Между тем наш путь пролегал мимо кинотеатра, там шла очень разрекламированная кинокартина в жанре мистической драмы. Мне пришло в голову, что последний раз мы вместе с друзьями были на просмотре фильма более десяти лет назад, а вдвоём не посещали кинотеатр со времён далёкой молодости. На неожиданное предложение сходить в кино, жена, удивлённо взглянула на меня, улыбнулась и через мгновение согласилась. Во время просмотра мы сидели, обнявшись, но я глядел не на экран, а на подругу жизни и думал о том, как будет тяжело жить разделённым с ней пропастью столетий. Ближе к окончанию фильма мне уже начинало казаться, что правильнее не принимать предложения пришельца и умереть, чем отправляться в чужое время и занимать, не предназначенное для меня, место. Домой мы вернулись около двух часов дня. После обеда я предложил съездить к моей маме, живущей на другом конце города. Ей шестьдесят три года, но до сих пор работает. В наше время одной пенсии, после оплаты коммунальных услуг, и на молоко с хлебом не хватает. Правда были моменты и похуже, когда по полгода задерживали зарплату, и маме приходилось делиться со своими детьми скромными подачками от родного государства. Конечно, мы потом вернули сторицей, но невыразимо стыдно здоровым мужикам просить денег у матерей-старушек…
Жена позвонила маме, моей сестре Ире и брату Володе. Мы вновь собрались и вышли на улицу, по пути на автобусную остановку зашли в ближайший магазин, купили водки, сухого вина и торт. Через час я, Люба и брат с подругой Ларисой уже сидели у мамы за накрытым столом. Минут через двадцать присоединились сестра с мужем Сергеем и девятилетней дочерью Ксюшей. Они только полгода назад купили новую квартиру и съехали от мамы. Племянница не упускала возможности проведать оставшихся здесь подруг. Родители одну пока далеко не отпускали, но всегда брали с собой, когда приезжали в гости.
К пяти часам вечера алкоголь поднял настроение, закуски были распробованы, горячее стояло в духовке; начались разговоры за жизнь. Мама и Люба решали дачные проблемы, Ира с Ларисой обсуждали общих знакомых, Володя принялся рассказывать Сергею о своей новой работе. Я с грустью смотрел на оживлённо беседующих близких людей, сожалея о бездарно растраченных годах и глупом пренебрежении своим здоровьем. Правда ещё совсем молодым я пытался заниматься спортом, даже бегал по утрам и начинал изучать каратэ, научился бить кирпичи кулаком, но потом всё забылось. Мышцы одрябли, квадраты пресса разгладились, покрылись жирком. Совсем слабаком я, слава богу, ещё не стал, но до этого оставалось не много. Мне не удалось сделать счастливой жизнь своей семьи, оставляю в наследство лишь жалкое подобие квартиры и крохотный счет в банке, хорошо хоть кредитов не набрал. Сейчас меня не могли заинтересовать беседы о разных пустяках, поэтому я остался без собеседника. Племяннице тоже стало одиноко среди занятых разговорами взрослых; она попросилась у Иры сходить к подружке, живущей в соседнем подъезде. Я встал закрыть входные двери, на пороге Ксюша протянула правую руку; на ладони лежал черный зеркально гладкий прямоугольник чуть меньше спичечного коробка, по периметру из него выступало множество тонких пластинок золотистого цвета.
– Дядя Костя, вы не знаете, что это за штука?
– Нет, в первый раз вижу, напоминает микросхему.
– Я выменяла у девочки из нашего класса. Она сказала, что папа нашёл эту пластинку во время туристической поездки среди развалин каменной беседки в Греции и долго хранил как талисман – залог того, что он вновь вернётся на это место. Подержите у себя, пока не вернусь. Подруга опять начнёт её выпрашивать, и мы снова можем поссориться.
– Хорошо.
Закрыв за Ксюшей дверь, я ушёл в маленькую комнату, где никого не было. Здесь стоял старый продавленный диван, книжный шкаф хрущёвских времён, поцарапанный, весь в кляксах, письменный стол. Я сел на диван под выцветший от древности настенный гобелен, на котором вышитые олени паслись на лесной опушке.
Самым необычным у Ксюшиной игрушки казалось полное отсутствие буквенных и цифровых обозначений. Я внимательно разглядывал микросхему: при близком рассмотрении одна из двух широких сторон оказалась покрытой правильными рядами мелких серебристых точек. При попытке их сосчитать, блеск усилился, слился в одно блестящее пятно. Яркая вспышка ударила по глазам. Острая боль пронзила мозг. Мир исчез.
Глава 3
Из небытия меня вернул необычно глухой, какой-то растянутый, словно с приторможенной граммофонной пластинки голос жены:
– Костя! Просыпайся, уже двенадцать ночи. Пора ехать домой.
Я с трудом поднял тяжёлые веки, долго не мог сфокусировать взгляд; наконец бесформенное пятно перед глазами собралось в фигуру жены. Она продолжила уже нормальным голосом:
– Слава богу, очнулся. Гости уже давно разошлись, а тебя так и не смогли разбудить. Рядом лежала, какая-то непонятная деталька; Ксюша забрала вещицу домой, сказала, что давала тебе на сохранение.
– Не думал, что можно так крепко уснуть из-за микросхемы.
– Забудь про неё, ты отключился оттого, что много выпил. Давно такого не было. Пошли одеваться. Мама хочет спать, и нам тоже давно пора домой. Жаль, что здесь нет телефона, придётся ловить машину на дороге.
Сборы продолжались ещё минут двадцать: мама наложила несколько стеклянных банок салатов, завернула в целлофан пирогов, в результате получились два объёмистых пакета. Попытки отказаться, как всегда не увенчались успехом. После взаимных приглашений в гости, мы попрощались и вышли из подъезда под звёздное небо. Улица встретила темнотой, едва разгоняемой редким ночным освещением старого спального района. В лицо дул не по-весеннему холодный ночной ветер. До большого проспекта, где можно поймать такси, надо идти целый квартал. За каждым углом мерещились бандиты, может это и смешно, но за неделю до Нового года наших знакомых ограбили в двенадцать ночи, им обоим пришлось лежать в хирургическом отделении почти три месяца. Жену выписали лишь на пару дней раньше мужа, хорошо ещё инвалидами не остались. До родного жилища мы добрались в час ночи, хорошо, что опять обошлось без приключений, можно сказать – повезло; в наше время вероятность закончить ночную прогулку в больнице, даже в морге, значительно возросла. Дома я быстро скинул одежду и ушёл спать, Люба поставила салаты в холодильник и вскоре тоже забралась под одеяло.
Уснуть никак не удавалось. Я ворочался с бока на бок. Жена не выдержала:
– Всё о Ларисе думаешь?
– Ты опять ерунду городишь, просто не спится.
– Конечно, весь вечер её глазами сверлил.
– Помолчала бы, меня и рядом почти не было – валялся на полу в другой комнате. Не я, а ты проделала взглядом дырку во лбу у Серёги. Ира даже всерьёз ревновать начала.
– Твои Синицыны на людях просто Ромео и Джульетта, а дома чуть до драки не доходит.
– Откуда ты знаешь?
– Твоя сестрица каждый раз звонит, на жизнь жалуется. Как поругаются, так денег даже на питание не даёт. Ира обычно у меня в долг просит. Этот жлоб приходит домой пожрать, а как прокормить такого обжору вместе с ребёнком на зарплату твоей сестры. Замуж надо было выходить за кого-нибудь другого, лучше, конечно, пожениться с Серёгой Карабановым, следовало дождаться его из армии.
– Они оба ей нравились, выбрала того, кто остался на гражданке. Дело житейское, как говорил один симпатичный толстенький человечек с пропеллером.
– Карабанов её любил, а этот козёл не успел жениться, как стал ухаживать за другими.
– Не говори, чего не знаешь.
– Видела его тут с одной размалеванной пышкой с обесцвеченными волосами, нарядилась как попугай, даже клоуны не так пёстро одеваются.
– Это бухгалтер Лера. Вкуса у нее, конечно, нет, но своё дело знает. Синицыну по работе приходится быть любезным с коллегами, особенно с женщинами – они слишком легко обижаются на любое неловко сказанное слово, а если почувствуют безразличие, то вполне можно заиметь беспощадного врага.
– Хвати философствовать. Лишнее многословие меня раздражает. Скажи лучше: Сам где с ней познакомился?
– Не только у тебя глаза есть, мне тоже приходилось пору раз встречать Синицына вместе с Лерой на улице.
– Знаю вас, мужики всегда друг друга выгораживают. Пусть сменит бухгалтера, их теперь как собак не резаных, пока дело до развода не дошло.
– Они не один год вместе работают, а хороших специалистов не так много, придёт какой-нибудь лох, вся прибыль на налоги уйдёт. Наше государство, не стесняясь, грабит мелких предпринимателей.
– Твои любимые бизнесмены тоже обирают нас, как могут, в этом они не уступают нашим правителям.
– Помнишь, я в начале девяносто второго года пробовал торговать посудой и едва продержался три месяца, не такое это простое занятие, некоторые открывшие в то время дело сейчас побираются в мусорных бачках. Давай лучше помолчим, может, удастся заснуть, иначе поругаемся не хуже Синицыных.
