Она кивнула. Зотов уговорил Женьку зайти с ним в автомастерскую. Прежде, чем зайти к начальнику и объяснить опоздание, громко объявил работавшим мастерам, поднявшим головы при их появлении:
— Разрешите представить всем вам мою невесту — Женю Карееву. Мы только что подали заявление в ЗАГС. Всех приглашаем на нашу свадьбу, которая состоится через месяц.
Мужики столпились вокруг. Поздравляли. Начальник, Юрий Редькин, услышав шум в мастерской, вышел из кабинета. Услышав, в чем дело, радостно поздравил и отпустил Зотова на весь день, даже не вспомнив, что тот заранее не договаривался. Почти все автослесари знали Женю и теперь удивленно переглядывались. Она смущенно улыбалась, ухватившись обеими руками за ладонь Сергея и кивала в ответ на поздравления.
Затем они побывали во всех магазинах в центре. Сергей накупил платьев, халатов, нижнего белья, разных мелочей по ее выбору и обручальные кольца. Продавцы с изумлением наблюдали. Напоследок зашли в «Гастроном» и Зотов прихватил бутылку шампанского, объяснив уставшей от примерок Женьке:
— Надо же нам отметить помолвку!
Девушка улыбнулась:
— Ты и так столько денег потратил…
Он, не смущаясь людей, обнял ее за плечи:
— Жень, деньги не главное. Я их все готов на тебя потратить. Такого счастья, что я испытываю сейчас, у меня никогда не было.
Подъехали к дому и остолбенели: ворота были вымазаны дегтем, а на стене дома темнела надпись черной краской: «Зотов — педик, Женька — блядь». Девушка закусила губу до крови, чтоб не разреветься от обиды. Сергей открыл ворота и загнал машину во двор. Зачерпнул воды из бачка, прихватил две тряпки и нож. Вместе принялись смывать со стены грязную надпись. Мужчина был внешне спокоен, а Женька вся кипела от негодования. Наконец не выдержала:
— Мало того, что прокляли, так теперь еще и жизнь отравляют! Ну что мы им такого сделали? Я считала их умными и добрыми, а они готовы убить, лишь бы не видеть нас вместе. Почему так, Сережа?
Он дотронулся до ее руки мокрыми, испачканными в краске, пальцами:
— Ты любишь меня, вот и вся причина. По их понятиям, мы не имеем права на эту любовь. Они не могут примириться с тем, что я их ровесник, а ты их молодая дочь. Они хотели бы видеть рядом с тобой молодого, сильного парня, а не такого старика, как я.
Кареева горячо воскликнула и даже тереть стену перестала. Повернулась к нему:
— Но ты же не старик! Я не знаю теперь, как мне к ним относиться? Не могу враждовать, но и быть в состоянии напряжения постоянно тоже не в силах. Больше всего боюсь потерять тебя. Давай уедем после свадьбы? Мне два года учиться. Может, они за это время успокоятся? Потом вернемся. Думаю, ты будешь мечтать о ребенке, но мне надо доучиться, Сережа. Я ведь хотела стать хирургом с детства…
Сергей потрепал ее по плечу:
— Об этом и речи быть не может. Ты будешь учиться, сколько потребуется.
Надпись не стиралась, а напротив дома, на дороге, начал собираться народ. Качали головами, переговаривались вполголоса. Никто не подошел к ним. Зотов принес банку коричневой краски и валиком, демонстративно, закрасил стену до окон. Этой же краской заново покрасил ворота, а заодно и калитку. На все ему потребовалось не более пятнадцати минут. Девушка стояла рядом и покусывала губы. Сергей попытался успокоить Женьку:
— Я давно уже собирался их покрасить, да все руки не доходили. — Повернулся к толпе: — Ну и что интересного увидели? Эти слова к нам не относятся, просто не хочется дом поганить. Тот, кто их написал, себя в первую очередь измарал…
Под взглядами толпы, он обнял девушку и направился к калитке. Во дворе легонько коснулся ее волос губами. Вошли в дом. Женька принялась собирать на стол, чтобы пообедать. Она постаралась взять себя в руки, хотя была необычайно молчаливой. Сергей помогал и подсказывал, где что лежит. Девушка молчала во время еды. Принялась неспешно мыть посуду, о чем–то раздумывая. Спросила, посмотрев на стиравшего крошки со стола мужчину:
— Хочешь, я им тоже дом «украшу»?
Он подошел и обнял ее:
— Не надо, Женя. Ведь они твои родители. Извини, но этими словами они лишь себя грязью покрыли.
— Почему они нам жизнь портят, а я не могу отплатить той же монетой? Мне жаль, что ты страдаешь.
Зотов погладил ее по голове, словно маленькую:
— Все потому же — они твои родители. Я стерплю, лишь бы ты рядом была. И если даже не рядом, но я должен знать, что ты моя. Тебе когда уезжать?
— Через четыре дня. Надо бы билет заранее купить.
— Не надо. Я увезу…
За пять дней город превратился в жужжащий улей. Кто–то принял сторону Женьки и Сергея, кто–то поддерживал ее родителей. Кто–то шептал в спину «сука и проститутка», а кто–то с улыбкой подравлял и говорил «молодец, если любишь — борись». И Женька боролась, как могла. Она не опускала головы, идя по улицам. А ходить в центр приходилось каждый день. Требовался хлеб, молоко, другие продукты. Зотов попытался взять покупки на себя, чтоб она не слышала грязных слов, но Женька отказалась. На плевки вслед и шипение лишь гордо улыбалась. Ее родители «поливали» их имена грязью, не стесняясь в выражениях. Мужики в автомастерской откровенно сочувствовали Сергею:
— Ну и тещу ты себе выбрал, сущего Змея Горыныча!
Зотов махал рукой:
— А я не на ней женюсь. Вот поженимся и смирятся.
Старый мастер, которого все звали Власычем, не был так уверен. Покачивая головой, склонился над открытым капотом очередной машины и сказал задумчиво:
— Они дочь родную в грязи вываляли, так что не надейся на добрый исход. Валька злющая баба и злопамятная. Кареевы вам крови еще попортят, помяни мое слово…
Сергей пожал плечами, возясь с электропроводкой:
— Время покажет. В конце концов, мы не в одном доме живем. Жене, конечно, тяжело — родители все же, но и она со временем успокоится. Мы враждовать не собираемся.
Когда праздники закончились, Сергей увез невесту в Кострому. Всю дорогу они пытались найти решение, как дальше вести себя с ее родителями, но так ничего и не решив, решили вначале посмотреть, что будет дальше. Зотов долго целовал невесту возле дверей общежития. Потом развернулся и уехал.
Через неделю студентку Карееву вызвал к себе декан. Попросил присесть и с минуту разглядывал чуть грустное лицо Женьки через очки. На худощавом лице застыло странное выражение. Немного помявшись, достал из ящика стола распечатанный конверт. Не глядя в лицо, сказал:
— На вас поступила грязная кляуза. Я не верю в то, что здесь написано, так как знаю вас уже три года. Никакого разбирательства по этому письму не будет, но я хочу, чтобы вы знали. Вот прочтите…
Протянул конверт через стол. Женька лишь взглянула на почерк, но брать в руки не стала, покачав головой:
— Не надо. Я догадываюсь, что там написано. Это писали мои родители. Выслушайте меня, Николай Степанович…
Женька рассказала Ольховскому все, вплоть до стены, измазанной дегтем. Она даже не стала скрывать то, как лечила избитого мужчину, хотя знала, что ее могут исключить. Декан слушал внимательно, ни разу не перебив ее. Потом взял письмо. Мелко порвал и сжег в пепельнице:
— Считайте, что этого письма не было. Если появятся новые письма, с ними я поступлю так же. Насчет лечения, вы все сделали правильно и я горжусь, что в вас живет отзывчивость и сострадание. Можете идти.
Женька пошла к двери, но декан вдруг остановил ее тихим смехом. Она обернулась. Николай Степанович стоял у стола и лукаво улыбался:
— На свадьбу–то хоть пригласишь? С твоим Зотовым я бы хотел познакомиться. Сильный мужик! Да и ты не слабая…
Он впервые назвал студентку на «ты». Кареева сильно смутилась. Покраснела и заулыбалась:
— Приглашаем и вас и Нелли Николаевну. Мы будем рады, если вы приедете. У Сергея никого нет, кроме меня и двух дальних родственников.
Ольховский шлепнул ладонью по столу:
— Ловлю на слове! Когда свадьба?
— Четвертого июня.
— Обязательно будем.
Письмо оказалось не единственным. Из областной прокуратуры через несколько дней приехала комиссия в составе трех человек «по факту аморального поведения студентки Кареевой». Декан провел их в свой кабинет и рассказал историю любви Женьки и Сергея. Показал ее характеристику, подписанную профессорами института, дал личную оценку студентки. Он не позволил даже беспокоить Карееву, сказав председателю комиссии:
— Не осложняйте ей жизнь! Девочке и так нелегко. А «на носу» сессия…
Следователи старательно записали все сказанное, чтобы в будущем иметь доказательства. Декан и его заместители подписали документы. Отозвавшись весьма нелестно о подобных родителях, комиссия собралась уезжать. Попрощались с Ольховским и направились к двери, вздыхая. Председатель неожиданно обернулся и откровенно спросил декана:
