К началу «уличной» Челищев, конечно, опоздал. В прокуратуре ему пришлось срочно писать какие-то справки, неведомо зачем потребовавшиеся шефу «прямо сейчас, Сергей Саныч, не откладывая…»
У подъезда Челищевых сиротливо стояли замызганный «жигуленок» и такой же замызганный «воронок». Две старушки с собачками, оживленно обсуждавшие новость — «убивца Челищевых привезли, рожа-то — злодейская», — тактично замолчали, увидев Сергея. На лестничной площадке второго этажа скучал прыщавый милиционер, одетый по моде участковых в коротковатые форменные брюки не доходившие до верхнего края растоптанных ботинок…
Еще двое красавцев, которые, судя по всему, должны были перекрывать площадку четвертого этажа, курили на третьем — напротив двери Челищевых. Одного из них Сергей узнал — в день убийства он ходил по квартире и приговаривал: «Живут же люди…»
В квартире снова было полно народу. Мария Сергеевна с неизменно добрым лицом что-то писала. Сияющий как медный таз, гордый собой Валера Чернов что-то говорил двум несчастного вида понятым, постоянно приговаривая «под Жеглова»: «Значится, так!»
Седовласый специалист-криминалист в потертой кожаной куртке что-то проверял в видеокамере…
Миша Касатонов был пристегнут за руку к худенькому сержанту в огромной фуражке. Миша был очень бледен и постоянно слизывал пот с верхней губы.
— Касатонов, покажите еще раз, как вы наносили удары, — ласковым голосом сказала Плоткина, кивнув Сергею. — Коля, зайди, пожалуйста.
Участковый Коля с готовностью стал изображать Челищева-старшего. Наверное, он в этот момент думал, что в нем погиб великий артист. А может, думал, что еще не погиб.
— Я испугался, — заговорил Касатонов, — хотел бежать, но мужик схватил меня за горло, и я, обороняясь… Сергея затрясло, и он сел на диван, доставая сигарету.
— Володя, снимай! — ласково повернулась Плоткина к криминалисту.
— Покажите, как вы наносили удары.
— Ну, вот так, примерно, — Касатонов махнул правой рукой, прикованной к левой руке сержанта, и замер. Вдвоем они стали напоминать известную скульптуру Мухиной «Рабочий и колхозница».
— Сверху вниз? — уточнила Плоткина.
— Да, — трясущимися губами прошептал Касатонов. — Показать трудно — рука закована…
— Момент, — метнулся к Касатонову с сержантиком Чернов. — Я мигом, Мария Сергеевна… Суетливыми движениями Валера отстегнул Касатонова от сержанта.
— Так как вы били?
— Вот так… — Касатонов махнул рукой сверху вниз, в грудь важного участкового Коли.
Все движения Касатонова были какими-то замедленными, казалось, он о чем-то лихорадочно думал, и Сергей вдруг забеспокоился.
— Покажите еще раз, как? — не отрывая глаз от бумаг, переспросила Плоткина.
— Вот так!
Участковый Коля, казалось, просто сломался от страшного удара ребром ладони в горло. Чернов, получив «вертушку» в голову, падал с не успевшей сойти с лица улыбкой. Криминалист Володя непонятно каким образом отлетел в дальний угол комнаты вместе с видеокамерой, а у ног Касатонова, держась за живот, скулил сержантик, на голове которого каким-то чудом продолжала держаться фуражка. Плоткина подняла от бумаг непонимающие глаза.
— Ты че, блядь, де… — Второй участковый, решивший заглянуть в квартиру на шум, не договорил, вышвырнутый ударом входной двери на лестничную площадку.
— Не стрелять! — истошно заорал Челищев, проскакивая мимо понятых, превратившихся в экспонаты музея восковых фигур, и перепрыгивая через блюющего на пол сержантика…
Касатонов сначала рванулся было вниз, но на площадке второго этажа щелкнул затвором бледный от решимости милиционер. Тогда Касатонов ринулся наверх: «Чердаком уйду!»
Он поступал, не думая. Повинуясь приказам могучего инстинкта самосохранения, он бросился наверх, к люку на крышу.
— Не стрелять! — орал Челищев, выскакивая на лестницу.
— Стой, сука! — захрипел участковый, лежавший на лестничной площадке, пытаясь достать пистолет из-под плаща.
Челищев, задыхаясь, бежал за Касатоновым, который уже перелезал через решетку, отделяющую последнюю площадку от остальной лестницы. Люк на крышу был открыт.
— Стой!
— Отсосите, пидоры! — визгливо выдохнул Касатонов.
Тут снизу гулко ударили два выстрела.
Миша замер на решетке, будто задумавшись о чем-то, а потом разжал пальцы и упал в пролет…
Челищев помчался вниз, мимо открывающихся дверей, в которых белели испуганные лица соседей.
Касатонов был еще жив, и ему было очень больно. Он дергался и всхлипывал, лежа на спине, и стонал тоненьким мальчишеским голосом:
— Мама, ой, больно как, мамочка!…
— Сейчас, Миша, сейчас, — бормотал Челищев, опускаясь на пол рядом с Касатоновым и подхватывая его голову рукой. — Сейчас доктор приедет, ты что же это натворил…
— Не прие… — Миша забился, застонал на руках Челищева и угасающим голосом прошептал, отчаянно тараща мутнеющие глаза:
— Я не… не убивал… я даже не… Потом Миша дернулся и затих, а Челищев все сидел и придерживал его за голову, пока сверху не приковылял Валера Чернов с пистолетом в руке:
— Сергей Саныч?! А?! Как же это? Но — он сам… Мы все по инструкции… А?!
Челищев медленно встал с пола и посмотрел на кровь Касатонова на своих руках. Потом глянул на растерянное лицо Чернова и коротко, презрительно бросил:
— Тебе, Валера, не в ментовке работать, тебе коров пасти надо!
Второй час Сергей пытался сосредоточиться на формуле обвинения по делу сторожа фирмы «Криста», злодейски убитого приятелями-собутыльниками во время ночного дежурства. Несмотря на то, что в деле со сторожем-алкоголиком все было предельно ясно, Челищев с трудом печатал каждую строчку по пять минут. Мыслями он постоянно возвращался к погибшему Касатонову и его последней фразе: «Я не убивал». К тому же Миша показывал, что бил ножом сверху, а Субботин, видевший трупы, сказал, что отца ударили ножом снизу… Что-то не складывалось во всей этой истории, и это «что-то» не давало Сергею покоя.
Оставив в машинке лист с недопечатанным обвинением, Сергей толкнулся в дверь шефа. Дверь была заперта. Челищев прошел в приемную прокурора и хмуро спросил Воронину:
— В бункере?
— Да, — Юля полупривстала со стула навстречу Челищеву. — Совещание.
— Мой выйдет, скажи, что я к судмедэксперту поехал…
Поехал Челищев, как обычно, «одиннадцатым» маршрутом — то есть общественным транспортом и пешком.
К экспертам ездить Сергей не любил, потому что запахи в этом заведении были не для слабонервных… В канцелярии Челищев взял материалы по своему сторожу и толкнулся в кабинетик Антоши Худово, судмедэксперта, который проводил вскрытие трупов Челищевых. Антоша был на очередном вскрытии, и в кабинетике сидели только две молоденькие лаборантки, аппетитно уплетавшие бутерброды с вареной колбасой.
Ждать Антошу с ними Челищев не захотел и вышел в коридор. Пока он был в кабинете, в коридор успели внести носилки с очередным трупом, прикрытым простыней.
Сергей задумчиво уставился на носилки.
— Хороша красотка? — пьяненький санитар, хохотнув, отдернул простынь.
Девушка, лежавшая на носилках, и впрямь, видно, была при жизни красива. Краски лица еще не успели потускнеть. У левого соска чернело небольшое пулевое отверстие…
— С «черными» трахалась девочка, — икнув, прокомментировал санитар, — ну и попала под разборку. А хороша… И санитар чмокнул губами.
Челищев подавил желание выругаться и отошел к окну, доставая сигарету. Что толку срывать раздражение на санитаре? Они — люди убогие, работающие не за страх, а за спирт…
— Давно ждешь?
Сергея хлопнул по плечу Антоша Худово. Худово был всего несколькими годами старше Челищева, но выглядел глубоким стариком. Каждодневные неумеренные дозы спирта делали свое дело. Но алкоголиком Худово себя не считал, заявляя, что «алкоголики — это когда деградация личности. А я еще вполне функционирую».
— Антоша, — сказал Сергей, — я насчет заключения по моим…
— Да, да… — горестно кивнул Худово. — В принципе готово, но я еще не отпечатал, у нас тут — сам видишь, каждый день «клиенты» новые… Как будто живыми в очередях не настоялись.
— Мне не нужно отпечатанное, мне только узнать, как наносились удары. Просто для себя.
— Ну, это пожалуйста. Пошли ко мне. «Мерзавчика» примешь?
— Да нет, спасибо. И без того хреново.
— Ну, как знаешь, как знаешь… — Антоша распахнул дверь в свой кабинет и распорядился:
— Ларисочка, дозу!
Ларисочка, лаборантка с глазами сумасшедшей кошки, через которую, как говорили, прошел весь «убойный цех», заколыхала грудью, рискуя порвать халатик, и налила Худово рюмку спирта. Ларисочка все делала, колыхая грудью, и надо отметить, колыхать было чем…
