И еще у меня промелькнула мысль — мы-то, в принципе, ищем, ищем, тратим нервы, силы и деньги, а Лизка-то, наверное, просто загуляла с каким-нибудь Мамедом… Может быть, прав Александр Ярославович, ему-то, наверное, виднее… Как говорится, свояк свояка видит издалека. А Бен нервничает, места себе не находит.
Однако внезапная пропажа его брата несколько меняла ситуацию, и уж если Лиза действительно загуляла по своей воле, то скорее всего связалась с нехорошей компанией. Вывод я этот сделала потому, что если предположить, что Лиза связалась с бандитами, то, учитывая ее взбалмошную натуру, кто знает, — может, она решила отомстить безответному Андрею за неприязнь к себе.
Но мотивчики при взвешенном рассмотрении слабоватые. Я внезапно нутром почувствовала, что тут все гораздо круче заверчено, гораздо круче… Но как именно и что скрыто за завесами тайн, пока, естественно, сказать было нельзя.
Занятая своими мыслями, я отключилась и не заметила, что Бен в это время что-то эмоционально мне рассказывает. Речь, оказывается, шла о том, что я, по его мнению, занимаюсь глупостями, выдвигая нелепые подозрения в адрес его жены, собираю театральные сплетни от таких «ничтожеств, как администратор Коленька и блядун Сашка Кулимин», вместо того чтобы искать Лизу и Андрея.
— В конце концов, пропало двое людей из одной семьи, а мы сидим тут и ничего не предпринимаем! — подытожил Бен и нервно встал с кресла.
Он прошел в угол комнаты, где стоял сервант, и достал оттуда бутылку бренди. Торопливо разлил напиток по стаканам, протянул один мне со словами:
— Таня, ты не обижайся, но давай что-то делать, у меня начали сдавать нервы. Я, наверное, чокнусь на всем этом…
Я искоса посмотрела на своего одноклассника.
Что-то податливое, мягкое и романтическое было в нем. Казалось, протяни руку — и прикоснешься к мечте. И было в этом его взгляде, хмуром сейчас, исподлобья, что-то из далекого детства, когда еще не существовало этих проблем, когда мы были чисты и наивны… И вообще, когда мы жили в совершенно другой стране.
Господи, как давно все это было! И не звали тебя тогда Беном на западный манер, а просто Димкой, мальчишкой с соседнего двора. И ведь я могла быть твоей девушкой, и жизнь тогда бы наша пошла совсем по другому руслу, но вот как-то не получилось. Значит, не суждено…
Так, все! Воспоминания побоку, Дмитрий прав: уже пора что-то предпринимать, и самое время обратиться к моим верным помощникам.
2+28+18 — «Если вы сможете с достаточной прозорливостью разобраться в ситуации, то не лишитесь удачи».
Предсказания костей были какими-то не совсем четкими. Это означало лишь, что мне нужно выяснить еще что-то и уже на основе этой информации двигаться дальше. Я раскинула мозгами и пришла к выводу, что ничего или, так скажем, почти ничего не знаю о любовнике Лизы — джигите Сулеймане Джебраилове.
И я остановила за руку Бена, который готов уже был сорваться с места и бежать в указанном направлении, чтобы найти наконец своих потерянных родных и близких.
— Бен, а кто такой вообще этот Джебраилов? — спросила я.
— Один из совладельцев компании «Панорама».
Насколько я знаю из рассказов Лизы, у него большой пакет акций, его долю материальных средств компании можно назвать львиной. Фактически Исмайлов, которому отец не выделил больших средств, ставленник Сулеймана Агаевича, а попросту говоря, управляющий. Надо сказать, он умело справляется с порученным делом и за два года успел увеличить доходы Джебраилова втрое, а такое, согласись, может только талант… Что еще сказать о нем? — как бы размышляя вслух, монотонно продолжал Дима. — Лично я его не считаю человеком глупым, однако многие воспринимают таких, как Сулейман, не совсем продвинутыми, что ли. Просто он плохо вписывается в рамки нашего общества, он человек из другого мира, то, что для нас определяется короткой формулой «экзотика и тайны». Нам, европейцам, порой трудно бывает понять этих странных людей с их строгими нравами, моралью, дикими, на наш взгляд, обычаями. Лиза, как знаток Востока, говорит, что по летосчислению хиджры — мусульманского календаря — сейчас идет четырнадцатый век, период феодальной раздробленности. Ну и что можно требовать от человека средневековья?..
— А что ты понимаешь под строгими нравами? — в свою очередь поинтересовалась я.
— Это и отношение к своей одежде, своеобразное представление о женщине как о существе, место которому только в гареме. Как и в европейском средневековье, здесь имеют место скорее обычные ханжество и лицемерие.
Я подумала, что Бен все еще витает, как в юности, в облаках и все эти экскурсы в историю, проводимые параллели между Востоком и Западом, которым никогда не сойтись, заслонили в его жизни реальные проблемы, связанные с женой. Он то и дело погружался в мир иллюзий, и всякий раз, когда я пыталась направить его мысль в нужное русло, он ухитрялся уходить в сторону. Создавалось впечатление, что я беседую с литературоведом или историком, а не с человеком, у которого пропали жена и брат.
Ни фига себе, строгие нравы! Джебраилов практически живет с его женой, а информация из двух источников уже не является просто сплетней… Интересно, как он своими «средневековыми» мозгами воспринимает Бена?
О!.. Меня вдруг осенила мысль. А может быть, Джебраилов решил выкрасть любовницу, запереть у себя на квартире или запереть где-нибудь на даче, следуя примеру незабвенного товарища Саахова из «Кавказской пленницы»? Тогда Лизе не избежать участи наложницы, ожидающей приезда своего повелителя.
К тому же я не знала подробностей их отношений.
Интересно, кто бы мог пролить на них свет?..
Наверное, только один человек. И я решилась позвонить Исмайлову и попросить его о встрече. Не надеясь особенно, что он разоткровенничается на эту тему, но насчет его пассии, Оленьки, я почему-то не сомневалась и почти была уверена, что сумею найти к ней чисто женский подход, и уж она-то определенно расскажет мне эту историю. Если, конечно, она в курсе…
Я посмотрела на часы. Половина шестого.
— А почему такой интерес к Джебраилову? — вдруг нервно спросил меня Лисицын. — Неужели ты подозреваешь…
— Все может быть, — оборвала я его, не желая продолжать бесполезный, с моей точки зрения, разговор.
Говорить правду Бену сейчас не было смысла, а всю информацию о Джебраилове я должна получить как можно скорее. Времени для этого оставалось совсем в обрез.
— Короче, мне пора. — Я решительно встала с кресла.
— Куда ты? — несколько даже испуганно спросил меня Лисицын.
— Хочу в интересах нашего дела побеседовать с одной молодой женщиной.
— С какой?
Я ничего не отвечала, быстро пройдя в прихожую и накидывая на себя одежду.
— Я с тобой!
— Этого не надо, отдохни. — И я по-дружески чмокнула Бена в щеку.
Хотя, видимо, поцелуй длился несколько дольше, чем предполагали наши отношения, или произошло что-то такое, отчего Бен почему-то растерялся. Он покраснел и застыл на месте, чем я и не преминула воспользоваться, быстро открыв дверь и исчезнув на лестничной площадке.
Глава 4
Я подъехала к офису «Панорамы» ровно в шесть вечера, рассчитывая побеседовать с работниками в строго оговоренное господином Исмайловым время.
Пройдя в приемную директора, я застала там совершенно удивительную картину.
За секретарским столом сидела зареванная Оля Гаврилова. Ее вид резко отличался от того, как она выглядела сегодня утром. Ни следа самоуверенности, никакой презрительной улыбки! За столом просто примостилась мышка, которая еще недавно вздумала претендовать на роль светской львицы.
Тушь с ресниц густым потоком залила напудренные щеки красавицы. Я вошла, а Ольга меня даже не заметила, все еще продолжая рыдать.
Я было грешным делом подумала, что ее уволили с работы. Моя утренняя встреча с ней оставила вполне определенное впечатление. Оля относилась, по-видимому, к разряду тех женщин, которые умело пользуются своими внешними данными, в том числе природным обаянием. Это позволяет им находить хорошо оплачиваемую нетрудную работу, покупать квартиры, обставлять их и в нужное время находить спутника жизни.
Представление в виде стонов и всхлипываний продолжалось минут пять. Я присела напротив. В коридоре кто-то ходил, разговаривал, громыхал ведрами, но в приемную почему-то никто заходить не решался. В кабинете Исмайлова было тихо. Для приличия я кашлянула, и Ольга наконец подняла на меня свои красные от слез глаза.
Признаться, в этот момент мне стало жаль ее.
— А, это вы! — как-то безразлично проронила Гаврилова.
— Что случилось, Оля? — сразу ломая межличностную дистанцию, спросила я, вкладывая в свой тон максимум участливости и доброжелательности.
— Он уехал, понимаете, уехал! — запричитала она.
— Кто уехал?
— Аслан.
