Проникнуть в лабиринт можно через потаенные дверцы, имеющиеся в четырех из двенадцати башен замка. Узкие щели между каменными блоками укрыты за живописными гобеленами. Камни по каждую сторону такого входа выдолблены и пронзены железными стержнями, позволяющими поворачивать их, повернутые же, камни открывают лаз, достаточный, чтобы в него протиснулся один человек.
В некоторых из маленьких помещений лабиринта стоят сундуки, в коих хранятся королевские грамоты, акты, договоры, списки вассалов. Другие суть кладовые, вмещающие старые кольчуги, помятые шлемы, арбалеты, груды мечей, пятидесятифунтовые камни для оборонительных катапульт. Еще другие пустуют или содержат предметы загадочные, наподобие расползающихся одежд давно сгинувшей королевы или ларца с костями дитяти; говорят также, что в глубине наших могучих стен существуют ходы и помещения, коих никто никогда и не видел.
Три дня назад я поднимался по винтовой лестнице юго-западной башни, намереваясь пройтись по стене — размять ноги, полюбоваться с укреплений на ясное небо и уходящий вдаль темный лес, как вдруг услышал над собой приглушенные, напряженные голоса, доносившиеся, как я сообразил, из пока еще не видной мне амбразуры окна, выходящего в замковый двор. Я заколебался, остановился; один из голосов принадлежал сенешалю — монотонные, с чрезмерной точностью выговариваемые слова, — другой Королеве. «Завтра», — промолвил Освин. «Хорошо, хорошо», — ответила она с подобием нетерпеливой усталости. Я собрался было явиться перед ними, но передумал и тихо отступил.
Не понравились мне ни приглушенные тона, ни неохотное, раздраженное смирение, прозвучавшее в голосе Королевы, а пуще всего — слово «завтра», ибо Король объявил, что проведет назавтра весь день на охоте и раньше полуночи не вернется. Возвратившись к себе, я поразмыслил, не стоит ли подержать сенешаля под неусыпным присмотром — несколько замковых слуг состоят у меня в шпионах, я прибегаю к их помощи, когда имею причины думать, что это сослужит Королю хорошую службу, — но решил сначала послать за Брангейной.
Мы встретились у сплетенной из прутьев калитки королевского сада. Я открыл калитку перед служанкой и провел Брангейну мимо куп белых и красных роз к стоящей вблизи фонтана леопардов дерновой скамье. В прошлый раз мы говорили в темноте и сейчас, при резком свете дня, она меня удивила — вид у нее был неуверенный и недоверчивый, как у ребенка, обвиненного в краже яблока. Я сразу же перешел к делу. Заставив ее поклясться в сохранении тайны, я рассказал о том, что подслушал, и спросил, ведомо ли ей что-либо такое, о чем она хотела бы уведомить и меня.
Она помедлила, а после обратила на меня взор едва ли не обиженный.
— Сенешаль преследует нас — повсюду. Я его не люблю.
— А Королева?
— Королева ненавидит его — но не боится.
— А ты боишься?
Брангейна взглянула на меня с презрением:
— Я боюсь за мою госпожу, — она помолчала. — Он хочет что-то ей показать — место, о котором много рассказывет. Приют.
— И Королева пойдет туда?
— Завтра после утренней мессы, когда Король отбудет на охоту.
— Благодарю тебя, — я встал. — За ним проследят.
— Королеве грозит опасность?
— Вполне возможно.
Брангейна тоже встала и последовала за мной к калитке. «Спасибо вам», — совсем просто сказала она, глядя на меня глазами наполовину благодарными, наполовину что-то выискивающим.
Вернувшись к себе, я послал за слугой сенешаля — однажды я спас этому малому жизнь, и он время от времени оказывает мне небольшие услуги. Здесь, за моей толстой дубовой дверью, запертой на два засова, я попросил его неослабно следить за хозяином и сообщать мне о любых его подозрительных или странных поступках.
Сенешаль, человек до суровости правильный, но скрытный, был предметом множества слухов, один из которых касался грота или приюта, сокрытого, как говорили, в самой глуби лабиринта крпостных стен. Там, уверяли слухи, он копит сокровища, наворованные им в замке, совращает служанок и слуг и упражняется в искусстве магии.
После ужина я посидел немного в зале с избранным обществом, рассеяно слушая бретонского менестреля в украшенной перьями шапочке, а после поднялся по лестнице к своей спальне. У двери ее меня поджидал слуга Освина. Не тратя слов, он сообщил, что сразу же после ужина Освин прошел двором к шестой башне и там, в кладовой первого этажа, сдвинул в сторону расписную завесу, изображающую оленя, и исчез.
Я приказал ему не спускать с хозяина глаз и докладывать мне о любых его передвижениях и действиях, хоть как-то связанных с Королевой. А затем направился к Королю, еще сидевшему с Королевой за их столом, и попросил разрешения перемолвиться с Королем наедине. Он отвел меня в свою спальню и замкнул дверь. Я намеренно говорил загадками, поскольку знал его неуемную страсть к охоте. Я попросил Короля не присоединяться завтра к охотникам, а отправить их в лес без него и втайне встретиться со мной у меня в спальне. Король, недовольный тем, что поохотиться ему не удастся, но учуявший приключение, сердито согласился. Он вдруг склонился вперед, взял меня за плечо и сказал: «У тебя ведь есть что сказать мне, Томас».
— Завтра, — ответил я, и мне почудилось, будто я снова стою на лестнице и слышу голос Освина, произносящий: «Завтра».
Я возвратился к себе и лежал в постели, гадая, что принесет нам завтрашний день.
На следующее утро, сразу после капеллы, я поднялся к себе в спальню, чтобы дождаться Короля. Охота его выехала на заре. Когда Король появился, я сразу увидел, что в настроении он пребывает опасном — среднем между любопытством и раздражением. Он беспокойно прошелся по спальне, приблизился к глядящему на двор окну, присел на мою кровать, снова начал расхаживать. «Ну, Томас! — воскликнул он. — Так почему ты заточил меня в моем же замке?». Фраза понравилась ему, развлекла. Он вообразил себя жертвой заговора: я сплел интригу, желая узурпировать корону. Король нередко напускал на себя в шутку подобное настроение, приписывая мне тайные замыслы, однако сегодня тон его был немного фальшив и в шутливости ощущалось раздражение — он не любил пропускать охоту. Я уже собрался поведать ему о подслушанном мной разговоре Освина с Королевой, как вдруг Король сказал от окна: «Один из пареньков Освина бежит в нашу сторону».
Появившись в моей двери, запыхавшийся слуга доложил, что минуту назад Освин увел Королеву за оленя.
Мы с Королем поспешили спуститься по лестнице и пересечь двор, направляясь к шестой башне. Расписная холщовая завеса изображала белую олениху с вцепившейся ей в переднюю ногу серой борзой. Ярко-красная рана рассекала бок оленихи. На противоположной стене горел в железном кольце факел. Нырнув под завесу, я повернул камни. Потом торопливо вытащил из кольца факел и повел Короля по узкому, темному ходу.
Путь наш устилали мелкие кости. Я шагал впереди Короля, высоко подняв потрескивающий, дымный факел. Искры рассыпались во мраке, словно бросаемый горстями песок. Стены смыкались так тесно, что мантии наши обметали грубый камень; крошки известки и щебня осыпались с него. Дорогой я наступил на что-то мягкое, с писком прянувшее во тьму.
За мной визгливо царапнул по камню металл — Король обнажил меч и в узости прохода клинок зацепил стену. Обернувшись, я в свете факела увидел перед собой выставленный, мерцающий меч. С кончика его свисала крыса. Темная кровь капала на землю. Король стряхнул эту тварь с меча и она упала, стукнув о землю, как небольшой мешочек.
Он с силой вложил клинок в ножны, сердито подняв взгляд, когда меч снова шаркнул по стене.
Мы продолжали продвигаться вперед, и я заметил, что по сторонам начали появляться ответвления — одни достаточно просторные, чтобы войти в них, другие — не шире меча, — как вдруг уткнулись в развилку. Каким путем следовать дальше, понять было невозможно. «Туда» — прошептал я, выбрав ход, что пошире. Вскоре явилась новая развилка, и спустя недолгое время я понял, что не только позабыл, как часто ветвятся и разделяются эти потайные ходы, но и завожу Короля все глубже и глубже в лабиринт, — и быть может, все дальше от сенешаля.
Король, уловив мои сомнения, принялся напряженным шепотом задавать мне вопросы, но тут из темноты донесся не то крик, не то громкий возглас. Мне показалось, что крик раздался позади нас и, развернувшись, я последовал за Королем, отважно шагавшим впереди, воздев, точно факел, обнаженный меч, и вскоре мы оказались в расширяющемся, устланном сладко пахнущим тростником проходе. Проход этот привел нас к крепкой на вид арочной дубовой двери. Из-за нее слышались приглушенные звуки, потом что-то, похоже, упало. «Откройте! — крикнул Король. — Именем Короля!». Я услышал, как за дверью скользит по железным кольцам железный засов. Король толчком растворил дверь, и я вошел за ним в мерцающую комнату, увешанную шелками и освещенную множеством свеч, пристроенных на стенные консоли.
