зимняя пустошь, практически окунувшаяся в новорожденный сумрак. Закружились первые крупные хлопья снега, пока еще редкие.
— И теперь?
— Да, — глянув в оконце, ответил он.
Через один поворот и скальный уступ я прошелестела:
— Филипп, мне действительно неловко вас отвлекать от важных мыслей, но… вы не проверите?
— Они с нами.
Видимо, он имел в виду, что незримо, потому как не потрудился удостовериться в наличии второй кареты зорким взглядом в окно.
— Вы это почувствовали внутренним чутьем, господин маг? — сухо уточнила я. — Вы даже не посмотрели.
Удивительно, но все-таки повернулся и вдруг протянул подозрительное:
— Кхм…
— Что? — напряглась я.
— Их нет.
— Как нет?!
Я вывернулась и, прилично толкнув его локтем, по-моему, в челюсть или куда-то еще, но точно не аристократический сон, встала коленями на сиденье. В просвете заснеженного оконца была видна длинная белая лента дороги, уже припорошенная свежим снегом.
— Куда они делись? — встревоженно пробормотала я.
— Они отстали. Мы встретимся с вашими родными в гостевом доме. Сядьте, Тереза, — проговорил он, словно пытался вразумить ребенка.
— Филипп, давай встретимся с ними прямо здесь, — потребовала я, но на сиденье вернулась и одернула юбку. — Если, не дай бог, они не приедут к ночи в гостевой дом, я до утра не найду себе места от беспокойства.
Мы встретились глазами. Видимо, намек, что от моего беспокойства ему тоже не найдется места, Филипп очень тонко расслышал. Люблю догадливых мужчин.
— Хорошо.
Не опускаясь до показательного ворчания под нос, он отодвинул заслонку между салоном и кучером. На сдержанную просьбу притормозить сопровождающий, сидящий на козлах, неожиданно взбунтовался:
— Но, господин маг, начинает вьюжить! Полозья увязнут. Лошади не сдюжат!
— Ждем, — перебил его Филипп тоном человека, привыкшего, что его приказы слышат и исполняют, если не с первого звука, то точно с первого раза. Столько в его мягком голосе прозвучало властности, что даже у меня побежали мурашки.
Второй экипаж никак не появлялся. Торн приказал возвращаться. По иронии развернуться удалось только на широкой смотровой площадке, откуда, должно быть, действительно открывался красивый вид на горы. Через некоторое время наш кузовок остановился. Снаружи донеслись голоса.
— Какое счастье, что вы вернулись! — громко жаловалась Клементина. — У нас тут все сломалось.
— Оставайтесь в карете, — приказал Филипп и выбрался наружу.
Дверца еще не закрылась, а я уже вывалилась на дорогу. Туфли мгновенно увязли в снегу. Отставший экипаж накренился — одна направляющая отскочила. На обочине, завернувшись в плащ, изображала заметенную статую Лидия. Дядюшка с кучером, присев, что-то разглядывали под днищем кареты. Тетушка что-то энергично объясняла нашему проводнику.
— Я же просил остаться, — заметил Филипп, как-то ловко скрыв досаду.
— Но я изучала бытовые заклятья, — пояснила я. — Вдруг смогу помочь в починке?
— Вы разбираетесь в устройстве карет?
— А вы? — с надеждой спросила я.
— Возьмите своих теток и сядьте в карету, — сухо приказал он тем самым, пробирающим до нутра тоном, каким нашему сопровождающему велел остановить экипаж.
Мы кое-как упаковались в тесный салон. Клементина развязала платок, Лидия сидела, не шевелясь.
— Ты жива? — тихо просила я у нее.
— Еще не поняла, — промычала она из широкого капюшона.
— Все так неожиданно случилось. Карету вдруг занесло, и полозья отвалились. Кто делает такие непрактичные кареты? — ворчала Клементина. — Но слава богу, обошлось. Мы живы и здоровы.
— Испугались? — с сочувствием уточнила я.
— Ни в коем случае, — отозвалась она. — Мы знали, что вы вернетесь.
— Она сетовала, что не написала завещание, — заметила Лидия.
Тут дверца отворилась. Мы мигом примолкли и, как три испуганные совы, воззрились на Филиппа, заглянувшего в салон.
— Возвращаемся в город, — оглядев нас, произнес он. — Переночуем на постоялом дворе. Рендел поедет на козлах.
— А проводник?
— На багажной полке.
Невольно вспомнилась жердочка позади кареты, куда привязывали дорожные сундуки. Полагаю, эту поездку наш сопровождающий запомнит надолго.
— Хорошо, — поспешно согласилась я. — А как вы поедете?
Возникла странная пауза. Было очевидно, что места хватило всем, кроме моего мужа. Насколько жестоко заставлять его трусить следом за каретой?
— Господин Торн, тут много места, — немедленно засуетилась тетушка. — Мы сдвинемся.
Очевидно, что Лидию можно размазать по стенке, но высокий плечистый мужчина в тесную коробчонку точно не уместится.
— Тереза сядет вам на колени, — нашлась Клементина.
Мы с Филиппом переглянулись. И столько в его взгляде было всего невысказанного, что мне самой захотелось бежать бодрой рысцой, глотая летящую из-под полозьев кареты снежную порошку.
— Отличная идея, — с улыбкой поддакнула я, понимая, что иду по самому краю и сейчас мы поскачем на своих двоих всем веселым коллективом Вудстоков. — Скажите, Филипп?
Он ничего не сказал. К счастью. Однако на лице показательно заходили желваки.
Некоторое время мы пыхтели и словно бы играли в детские пятнашки, пытаясь сложиться так, чтобы вместиться в тесное пространство. Я сидела у мужа на коленях, стараясь не елозить, но капюшон утыкался ему в лицо и мех от опушки лез в глаза. С двух сторон Филиппа подпирали тетушки. Чтобы хоть как-то впихнуться в узкий зазор между женщинами, он вытянул руки и обнял меня за талию. В тишине раздался подозрительный треск. Интересно, у него на спине порвалось пальто?
— Господин Торн, — вдруг проговорила Клементина, — я так вам и не сказала: добро пожаловать в нашу дружную семью.
Да, и сейчас мы все особенно дружны…
— Благодарю, мадам Вудсток, — проскрипел Филипп.
— Скажите, что это отлично, когда вся семья собирается вместе? — не унималась она.
— Определенно.
Я прикрыла глаза. Следовало расслабиться и получать удовольствие, раз ничего изменить невозможно, но почему-то хотелось провалиться под землю.
Уверена, семейные посиделки он представлял иными. Точно не в карете, припертый с двух сторон новоявленными родственницами, а сверху прижатый собственной супругой. Если против второго, он, может, ничего не имел, то Лидия и Клементина в нашем соседстве явно были лишними.
О том, как добраться хоть куда-нибудь
Сумрак за оконцем враз сменился темнотой. Ни в карете, ни за ее пределами было не видно ни зги. Наша маленькая, но гордая коробчонка остановилась. Видимо, кучер решил запалить фонарь.
— Простите, дамы, — вымолвил Филипп и попытался ссадить меня с колен.
