- Ваш сын? - зачем-то уточнила я.
Маргарита Васильевна презрительно посмотрела на меня и процедила в ответ.
- Да. Мой сын, - и резко поднялась из-за стола. Схватилась за спинку стула, на мгновение потеряв равновесие, но устояла, сделав мне знак, чтобы сидела на месте. - Мой сын бросил жену и троих детей без средств к существованию, когда старшему было двенадцать, а младшей - три. Но он мой сын. И всегда им будет.
Она замерла, опираясь ладонью о стол, и глядя в окно - за ним виднелись руины и яблоневый сад.
- Не хотите ли прогуляться? - предложила я.
Маргарита Васильевна в знак согласия медленно опустила голову.
- И захвати книгу, - оттолкнувшись от стола, княгиня поплыла прочь.
Я взяла сборник Куприна (осень располагала к классикам), парочку груш, бутылку воды и бутерброды с любимым творожным сыром Маргариты Васильевны. Все это добро положила в корзину поверх пледа, а медикаменты привычно покоились в сумке через плечо.
К моему несказанному удовольствию, Маргарита Васильевна решила прогуляться у реки. Променад у руин изо дня в день надоел до тошноты. Я ничего хорошего не видела в этих полуразрушенных угрюмых стенах, в осколках кирпича, проросших мхом, в пустых, глухих залах с обвалившимся местами потолком. Даже в свете солнца останки большого дома выглядели темными и угрюмыми, грозящими вот-вот обрушится от одного-единственного удара - кулаком ли об стену, веткой ли по крыше.
В этих руинах пряталось отчаяние.
И они слишком напоминали мне мою собственную жизнь.
Мы остановились на берегу реки, напротив леса, под небольшим холмом. Солнце уже прогрело воздух, и туман рассеялся. Было довольно сыро, особенно у реки, и я не стала раскладывать покрывало полностью, решив, что так оно быстро промокнет. Нам вполне хватило и половины. Маргарита Васильевна, устав с дороги, села первой. Долго смотрела на лес, прежде чем попросила.
- Почитай мне, пожалуйста, Вера.
Я выбрала "Гранатовый браслет". Не прошло и двух страниц, как княгиня вдруг, между строк, спросила меня:
- В хороших ли ты отношениях с родителями?
Я не отложила книгу, только подняла глаза на собеседницу.
- Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать.
Маргарита Васильевна оторвала взгляд от реки и печально посмотрела на меня.
- Мне очень жаль. Кто растил тебя?
- Бабушка.
Она отвела взгляд.
- Своих внуков тоже растила я, - помолчала, решая, стоит ли говорить дальше. И только когда я, снова склонившись над книгой, начала читать, перебив меня, продолжила:
- При живых родителях они оказались сиротами. Отец зацепился за короткую юбку молодой вертихвостки и, удачно попав под каблук, бросил и детей, и жену. Ольга, моя сноха, никогда не работала. Она даже не окончила институт. Ничего не умела. Начала строить свою личную жизнь, утешать пошатнувшееся самолюбие. Один богатый любовник, второй, третий. Прага, Ницца, Стокгольм.
- Она отдала детей вам?
- Отдала? Можно сказать и так. Завезла ко мне Соню с рюкзачком, пока Саша и Миша были в школе, сказала, что приедет за ребятами вечером. И уехала. Насовсем. Присылала только открытки и сувениры. Саша, мой старший внук, пытался их сжечь. А Соня отбирала и хранила. Хранит до сих пор, - Маргарита Васильевна глубоко вздохнула. Монолог утомил ее. - Интересно вышло... Саша разрушает чужие компании. Миша - лица. Оба злые, агрессивные и непробиваемые. А Сонечка... Сонечка - как цветок. Не долюбили ее в детстве. Братья были старше, многое поняли. А она осталась без родителей совсем крохой, и теперь так зависима от чужого мнения, что мне ежесекундно страшно за нее и ее жизнь.
- Кажется, она знает, чего хочет.
Маргарита Васильевна качнула головой.
- Хочет быть как братья - сильной, независимой. Не выходит. Цепляется за взрослых, чужих мужчин, считает, что умело использует их. Глупая. А когда нет мужчин, идет ко мне. И плачет. Не могу ей отказать. Не выходит.
Она закрыла глаза и замолчала.
Я вздохнула и, выждав вежливую паузу, снова начала читать. Я привыкла к чужим откровениям, внимательно вслушивалась в каждое слово и даже переживала. Немного, чтобы только проявленное мной сочувствие не выглядело фальшивым. Но сейчас меня проняло. Стало до боли в груди, до слез тоскливо. Может, располагала обстановка. А, может, поняла, что и меня не долюбили... Что теряла слишком много, а искать не пыталась. Двери закрыла, заколотила досками и ключи выбросила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А тепла хотелось, черт возьми, тепла и участия.
Любви? На нее я не оставила времени. Редкие связи, редкие ночи в объятьях доктора из хирургического отделения или социального работника, пригласившего на кофе - вот и все, что было в моей жизни. Не об этом ли говорила Маргарита Васильевна, упомянув о похождениях Сони? Но я никого не хотела использовать, мне просто надо было... отвлечься.
Я тряхнула головой, пытаясь не думать о своей жизни. Такие мысли мешали работать. Я начинала жалеть себя, размышлять, стоит ли все менять, строить планы, мечтать, как пятиклассница. Но потом тенью в мыслях поднималось огромное слово "Зачем", и все возвращалось на круги своя. Только вот сейчас вместо заветного слова я вспомнила о желтом блокноте в своем кармане.
А почему бы и нет?
Глава третья
В пятницу Маргарита Васильевна собиралась на встречу с подругами в город. Так как посиделки проходили вечером, а в субботу княгиню ждал личный брокер, то Маргарита Васильевна решила остаться ночевать в городе, в ее собственной квартире, которая фактически пустовала. Раз в неделю туда наведывалась уборщица, но еды там, конечно, не водилось. Поэтому Маргарита Васильевна, проигнорировав мое напоминание о вреде алкоголя, протянула мне несколько купюр и отправила купить что-нибудь на завтрак. Все, что угодно. Кроме каши.
- Когда закончишь, можешь посидеть и отдохнуть в любом понравившемся тебе заведении, - бросила напоследок княгиня, вручая мне ещё одну купюру.
Конечно, я никуда не пошла и три часа сидела в машине - смотрела фильм, который расхваливала подруга. Фильм оказался неплох, но финал мне не понравился. Двое талантливых молодых людей променяли друг друга на мечты - триумф тщеславия и эгоизма, что тут еще сказать. Раздумывая над этим и глазея по сторонам, я потеряла уйму времени. И только увидев входящий звонок от Маргариты Васильевны, до меня дошло - поесть все же стоило. Решив, что стащу что-нибудь из запасов на завтрак, я, зевая, подъехала к ресторану. Маргарита Васильевна, в длинном, тонкой вязки платье и легком сером пальто стояла у дверей, разговаривая с полной дамой в годах, одетой в черный брючный костюм и здорово смахивающей на Пугачеву, разве что наряд был поэлегантнее. И все было бы прекрасно, если бы не тлеющие сигареты в руках беседующих дам.
Я остановилась напротив входа, осторожно прижавшись к бордюру. Чужую машину, безусловно, стоило беречь, но вряд ли Маргарита Васильевна разрешила бы мне подъехать так близко к ее подругам, будь я на пиканте.
Швейцар, игнорирующий тот факт, что дамы курили прямо у входа, по знаку Маргариты Васильевны, шагнул ко мне. Я разблокировала двери и показала парню большой палец.
- Добрый вечер, Вера, - княгиня забралась в салон и, обхватив сигарету бледными губами, затянулась. Я опустила стекла.
- Здравствуйте, Маргарита Васильевна. Я бы хотела напомнить вам...
- Да-да, - она картинно взмахнула рукой. - Нельзя пить, курить, есть жареное. Но сейчас мне плевать, потому что эта встреча для меня может быть последней. Как и любая другая, в принципе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Не стоит об этом думать. И тем более успокаиваться с помощью...
- Кто сказал, что я успокаиваюсь? Наоборот, это дает мне заряд. Или разряд, чтобы сердце стучало, - княгиня пожала плечами, усмехнувшись собственной шутке. - Поэтому не отчитывайте меня, а давите на газ. У меня кружится голова, и я хочу прилечь.
