба, – вот вам три десятка номеров, по которым вам подтвердят, что я была правой рукой Миши! Что мы с ним часто советовались, вместе искали пути, как достучаться до ребят… И находили! И спасали! Вы тут, со своими художествами, что вы знали о брате?! Как ему живется, чем он мучается?! Да ничего вы не знали! Свои худосочные проблемки ему, небось, сливали, он же сильный, он утешит, погладит по головке, утрет слезки… А знали ли вы, сестра, как растрачивал себя Миша на потерянных людей? Как он отдавал им свою энергию, добро, тепло? Скольких людей, стоящих на грани смерти – смерти, слышите! – он спас?! И меня в их числе!!! – В ее голосе звенели злые слезы.
Зависла тишина.
Первой пришла в себя Катя.
– Пожалуйста, извините… Но покиньте квартиру. Мне и без вас тяжело. Уходите. Все.
Люба с готовностью вскочила и направилась к дверям.
– Катя, будьте снисходительны… – проговорила Александра. – Люба потеряла очень близкого друга… Может, единственного.
– А я потеряла единственного брата! Кто больше? Посоревнуемся в размерах скорби, а?!
Александра переглянулась с мужем. Девушки сорвались, и вряд ли сейчас удастся узнать у них что-то существенное…
– Пойду догоню Любу, – шепнула она. – Ей сейчас нужна поддержка, мне кажется.
– Сестре тоже.
– Но нас выставили за дверь, если ты не забыл…
Александра ушла. Вслед за ней и детектив с ассистентом покинули квартиру. Если у Алексея еще и оставались вопросы, то сейчас явно не время их задавать.
Вернулись они на Смоленку вдвоем с Игорем – строптивая Люба убыла куда-то восвояси, Александра вслед за ней – и расположились в кабинете Алексея.
– Кис, я вот что думаю… – начал Игорь.
«Кис» – детских еще времен кликуха, смешная, «прикольная», она прочно прицепилась к Алексею и передавалась по эстафете от старых друзей к новым. Так и к Игорю попала, а тот с удовольствием подхватил, с благосклонного позволения шефа. Право называть шефа по кликухе было чем-то сродни погонам: до этого надо было дослужиться. И Игорь дослужился.
– …думаю, что Михаил намеренно ввел в заблуждение Любу.
– Зачем?
– Да это же ясно, он вовсе не собирался покончить с собой! Но говорил об этом своим подопечным, типа к народу поближе быть… «Мы одной крови» – это помогает. Никто в ответ не скажет: ты нас не понимаешь, потому что никогда не был на нашем месте! Потому Михаил выдумал благочестивых верующих родителей для поддержания своей э-э-э… легенды.
– А почему он не рассказывал о сестре, на твой взгляд?
– Это разрушало его образ, образ человека, жаждущего уйти из жизни. Одинокого и только ради веры родителей не решающегося на последний шаг.
– Да, пожалуй. Утром Саша мне рассказывала: прочитав блог Михаила, она усомнилась в его искренности. Написала ему, что он позер, что играет роль…
– И что?
– Он ей объяснил, что блог этот служил ему для работы. Представившись самоубийцей, Михаил собирал все аргументы, которые только могли дать ему люди. Для того, чтобы использовать их в своей работе с суицидниками!
– Надо же, признался едва знакомой журналистке, а Любе врал.
– Саша – посторонний ему человек. А Люба – староста группы. Михаил выдерживал единство своей версии. И не настолько ей доверял, чтобы рассказать правду.
– Так мы теперь свободны, Кис? Люба получила ответ на свой вопрос. Хоть и явно рассчитывала, что он будет иным… Но нет у Козырева верующих родителей, что полностью меняет картину. Придется ей смириться с версией убийства.
– В принципе, да… Но мне, если честно, стало любопытно, что же случилось с этим Михаилом на самом деле.
– Как твой ассистент и по совместительству главбух, я должен тебе грубо намекнуть, что с начала месяца ты заработал всего…
– Знаю я, сколько заработал! – буркнул Алексей. – Но был всего лишь один клиент. Начало сентября, люди возвращаются из отпусков, и волнуют их сейчас только школьные дела отпрысков. К концу месяца жизнь войдет в обычное русло и обязательно появятся новые клиенты. А пока я свободен! Могу себе позволить поломать голову в свое удовольствие.
– Но если появится клиент – настоящий, который платит, – ты тогда бросишь это дело?
– Тогда будет видно, – уклончиво ответил детектив, пряча улыбку: Игорь в роли «главбуха» его забавлял. – А пока ты со мной? Или тебя отпустить?
– Ну, я тоже хочу поиграть в головоломку.
– Тогда пошли на кухню. Сварганим кофейку, ударим по бутербродику и обсудим мизансцену.
Алексей сделал две чашки эспрессо, Игорь соорудил два бутерброда – черный хлеб, смазанный оливковым маслом, и холодная телятина, запеченная с чесноком (Игорь же и запек, поваром он был отменным), и мужчины уселись за столик.
– Итак, мизансцена. Она состоит из двух частей: обыск и падение из окна. Важно понять, что было сначала. Обыск вряд ли производился в присутствии Михаила: он бы мешал, его бы связали, если не хотели убивать, или убили бы сразу.
– Значит, его сначала выбросили в окошко, а потом занялись обыском.
– Сомневаюсь. Падение тела привлекло к себе внимание, соседи сразу поняли, к какой квартире относится окно. Люди могли туда кинуться, не дожидаясь полиции, а в такой ситуации тщательно перебирать и рассматривать вещи затруднительно. Думаю, кто-то проник к Михаилу в его отсутствие, но хозяин неожиданно вернулся и застал разгром. Попытка объясниться с незваным гостем закончилась для него трагически…
– Между прочим, у Любы есть ключи! Дверь не взломана! А толкнуть в окно – для этого не так уж много физической силы нужно. Если человек не ожидает подвоха, то легко потеряет равновесие!
– И она пришла просить у нас помощи?
– Просила-то она доказать, что это суицид!
– Не думаю, Игорь. Очень рискованно с ее стороны. Мы ведь можем, вопреки ее ожиданиям, доказать, что это убийство. К тому же у полиции есть подозреваемый. Если она убила Мишу, то почему бы ей не сидеть тихо, предоставив полиции делать свое дело?
– Ладно, ты прав. А жаль, так стройненько складывается!
– Мы еще не знаем, каким образом Михаил выпал. Толкнули? Сам потерял равновесие? Был ли он навеселе? Я найду подходы к судмедэксперту района, узнаю детали. Кроме того, надо познакомиться с подопечными Козырева, – твоя идея с дозой вполне правдоподобна, хоть Люба ее категорически отрицает… Давай посмотрим на них поближе. Возможно, у полиции все же есть основания подозревать их? Ну и компьютер Михаила. Как только Катя позволит, мы должны вернуться в квартиру и изучить его файлы.
Есть расхотелось, но Катя все еще сидела за столиком на кухне, бездумно отправляя в рот крошки от сломанной баранки, хотя три ее обломка лежали тут же, на блюдце. Чай в чашке постепенно остывал, подергиваясь пленкой.
Вот так, теперь совсем одна… И надо же, чтоб так совпало: разрыв с Арно и сообщение о смерти брата в один день… Еще совсем недавно ей казалось, что в ее жизнь пришло новое счастье, – мощный и яркий поворот в судьбе, в душе. Она верила, что Арно подарил ей себя, что этот человек стал родным. Рано потеряв родителей, Катя мечтала о большой счастливой семье, чтоб не меньше трех детей, лучше четырех, чтобы у нее и у всех них стало много родных! А судьба взяла и отняла последних… Ладно бы только Арно, как бы Катя ни страдала от разрыва, она понимала, что любовь его оказалась иллюзией, что все равно не суждено. Но брата-то за какие грехи у нее отняли? Сначала папу с мамой, а теперь и Мишу?! Чем она перед богами провинилась, что с ней так жестоко обошлись?! Одна, одна на всей планете, – знаете ли вы, боги, как это страшно? Как непосильно абсолютное одиночество?
Она вздрогнула от этих мыслей. А может, от холода. Хватит, надо прекратить растравлять раны. Мама с детства ей говорила: «Боль подобна ребенку. Будешь ее лелеять – она вырастет».
Катя заставила себя встать, но на некоторое время замерла у кухонного столика, не понимая, что ей делать. И надо ли что-то делать…
Да надо, вообще-то. Прибрать квартиру, к примеру.
Она вошла в большую комнату, постояла посреди хаоса, пытаясь прикинуть, с чего начать… И направилась в спальню. Легла на кровать брата, натянула одеяло до ушей.
Оно пахло Мишей. Детством. Счастьем.
Скомкав одеяло, Катя прижала его к лицу, вдыхая запах, и завыла, как брошенная собака.
