— Ничего, если немножко посуды и разобьется, — успокоила она Стину, когда та запричитала при виде разбитых тарелок, упавших на пол.
Чёрвен не жалела порошка, и мыльная пена горой вздымалась в тазу. Она усердно мыла посуду и распевала во все горло, так что ее слышал даже Сёдерман, а Стина с кислым видом сидела на стуле и наблюдала за ее работой. Она изображала из себя хозяйку дома, «ведь им не нужно быть такими сильными» — так объяснила ей Чёрвен.
— По крайней мере чертовски сильными, тра-ля-ля! — пела Чёрвен. Но тут ее осенила новая мысль.
— Я еще напеку блинов, — сообщила она.
— А как их пекут? — удивленно спросила Стина.
— Надо размешать тесто, потом еще размешать, а потом еще и еще… — объяснила Чёрвен.
Но вот она кончила мыть посуду и ловко выплеснула грязную воду в окошко. А под окошком на солнышке грелась кошка Сёдермана Матильда. Она вскочила и с диким мяуканьем, вся в мыльной пене бросилась через открытую дверь в кухню.
— Нельзя плескать водой на кошек, — строго сказала Стина.
— Несчастный случай! — оправдывалась Чёрвен. — Но раз уж мы облили кошку водой, ее надо вытереть досуха.
Она взяла кухонное полотенце, и вдвоем со Стиной они принялись вытирать и успокаивать кошку. По всему было видно, что Матильда возмущена их подлым поступком. Сначала она сердито фыркнула, а потом ее сразу потянуло ко сну.
— Где у нас мука? — спросила Чёрвен, когда она смогла, наконец, заняться блинами. — Достань!
Стина послушно взобралась на стул, привстала на цыпочки и с трудом дотянулась до банки с мукой, которая стояла на верхней полке. Банка оказалась для нее чересчур тяжелой. Как видно, Чёрвен сказала правду, Стина была не очень сильная.
— Ой, мне не удержать! — закричала Стина. Банка качнулась в ее слабеньких руках, и мука просыпалась на пол. И снова на Матильду, уснувшую на полу у кухонного шкафа.
— Гляди, совсем другая кошка! — ахнула, пораженная, Чёрвен.
Матильда всю жизнь была черной, а животное, которое с громким мяуканьем кинулось вон из кухни, скорее походило на белое привидение с дикими, выпученными глазами.
— Так она перепугает до смерти всех кошек на Сальткроке, — сказала Чёрвен. — Бедная Матильда, не везет ей сегодня.
Попрыгуша-Калле заверещал в клетке, словно потешаясь над бедами Матильды. Стина открыла дверцу и выпустила ворона.
— Я учу его говорить, — похвасталась она перед Чёрвен. — Я научу его говорить «Пошел прочь!»
— Зачем? — спросила Чёрвен.
— Так говорит бабушка Пелле, — объяснила Стина. — И ее попугай тоже.
В дверях показалась знакомая фигура. Это был Пелле.
— Чего вы тут делаете? — спросил он.
— Блины печем, — ответила Чёрвен. — Только вот половина муки пошла на Матильду. И теперь вряд ли что получится.
Пелле вошел в кухню. Ему, как и всем детям, нравилось бывать в гостях у Сёдермана, хотя на всем острове не было меньше домишки: кухня да комнатка. Но зато сколько всяких диковин, просто глаза разбегаются. Не считая Попрыгуши-Калле, который был для Пелле всего важнее, у Сёдермана были чучело гаги, старые юмористические газеты, переплетенные за несколько лет, да еще таинственная картина, на которой люди во всем черном везли мертвых на санках по льду. Под картиной было надпись: «Чума». И еще у Сёдермана была бутылка с маленьким парусником внутри. Пелле мог часами простаивать возле этой бутылки, и Стине не надоедало показывать ее ему.
— И как это они умудрились засунуть парусник в бутылку? — удивлялся Пелле.
— Вот и умудрились, — гордилась Стина. — Этого даже твоей бабушке не сделать.
— Куда ей, труднее этого ничего на свете не бывает, — подтвердила Чёрвен. — Взгляните-ка на меня!
Дети забыли и о паруснике, и о бутылке при виде Чёрвен. Она стояла посреди комнаты, а на голове у нее восседал ворон. Это было удивительное, просто сказочное зрелище, которое на время лишило их дара речи.
Чёрвен чувствовала, как когти ворона вцепились в ее вьющиеся волосы, но продолжала блаженно улыбаться.
— Вот бы он снес мне в волосы яйцо!
Но Пелле разочаровал ее:
— Ворон не умеет. Другое дело — жена ворона. Неужто ты этого не знаешь?
— Ну и что, раз он может научиться говорить «Пошел прочь!», он может научиться и яйца нести.
Пелле мечтательно посмотрел на ворона и со вздохом сказал:
— И мне бы хотелось какую-нибудь зверюшку, а то у меня одни только осы.
— Где ты их держишь? — спросила Стина.
— Дома, в столяровой усадьбе. Там под самой крышей прилепилось осиное гнездо. Папу они уже раз ужалили.
Довольная Стина улыбнулась беззубой улыбкой.
— А у меня много разных животных: ворон, кошка, два ягненка.
— Расхвасталась, они не твои, а дедушки Сёдермана, — сказала Чёрвен.
— Всё равно они мои, пока я живу у дедушки, — ответила Стина. — Съела?
Чёрвен внезапно насупилась и с обидой сказала:
— А у меня есть собака. Если только эти негодники когда-нибудь вернутся с ней домой.
Ее собака, ее Боцман! Как раз теперь он весело разгуливал один по всему острову, а эти так называемые негодники даже не заметили его отсутствия.
Утро они провели чудесно, просто замечательно! «Сначала окунемся», — предложила Тедди, и они выкупались. Вода была такая, как ей и положено быть в июне. Лишь юные безумцы, 12-13 лет от роду, могут добровольно нырять в такую ледяную воду. Но они и были такими безумцами и не думали умирать от этого, а, наоборот, жили и радовались. С ликующими криками бросались они со скал в море, ныряли, плавали, играли и плескались в воде, пока совсем не посинели от холода. Тогда они разожгли костер на подветренной стороне скалы, уселись вокруг огня и почувствовали, что в жилах у них течет кровь всех индейцев, всех охотников, всех первооткрывателей, всех людей каменного века и прочих наших предков, которые вот так же грелись у костра с тех пор, как живет на земле род человеческий. И сами они были рыбаками, охотниками, землепроходцами. Они жили вольной жизнью туземцев в лесной глуши, пекли свою добычу на углях, а ласточки, чайки и бакланы кружили над ними и истошно кричали о том, что вся печеная треска на этом острове принадлежит им и только им.
Но захватчики невозмутимо сидели вокруг костра, уплетали за обе теки вкусную треску и самым недопустимым образом галдели на весь остров. «Кра, кра, кра!» — кричали они, словно растревоженная воронья стая, и все потому, что только сейчас они создали секретный клуб, которому дали секретное название «Четыре сальткроковца», и теперь клялись вечно хранить его в тайне. Но их воинственные крики отнюдь не помогали сохранить тайну: ласточки, чайки и бакланы прислушивались к ним, и им они явно не нравились.
«Кра, кра, кра!» неслось над островами, шхерами и фьордами, но больше ничего нельзя было разобрать, потому как все остальное было так секретно, так особо секретно, так сверхсекретно.
Костер догорел и покрылся пеплом, а они все лежали на согретой солнцем скале и болтали о своих тайнах, которыми они займутся, как только у них найдется свободная минута. Время шло. Июньское солнце щедро отдавало юным путешественникам все свое тепло, и они блаженствовали душой и телом, ощущая лето, как нечто прекрасное, неописуемое.
Они блаженствовали до тех пор, пока Фредди не заметила во фьорде дрейфующую лодку. Она покачивалась далеко от берега, и они с трудом различали ее. Но все-таки они увидели, что в лодке никого не было.
— И как только люди привязывают свои лодки, — удивился Юхан.
Тедди вскочила, словно ее поразила страшная мысль.
— Да, просто удивительно, — сказала она, внимательно поглядев вокруг. В расселине скалы, куда они втащили лодку, было пусто. Тедди сурово посмотрела на Юхана.
— Поражаюсь, как тебя угораздило так привязать лодку.
Когда они причалили к острову, Юхан сам вызвался пришвартовать лодку, уверяя, что сделает это по всем правилам.
— Ну не странно ли, когда сын как две капли похож на отца, — любила говорить Малин об Юхане. — Странно, но факт.
Далеко от берега в лучах солнца поблескивала их лодка. Фредди взобралась на уступ скалы и оттуда замахала лодке обеими руками.
— До свидания, до свидания, лодочка! Привет Финляндии!
Юхан, красный как рак, сконфуженно поглядывал на товарищей.
— Я во всем виноват, — признался он. — Вы на меня сердитесь, да?
— Ладно, — сказала Тедди, — с кем не бывает.
— А как же мы отсюда выберемся? — растерянно спросил Никлас, пытаясь скрыть свой испуг.
Тедди пожала плечами.
— Придется подождать, пока кто-нибудь не проедет мимо на лодке, хотя можно прождать несколько недель.
Ее так и подмывало нагнать на ребят страха.
— За столько времени Боцман околеет с голоду, — с уверенностью сказал Юхан. Он не раз видел, сколько мяса съедала эта собака.
