Я пытаюсь встать, когда Кэти вторгается в его пространство, протягивая ему мою анкету.
— Пастор Лэнгли, не могли бы мы, пожалуйста, пройти в кабинет? Мне нужно поговорить с тобой, — она поворачивается и смотрит на меня, — наедине.
— Что происходит? — Он берет страницы, и я наблюдаю, как его глаза бегло просматривают вопросы. Кроме легкого поднятия бровей и изгиба губ, он ничего не отвечает.
— Как ты можешь видеть, мисс Рэмкок не подходит для волонтерства в церкви.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха.
— Мисс Рэмкок5, — говорит Бен, его голос срывается, а губы подергиваются. — Я, эм… — Он прочищает горло, но я могу сказать, что он хочет смеяться до упаду. — Никаких уголовных преступлений, это хорошо. Но обвинения в мелком правонарушении за… — Он щурится, и его красивое лицо приобретает дюжину оттенков розового.
— Секс-игрушки, — говорю я за него. — Дурацкий закон, но да. Они бы отпустили меня за более чем два фаллоимитатора, но сказали, что не могут закрыть глаза на анальные пробки и зажимы для сосков.
Донна прикрывает рот, в ее глазах пляшет смесь смущения и юмора. Кэти никогда не выглядела более гордой, ее плечи расправлены, подбородок высоко поднят, руки скрещены под ее заостренными сиськами.
— Что ж. — Бен складывает страницы и засовывает их под свой бицепс, который, кстати, великолепно натягивает ткань рубашки. — Мы все работаем над собой. Я не понимаю, почему эти вещи должны препятствовать волонтерской работе.
— Прошу прощения? — шипит Кэти. — Ты не можешь быть серьезным. Она нарушила закон.
Он бросает на нее взгляд.
— У тебя когда-нибудь был штраф за превышение скорости, мисс Морган?
Ее челюсть отвисает, и Кэти заикается, прежде чем сказать:
— Д-да. Но это не одно и то же…
— Да, я бы сказал, что это гораздо хуже. Запрещать владеть более чем двумя секс-игрушками — это глупый закон. Не превышение скорости, что ж, это спасает жизни.
— Я… я… — Она быстро моргает. — Не могу поверить в то, что слышу. Думаю, тебе нужно прочитать остальную часть анкеты.
— Я сделаю это, но не на публике. — Он смотрит на часы. — Ты можешь идти, Кэти, — говорит Бен, прежде чем повернуться ко мне. — Эшли, занятия по подготовке волонтеров в среду днем. Не будет ли это противоречить твоему графику?
— Хм. Среда? — Я подкручиваю волосы и притворяюсь, что думаю. — Думаю, что найду время.
— Отлично. Тогда и увидимся.
— Хорошо. Спасибо, Бен. — Я приподнимаю бровь, глядя на Кэти. — Тогда увидимся.
ГЛАВА 3
БЕН
Я сижу в своей машине на подъездной дорожке, пока солнце садится за домом, наслаждаясь несколькими минутами тишины между хаосом в церкви и бедламом, который ждет меня внутри. После визита НОЭЕ мне было трудно сосредоточиться. Я не мог сосредоточиться достаточно долго на консультациях и, чтобы выполнить какую-либо работу над воскресной проповедью. Единственным светлым пятном в моем дне был визит Эшли, но она зажгла священный огонь под названием Кэти, из-за чего женщина весь день появлялась в моем офисе, прося о встрече. Спасибо Богу за Донну, которая сумела отмахнуться от нее, назначив встречу на конец недели.
Я глубоко вздыхаю и пытаюсь представить, что живу другой жизнью, той, о которой мечтал, когда был моложе. Возвращаюсь домой после долгого дня к Мэгги и Эллиот, теплой еде и вечернему просмотру фильма в обнимку с моими девочками на диване. Вместо этого я прямо из машины пойду на кухню, чтобы приготовить ужин, который моя дочь есть не будет. Мне нужно постирать кучу белья, оплатить счета онлайн и помочь Эллиот с домашним заданием в первом классе. Потом время купания, время рассказов… Я устаю от одной мысли об этом.
Занавески на переднем окне резко отодвигаются в сторону, и моя дочь прижимается лицом к окну.
Я вздыхаю, машу рукой и толкаю дверь, бормоча небу:
— Ты должна была быть здесь, чтобы помочь мне с этим, Мэгги.
В последнее время я разговариваю с ней все чаще и чаще. Не думаю, что она меня слышит, но это единственное, что я могу сделать, чтобы выразить свое разочарование из-за того, что меня оставили в одиночестве.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Папа! — Эллиот вылетает из двери и обнимает меня за бедра. — А ты знаешь, что эти месячные также называют Красным дьяволом или тетей Фло?
Я сдерживаю стон и похлопываю ее по спине.
— Это отлично.
Она смотрит на меня своими невинными карими глазами точно такого же оттенка, как у ее матери. Боже, я скучаю по ней.
— Месячные означают, что ты больше не можешь заниматься незащищенным сексом, потому что ты можешь забеременеть!
С ней, все еще обернутой вокруг моих ног, я, пошатываясь, иду к двери, надеясь затащить Эллиот внутрь, прежде чем соседи услышат.
— Из влагалища идет кровь, папа!
Мне удается затащить ее внутрь и закрыть дверь, затем я лихорадочно ищу Колетт, которой нет ни в гостиной, ни на кухне.
— Где Колетт?
— Она снаружи, разговаривает со своим парнем. — Наконец она отпускает меня и возвращается на диван, где по телевизору идет Губка Боб.
Я выглядываю наружу и вижу, как Колетт расхаживает по заднему крыльцу, размахивая свободной рукой и агрессивно разговаривая по телефону.
— Как долго она там пробыла? — Я разложил свои вещи на обеденном столе.
— Два Губки Боба назад. До того, как он позвонил, она все время повторяла: «Он такой придурок, он такой придурок».
Я тру глаза и чувствую себя так, словно постарел на десять лет с тех пор, как покинул безопасное место в своей машине.
— Мы так не разговариваем, Эллиот.
Она резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Что такое член?
— Мы поговорим об этом позже. — Я поворачиваюсь и распахиваю раздвижную стеклянную дверь.
Колетт не смотрит на меня, но поднимает палец, как бы прося меня подождать, пока она закончит разговор.
— Ты кусок дерьма.
Я закрываю дверь, вырываю телефон из рук Колетт и прижимаю его к уху, пока «Этот Придурок» обзывает ее потоком непристойных имен.
— Колетт тебе перезвонит.
— Кто… кто ты, черт возьми, такой? — заикается чувак.
Я нажимаю «Отбой» и возвращаю ей устройство.
Ее лицо вспыхивает от гнева.
— Почему ты это сделал?
— Ты не можешь быть снаружи, выкрикивая ненормативную лексику в свой телефон, в то время как должна наблюдать за моей дочерью.
— Серьезно? Ей шесть. Она справится с этим.
Сжимаю зубы вместе.
— Дело не в этом. Тебе платят за то, чтобы ты следила за ней, так что, когда ты на дежурстве, то должна следить за ней. Разбирайся со своей личной жизнью в свое свободное время, пожалуйста. — Тот факт, что я должен это объяснять, сам по себе огорчает. — И тебе нужно следить за своим языком, когда ты рядом с Эллиот. Ее мозг впитывает, как губка.
Она наклоняет голову.
— Это просто слова.
Я натянуто улыбаюсь.
— Понимаю, но она моя дочь, и я бы предпочел, чтобы она не ходила вокруг и не употребляла такие слова, как «член».
— Сообщение принято, босс. — Она засовывает телефон в карман. — Увидимся завтра.
Она протискивается мимо меня, и мне требуется несколько секунд, чтобы отдышаться и снизить кровяное давление. Я провожу рукой по волосам и добавляю стрижку в свой список дел.
Когда жизнь стала такой сложной?
Голос в моей голове напоминает мне о том дне, когда я потерял Мэгги.
Когда мы узнали, что она беременна, врачи проделали хорошую работу, информируя нас обо всех вещах, которые могут пойти не так с ребенком, но никогда не предупреждали нас, что сердце Мэгги может просто перестать работать. Я помню, как стоял там, держа на руках нашу новорожденную дочь, а команда медсестер окружила тело Мэгги, пытаясь перезапустить ее сердце.
У меня не было возможности еще раз сказать ей, как сильно я ее люблю.
Поблагодарить ее за крошечную жизнь, которую она мне подарила.
