Он решил, что пообедает в пенсионе, но перед этим, независимо от того, будет ли Инес в номере или нет, он все-таки позвонит Коулмэну и попробует договориться с ним о встрече. А после обеда напишет Брюсу о том, как нашел в Риме Гуардини, и назначит ему встречу в Париже в отеле «Поп Руайяль».
В «Пенсионе Сегузо» девушка за стойкой протянула Рэю ключ и записку, в которой он прочел: «В 11.00 звонил мистер Коулмэн. Пригласил на ужин в Лидо сегодня вечером. Звонить в отель «Бауэр-Грюнвальд».
Итак, Коулмэн предлагал ему провести еще один склочный вечер. Рэй собрался спросить телефон отеля «Бауэр-Грюнвальд», но его опередили две пожилые англичанки — они расспрашивали девушку за стойкой, как им лучше добраться до музея Ка д'Оро. Та объяснила им, тогда одна из дам спросила:
— Мы думали, не взять ли нам гондолу. Не подскажете, как нам ее найти? Или, быть может, у вас здесь есть свои?
— О да, мадам, мы могли бы договориться насчет гондолы для вас. На какое время желаете?
Рэй разглядывал в холле огромные часы с медным маятником, думая о том, что надо найти ателье, где бы ему залатали дырки на рукаве. Наконец девушка освободилась, и он изложил ей свою просьбу. Та дала ему номер отеля, и Рэй направился в одну из телефонных будок, стоявших неподалеку.
Трубку взял Коулмэн:
— А-а, Рэй! Мы сегодня ужинаем в «Эксельсиоре» в Лидо. Не хочешь присоединиться?
— С удовольствием приеду, только с условием, что мы сможем поговорить наедине после ужина, — сказал Рэй, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно вежливее.
— Не сомневаюсь, что мы сможем это сделать, — приветливо проговорил Коулмэн. — Отлично. Значит, договорились? В половине девятого или в девять в «Эксельсиоре».
— Большое спасибо, но я присоединюсь к вам после ужина. До свидания.
Рэй положил трубку.
Глава 5
Рэй решил, что ехать в «Эксельсиор» к одиннадцати, пожалуй, будет рановато. В десять он перекусил в баре сырными тостами, запив их бокалом вина, и направился к пирсу на Рива дельи Скьявони, от которого уходили катера в Лидо. На пирсе ему пришлось подождать четверть часа. Свинцовые серые тучи медленно заволакивали звездное небо, Рэй решил, что будет дождь. Рядом шумно ссорилась супружеская чета средних лет, тоже ожидавшая катера. Причиной ссоры оказались деньги, которые муж одолжил брату жены. Жена утверждала, что ее брат не способен их вернуть, а муж, картинно пожимая плечами, выразительно закатывал глаза к небу и отвечал своей дражайшей половине на извечном языке всех супругов:
— Да он их уже вернул!
— Только половину. Ты что, не помнишь? — не унималась она.
— Ну так вернул же.
— Не вернул, а прикарманил. Больше мы их никогда не увидим, можешь помахать им ручкой.
Когда подошел катер, муж торопливо засеменил к нему, словно пытаясь удрать от своей второй половины хоть куда-нибудь, хоть по воде, но та неизменно следовала за ним.
«Мы с Пэгги никогда не ссорились», — подумал Рэй. Быть может, это-то как раз и было неправильно. Рэй считал себя — об этом ему многие говорили — уживчивым и спокойным, что, как он полагал, являлось полезным качеством для брака. С другой стороны, и Пэгги никогда ничего не требовала, никогда не настаивала на том, что он считал нецелесообразным, поэтому у них попросту не бывало причин для ссор. Например, ему не очень-то хотелось жить целый год на Мальорке, а Пэгги как раз хотелось (в этом первобытном, простом местечке, даже еще более простом, чем южная Италия), поэтому Рэй решил расценивать жизнь там всего лишь как продолжительный медовый месяц. Он решил, что сможет проводить много времени за рисованием и чтением, в особенности за чтением книг по истории искусства, и поэтому легко согласился. Первые четыре месяца он действительно ничем не тяготился и был счастлив. Даже можно сказать, первые восемь месяцев. Приятная новизна босоногой жизни успела ему наскучить именно к тому времени, зато Пэгги много и плодотворно занималась живописью. Но на смену этим мыслям, как обычно, пришла другая — о смерти Пэгги. Рэй снова и снова ломал голову над ее причиной. Работы Пэгги теперь были у Коулмэна, он присвоил себе все ее картины и даже рисунки, отвез их в Рим, даже не спросив у Рэя, не хочет ли тот забрать себе хотя бы одну из них. Рэй корил себя за то, что допустил подобное, и был обижен на Коулмэна так сильно, что все время пытался заставить себя забыть об этом.
Впереди узкой полоской протянулись огни Лидо. Рэю вспомнилась «Смерть в Венеции» Томаса Манна и жаркое, палящее солнце, обжигающее эту полоску земли. Одержимость и недуг… А сейчас? Погода совсем другая, нет никакого недуга, а одержимость живет только в Коулмэне.
Сжав зубы от холода, Рэй шел за притихшей супружеской парочкой до самой пьяцца Санта-Мария-Элизабетта, потом спросил человека в билетной будке, в какой стороне находится «Эксельсиор». Ему предстояло пройти десять минут пешком в глубь острова по широкой Виале Санта-Мария-Элизабетта, потом повернуть направо, на набережную Маркони. С обеих сторон улицы на него мрачно взирали темные стеклянные фасады домов — пустующие летние резиденции. По пути ему встретилось всего несколько открытых баров и кафе. «Эксельсиор» оказался огромным освещенным зданием. С первого взгляда можно было сказать, что оно хорошо отапливается. Рэй расстегнул пальто, пригладил волосы и вошел.
— Благодарю вас. Меня здесь ждут, — сказал он подошедшему метрдотелю.
Посетителей было немного, и, войдя в зал, Рэй сразу же увидел столик Коулмэна. Он слегка поморщился, заметив, что Смит-Питерсы тоже здесь, зато с удовлетворением отметил, что им уже подали кофе.
Инес помахала ему рукой и улыбнулась.
— Привет, Рэй! — сказал Коулмэн.
— Добрый вечер, — поздоровался Рэй со всеми.
Антонио был тоже здесь, но сегодня его улыбка казалась более естественной.
— Как мило с вашей стороны, что вы все-таки приехали в такую даль, — заметила миссис Смит-Питерс.
Рэй сел:
— Это была приятная прогулка.
— Вот и мы сочли ее приятной, — сказал слегка разрозовевшийся Коулмэн. — Нельзя сказать, чтобы здесь как-то особенно вкусно кормили. В обычных тратториях я едал и получше.
— Ш-ш! Не забывай, нас пригласила миссис Перри, — нахмурясь, напомнила ему Инес.
Стройная женщина, лет шестидесяти, в синем вечернем платье и украшениях на руках и шее, подошла к их столику. Только тогда Рэй заметил на их столе еще один прибор — полную чашку кофе. Он поднялся, и Инес представила их друг другу:
— Познакомьтесь, миссис Перри, это — мистер Гаррет, зять мистера Коулмэна.
— Бывший зять, — поправил ее Коулмэн — видно, никак не мог удержаться.
Миссис Перри села за стол. Улыбаясь и запрокинув голову, словно сзади ее кто-то дергал за удила, она проговорила:
— Ну что? Может, теперь по бренди? Кто что предпочитает? А может, у кого-то другие пожелания? — На ее покрытой мелкими морщинками шее играли сухожилия, узкие веки покрывал слой розовато-лиловых теней.
— Благодарю, мне бренди, — сказал Антонио.
— Пожалуйста, «Курвуазье», — проговорил Рэй, заметив, что пожелания гостей доставляют ей удовольствие.
Когда подали бренди, миссис Перри вовлекла Рэя в разговор о его галерее, так как знала от Инес, что он открывает ее в Нью-Йорке. Она спросила, как будет называться галерея.
— Это пока не решено. Назовем пока «Галерея Гаррета», а потом, может быть, придумаем что-нибудь поинтереснее. Я надеюсь получить помещение на Третьей авеню.
Миссис Перри сказала, что обожает живопись и что дома у нее имеется два полотна Гогена и один Сутин. Дом ее находился в Вашингтоне. Заметив ее грустный вид, Рэй машинально почувствовал к ней жалость, возможно, потому, что не знал, чем эта грусть вызвана, а если бы и знал, то вряд ли смог бы помочь. Он знаком показал Коулмэну, что пора заканчивать. Инес допила свой бренди. Смит-Питерсы тоже засобирались.
— Нам сказали, что в полночь будет катер, и мы с Фрэнсисом надеемся успеть на него, — сообщила миссис Смит-Питерс. — Спасибо, Этель. Все было очень мило.
— Вам обязательно уезжать сейчас? Мы можем потом нанять частный катер, — предложила миссис Перри.
Но те не хотели менять своего решения, и Инес в свою очередь сказала Антонио по-итальянски, что им лучше ехать со Смит-Питерсами, так как Эдвард хочет еще поговорить с синьором Гарретом. Антонио послушно поднялся.
— Эдвард, мы можем оставить «Марианну» тебе, и ты отвезешь Рэя назад вместе с Коррадо, — сказала Инес Коулмэну.
Тот было запротестовал, но потом проговорил:
— Ну что ж, если последний вапоретто идет в двенадцать…
— Это вряд ли, — сказал Рэй, хотя не был уверен.
— Ну почему? Может быть. — Инес улыбнулась Рэю. — Мы на четыре дня сняли катер. Может, вы захотите с нами покататься, если останетесь здесь?
