найдем второго такого, как Честер.
– Хороших собак много, папа. Они повсюду.
– Это большая ответственность. Кормить, выгуливать, убирать. Читать стихи каждый вечер. Знаешь, большинство собак не очень-то жалуют поэзию.
– Я стал очень ответственным, папа. Таким ответственным, как никогда раньше.
– Давай подумаем об этом завтра, хорошо?
Чтобы продемонстрировать свою ответственность, он залил огонь несколькими галлонами воды. Мы заползли в двухместную палатку и легли лицом вверх, бок о бок, без тента – нас отделяла от Вселенной лишь тонкая сетка. Верхушки деревьев колыхались в свете Луны Охотника. Робби с задумчивым видом наблюдал, как они движутся.
– Представь себе, если бы мы могли прикрепить над ними огромную доску для спиритических сеансов… Они бы посылали нам сообщения, а мы их читали!
В лесу вспорхнула птица – еще одно загадочное сообщение, которое никто не в силах расшифровать. Пороть беднягу Уилла! Пороть беднягу Уилла! Я хотел было сказать, как эта птица называется, но не стоило утруждаться. Существо все представлялось и представлялось, не умолкая. Пороть беднягу Уилла! Пороть беднягу Уилла! Пороть беднягу Уилла! Пороть беднягу Уилла!
Робин схватил меня за руку.
– Ничего себе, как раскричался! [4]
Птица все продолжала надрываться в прохладной тьме. Мы начали считать вместе, вполголоса, но сдались, когда дошли до ста, а крикун так и не выдохся. Козодой все еще упорствовал, когда у Робина начали слипаться глаза. Я легонько пихнул его локтем.
– Эй, мистер! Мы забыли. Пусть все разумные существа…
– …будут избавлены от ненужных страданий. Кстати, откуда это взялось? Я имею в виду, до мамы.
Я объяснил. Это была концепция из буддизма: четыре безмерных настроя.
– Есть четыре хороших качества, которые стоит пестовать в себе. Быть добрым ко всему живому. Оставаться невозмутимым и стойким. Радоваться за любое существо, если оно счастливо. И помнить, что любое страдание – оно также и твое.
– Мама была буддисткой?
Я засмеялся, и он схватил меня за руку через два спальных мешка.
– Твоя мама была сама себе религия. Каждое слово – на вес золота. Когда она говорила, все слушали. Даже я.
Он издал какой-то невнятный звук и обнял себя за плечи. Что-то крупное прошло по склону над нашей палаткой, ломая ветки. Что-то мелкое копошилось в слое опавшей листвы. Летучие мыши нанесли наше обиталище на свои карты в частотах, превосходящих возможности человеческих ушей. Но моего сына ничего не встревожило. Когда Робин был счастлив, он владел всеми четырьмя безмерными настроями.
– Однажды твоя мама мне сказала, что независимо от того, с каким количеством гадостей ей пришлось столкнуться в течение дня, стоит произнести эти слова перед сном – и следующим утром она будет готова к чему угодно.
– Есть один вопрос, – сказал он. – Расскажи мне еще раз, чем ты занимаешься?
– Ох, Робби. Уже поздно.
– Я серьезно. Если меня в школе об этом спрашивают, что я должен говорить?
Потому-то его и отстранили от учебы месяц назад. Сын какого-то банкира спросил, чем я занимаюсь. Робин ответил: «Папа ищет жизнь в космосе». Что и сподвигло другого мальчика, директорского отпрыска, заявить следующее: «Почему папаша Дрозда Бирна похож на кусок туалетной бумаги? Потому что кружится возле Урана в поисках клингонов»[5]. Робин сорвался и, похоже, грозился убить обоих. В наши дни такое считается основанием для отстранения и немедленной отправки к психиатру. Мы отделались легким испугом.
– Это сложно.
Он взмахнул рукой в сторону леса, который высился над нами.
– Мы никуда не спешим.
– Я пишу программы, которые пытаются собрать все факты, которые нам известны о составных частях любой планеты – о ее скалах, вулканах и океанах, обо всей физике и химии, – соединить их в единое целое и определить, какие газы должны присутствовать в ее атмосфере.
– А для чего это нужно?
– Дело в том, что атмосфера – часть процессов, связанных с жизнью. Ее состав может подсказать, есть ли таковая на планете.
– Как на Земле?
– Да. Мои программы уже позволили предсказать, какой была атмосфера Земли в разные исторические периоды.
– Нельзя предсказать прошлое, папа.
– Можно, если не знаешь, каким оно было.
– И как же определить, какие газы есть в атмосфере планеты, если до нее сотня световых лет, и никто даже не может ее увидеть?
Я выдохнул, изменяя состав атмосферы в нашей палатке. День выдался долгий; то, что он хотел узнать, подразумевало десять лет учебы и столько же курсовых работ. И все-таки именно детский вопрос был началом всего сущего.
– Ладно. Помнишь, что такое атомы?
– Ага. Такие малюсенькие штучки.
– А электроны?
– Еще меньше.
– Электроны в атоме могут занимать строго определенные энергетические уровни. Они как будто стоят на ступеньках лестницы. Переходя со ступеньки на ступеньку, электроны поглощают или выделяют энергию на определенных частотах. Эти частоты зависят от того, частью какого атома они являются.
– Обалдеть. – Он ухмыльнулся, разглядывая деревья над палаткой.
– Что, вот прям сразу ты обалдел? Погоди, слушай дальше. Когда мы рассматриваем спектр звезды, в нем обнаруживаются маленькие темные линии, которые соответствуют ступенькам упомянутой лестницы. Этот метод называется «спектроскопия» – он позволяет определить, какие атомы есть в составе звезды.
– Маленькие темные линии. От электронов, которые находятся на расстоянии в миллионы миль. Кто это придумал?
