В этом кабачке было пусто, только два ландскнехта играли в кости за грязным, засаленным столом. Когда принц вошел, его встретила на пороге хорошенькая девушка лет двадцати в беарнском чепчике. Она спросила:
– Чем прикажете служить вам, благородный господин? Юный принц знал, как сладко звучит родной язык в ушах тех, кто живет вдали от родины. Поэтому он ответил по-беарнски:
– Чем угодно, прелестное дитя мое!
Девушка вздрогнула, покраснела от удовольствия и крикнула:
– Эй, дядя, земляк!
На этот крик из глубины зала выбежал маленький человек лет пятидесяти. Протягивая руку принцу, он спросил:
– Вы беарнец?
– Да, хозяин. Я из По.
– Черт возьми! – крикнул трактирщик.- Здесь, в Париже, все земляки – братья мне! По рукам! ЭЙ, Миетта! – обратился он к девушке в красной юбке, продолжая говорить на родном языке.Принеси-ка нам бутылочку того доброго кларета, который стоит там в углу… Знаешь?
– Еще бы! – смеясь, ответила девушка.- Того самого, которого не полагается ландскнехтам!
– Так же, как и швейцарцам, французам и прочей нечисти,добавил трактирщик, подводя принца к столику и без церемоний усаживаясь против него.- Простите меня,- продолжал он,- я отлично вижу, что вы – дворянин, тогда как я простой кабатчик. Но в нашей стране дворяне не кичливы, не так ли?
– И все порядочные люди одного происхождения! – ответил принц, крепко пожимая руку трактирщика.
– Странное дело,- сказал последний, в то время как Миетта расставляла на столе оловянные кружки и запыленную бутылку с длинным горлышком,- чем больше я смотрю на вас… Надо вам сказать, что в молодости я пас стада в Пиренеях поблизости от Коарасса и нередко встречал красивого дворянина… Ну а другого такого пойди-ка сыщи!.. Это было лет двадцать тому назад, но я мог бы подумать, что это вы сами и были, если бы…
– А кто же был этот дворянин? – спросил Генрих, который при первых словах трактирщика вздрогнул, а теперь улыбался, овладев собой.
– О, это был большой барин…- При этих словах кабатчик случайно взглянул на правую руку принца и сейчас же встал, почтительно снимая свой берет.- Хотя ваша честь и одета в камзол грубого сукна, словно мелкопоместный дворянин,продолжал он,- но… это ничего не значит!
Принц беспокойно оглянулся на ландскнехтов, которые продолжали спокойно играть в кости.
Кабатчик, очевидно, понял этот взгляд, потому что сейчас же надел свой берет и снова уселся на место.
– У этого барина было на пальце кольцо,- продолжал он на беарнском наречии.- Однажды в дождь он укрылся в нашей хижине. Вот он и показал это кольцо мне и моему отцу, сказав:
"Друзья мои, посмотрите на это кольцо. Я сниму его, только умирая, и тогда отдам сыну. Пусть же всякий житель Гаскони и Наварры признает его по этому кольцу!" – Того барина звали Антуан Бурбонский, ну а так как я запомнил кольцо и вижу его вот на этом самом пальце…
– Молчи, несчастный! – шепнул принц.- Ты узнал меня, это хорошо, но… молчи!
В это время ландскнехты кончили играть и, расплатившись, тяжело вышли из кабачка.
Трактирщик встал и сказал, отвешивая почтительный поклон:
– Ваше высочество, такой принц, как вы, не наденет камзола из грубого сукна и не заберется запросто в простой кабачок без соображений политического свойства. Но будьте спокойны! Я не пророню ни словечка о том, что признал ваше высочество, и это так же верно, как то, что меня зовут Маликаном, и как я дам колесовать себя за члена вашего дома!
– Да сядь же,- сказал ему принц.- Ведь мой отец разрешал тебе сидеть в своем присутствии. Так вот, присядь и давай поговорим. Ты можешь дать мне кое- какие сведения. Приходилось тебе видеть короля?
– Ну еще бы! Ведь Лувр-то совсем близко от моего заведения, только по другую сторону!
– Каков король собою?
– Король-то? Коли говорить откровенно, странный он государь! Всегда нелюдимый вид… Вечно он болен, взволнован… Говорят, что сам-то он очень добрый, но вот… королева-мать доводит его до жестокости и бешенства…
– Ну, а… его сестра?
– Принцесса Маргарита? Вот что, ваше высочество: вы уж позвольте мне говорить с вами так же открыто, как приходилось, бывало, с вашим покойным батюшкой! Позволите? Да? Так вот, иной раз мне приходят в голову странные мысли. Вижу я, например, что ваше высочество соблюдает инкогнито, и вспоминаю, как наш земляк, капитан Пибрак, рассказывал вот в этом самом зале другому военному, что в Лувре поговаривают насчет брака Маргариты Валуа и Генриха Наваррского!
– А, так насчет этого говорили?
– Только вчера еще, ваше высочество! Ну так вот мне и пришло в голову, чго, по обычаям нашей страны, моему принцу захотелось сначала повидать принцессу Маргариту в неподготовленном виде, прежде чем начать ухаживать за ней!
– Что же, эта мысль не лишена остроумия! – заметил принц улыбаясь.- У нас говорят, что не следует покупать поросенка в мешке, и если принцесса некрасива…
– Вот уж нет, она хороша, как ангел!
– В таком случае мать была совершенно права, если пожелала видеть ее моей женой!
– Вот уж нет, должен я сказать и тут!
– Это почему?
– Да видите ли, ваше высочество, ваш покойный батюшка любил говорить, что лучше быть угольщиком и жить в своей хижине, чем одеваться в шелка и бархат, но искать приюта под чужой кровлей!
– Это золотые слова, Маликан.
– Конечно, наваррский король повелевает таким маленьким государством, что французский король в сравнении с ним является важным барином. Поэтому французская принцесса крови должна казаться лакомым кусочком для наваррского короля, но…
– Да договаривай же до конца, нелепый человек!
– Но и принцессы крови иной раз подвержены той же участи, что и простые горожанки, а именно: о них слишком много говорят!
– Эй, эй, друг мой! – недовольно сказал Генрих, сердито сдвигая брови.- Начинаешь ты издалека, да кончаешь уж очень близко!
– Простите великодушно, ваше высочество, но ваш покойный батюшка всегда позволял нам говорить с ним совершенно откровенно.
– Ну так говори, черт возьми!
– Так вот, если вашему высочеству придется когда-нибудь побывать в Нанси…
– У моего кузена Генриха де Франс?
– Вот именно. Так герцог Генрих сможет порассказать вам много всякой всячины о принцессе Маргарите!
– Маликан,- сказал Генрих,- ты верный слуга, и возможно, что твои советы и предостережения очень полезны. Но в данный момент я должен повиноваться желанию матери… Тише! – перебил он сам себя, увидев входившего Ноэ.
Маликан сделал вид, будто не замечает, что вошедший ищет принца. Он крикнул Миетту, приказав ей прислужить новому посетителю, а сам ушел за стойку.
– Чем могу служить вам? – спросила Миетта.
– Ровно ничем, красавица,- ответил Ноэ. Миетта скорчила гримаску и убежала. Ноэ подошел к принцу и сказал ему:
– Пибрак ждет вас!
– Вот как? – ответил принц.- Как же ты разыскал его?
– Да очень просто. Я отправился в Лувр с самым независимым видом. Часовой остановил меня, но я сослался на то, что хочу видеть капитана Пибрака. Только я назвал его имя, как из кордегардии вышел какой-то мужчина, подошел ко мне и сказал: "Это вы ищете меня? Я вас не знаю, но, судя по произношению, вы должны быть гасконским дворянином, ищущим моей протекции". С этими словами он утащил меня к себе в комнату, где я вручил ему письмо от королевы, вашей матушки. Вид знакомого наваррского герба на печати страшно взволновал Пибрака. Узнав, что вы здесь неподалеку, он приказал мне сейчас же сходить за вами и дал в провожатые пажа, который ждет нас луврских ворот. На прощанье Пибрак шепнул мне: "Попросите принца поторопиться, потому что я, вероятно, буду иметь возможность показать ему принцессу Маргариту!"
Последняя фраза заставила Генриха вздрогнуть. Он сейчас же встал и, крикнув Маликану: "Покойной ночи, земляк!", взял под руку Ноэ и вышел с ним из кабачка. Впрочем он не преминул воспользоваться случаем, чтобы ущепнуть Миетту за подбородок, сказав ей подходящий комплимент.
У ворот Лувра Ноэ поджидал прехорошенький паж. Он казался переодетой девушкой – такой был белый и розовый.
– Как вас зовут, милочка? – спросил его принц.
– Рауль, к вашим услугам, месье! – с изящным поклоном ответил мальчик.
Они прошли по целому ряду галереи, коридоров и зал, переполненных солдатами и придворными. Генрих внутренне улыбался, вспоминая простоту нравов наваррского двора.
Наконец перед одной из дверей паж остановился и заявил:
– Здесь частная квартира господина Пибрака! "Гм!..подумал принц.- Старый сир де Пибрак живет в такой лачуге, в которой его сын, вероятно, не захочет держать своих лошадей. Но то в Наварре, а то в Лувре…"
Паж открыл дверь и приподнял портьеру, пропуская принца. Генрих вошел в комнату.
IX
Капитану де Пибраку было около сорока пяти лет. Это был высокий худощавый человек с орлиным носом и маленькими глазами. Он был родом из Гаскони, и его детство прошло под полуразвалившейся крышей убогой хижины отца. Когда Пибраку настал двадцатый год, отец дал ему старую лошадь, заржавевшую шпагу, кошель с пятьюдесятью пистолями и сказал: