- А если,- кричит Аганесов, - собьют Агапова?
- Эскадрилью поведешь ты, Рустам.
Экипажи назначают преемников дальше. Это уже игра. Летчики обступили и поздравляют последнего командира эскадрильи - Костю Цурикова, самого маленького по росту пилота. Это шутка. Но в воздух теперь пойдут "командиры эскадрильи".
6
Кабина - духовка. Металл, кожа, резина - все пышет жаром. В новом самолете - как будто надел новую рубашку: весело и осторожничаешь. Теперь его руки, ноги, глаза станут лишь придатками рулевых тяг, штурвала, кнопок, тумблеров, приборов "Петлякова". Штурман сидит у летчика за спиной, они могут при случае дотянуться друг до друга. Место стрелка на "камчатке" - в хвосте, за топливным баком. С ним контакт только по ларингофону.
Включает ларингофон: "Штурман, будем знакомиться. Фамилию верно запомнил -Пономарев?". "Так точно". (Это тот, который пишет летопись полка. Бес их, писателей, знает. Может, уже занес Чугунова в славную историю части: "Сегодня в полку объявился мужчина с конопатым носом...".) "А стрелка, наверно, Колей звать?" "Откуда, товарищ лейтенант, мое имя знаете?" (Имя угадал, а какой с виду - чернявый или рыжий, не заметил, когда парень нырнул в свой люк.) "Кто-то, Коля, наверно, на ухо шепнул. Как меня слышно? Хорошо?.. Николай, какие экипажи сигналят о готовности к взлету? Все! Не может быть! О, оказывается, в эскадрилье собрались одни асы".
Торжественным кажется летчику старт. Новые самолеты, необстрелянные горячие парни и он, Чугунов, если разобраться, только сегодня начинают свою настоящую войну. И черт знает с какого хода! Подполковник гладко доказывал, что живыми они не нужны. Сейчас в самый аккурат бросить их в пекло - в пыль, в хлам превратить все, что насобирал Махонин. И кому, как не ему, доверить переться на чертовы рога со всем этим детским садом! Прибавил газ. Рев моторов сливается с его настроением. Прибавил еще, самолет встрепенулся, нетерпеливо задергался. Отпустил тормоза шасси - "Петляков" пошел, клюя носом. Краем глаза увидел бегущего наперерез служаку Стенина и тотчас забыл о нем. Скорость всегда освобождала его от ненужных мыслей.
Крутой вираж, чтобы лучше почувствовать машину и посмотреть, как взлетят другие. Косо бросились под самолет домики поселка - с сельмагом, водокачкой, полковыми бараками. Весь "тыл" высыпал на улицу смотреть, как улетает эскадрилья...
- Командир, капитана Стенина взяла на борт "пятерка".
Зря Самоцветов взял грех на душу. Старый рыцарь гарнизонной службы станет ненужной жертвой большой драки. Войне не нужны дурацкие подношения. Ей вообще не нужны жертвы. Ей нужны оголтелые бойцы. Ей нужен я, Павел Чугунов. Вот кто ей нужен.
Он не сомневается в том, что не успели они с Самоцветовым покинуть КП, как принятое решение стало обрастать глупыми предположениями и опасениями. И не придумали ничего лучшего, как послать с эскадрильей начальника штаба. И конечно, Махонин тоже порывался возглавить вылет сам. "Стратеги, вы своим недоверием только людей портите!"- вставил Чугунов свою речь в воображаемое совещание.
Теперь Чугунов должен выяснить, берет начальник штаба руководство полета на себя или приказ Махонина остается в силе. В воздухе каша - идет построение. Чугунов приближается к "пятерке" и обходит ее. В фонаре видит голову Самоцветова. "Пятерка" пристраивается в правом пеленге, как договорились на земле. Все ясно. Он покачивает крыльями - "внимание, следуйте за мной". Штурвал тянет на себя.
"Пешка" круто набирает высоту. Новые моторы тянут, как молодые кони. Земные мелочи начинают теряться в дымке. Теперь "сливовые косточки" летят крыло в крыло,- он вспомнил, как вчера в полутьме столовой выкладывал на клеенке строй эскадрильи косточками из компота.
На высоте небо темнее и глубже. Ни одного облачка. Дневной месяц мчится на севере - единственный свидетель их полета. Две тысячи таких вот бомбардировщиков и новых истребителей - он видел эти новые истребители - и война пошла бы иначе. В глазах: измученная пехота, которая пылит сейчас по дорогам с полной выкладкой под палящим солнцем - "Шире шаг!.. Шире шаг!", к фронту под бомбежками рвутся эшелоны. Кажется, всех - и его с эскадрильей невидимая сила засасывает в гигантскую пробоину, и не нужно сверяться по карте, их притянет туда, где прорван фронт. Эскадрилья - горстка махорки, которую хотят швырнуть врагу в глаза.
Какой оборот примут события дальше, он вряд ли уже увидит. Впрочем, его всегда интересовало лишь то, что он должен и может сделать сам. Не потому, что считал себя непригодным для понимания большой "диалектики", но что толку в пересудах на ее счет. Он знает, что авторитетная мудрость не отличается от авторитетных ошибок.
Почему прямо не сказал экипажам: "Нам приказано умереть". Не сказал и штабной подполковник, не сказал и Махонин. Без чайной ложечки надежды что-то ломается в головке человечка. Какая разница солдату, если знает, будет убит, пробежав сто шагов вперед или сто шагов назад, от пули врага или от пули трибунала. Он ничего не выбирает. Он умирает, потому что живет в такое время.
До стрелка меньше четырех метров, но через ларингофон голос доносится, как со дна глубокого колодца.
- А Вергасов-то наш отмочил! И что он в Лушке нашел: два уха, два глаза. - Заскучал стрелок на "камчатке".
- А командир что на этот счет думает? - Это Пономарев.
Не время, не место и не ему такие вопросы задавать. Провел пальцем под носом, порыскал зачем-то по карманам. Увидевший его в этот момент догадался бы: никак Чугун большой монах! Но летчик разгорячился: Вергасов - дурак, и сказать это можно про всякого, кто делает из какой-нибудь бабенки пуп мироздания. Лично он всегда удивлялся, когда какая-нибудь шустрая пустышка вертела хорошим толковым мужиком. Другое дело "коты", которые не могут пройти мимо каждой юбки. Кроме пустозвонства и разгильдяйства, у них в душе ничего не найдешь - как ни мешай кочергой.
Ему повезло. Настя, кастелянша командирского общежития, как-то, меняя постельное белье, рассказала, какими уловками женщины завлекают мужчин. А рассказала ему потому, что он - мужчина самостоятельный, о них, женщинах, все знает, и никакими хитростями его не обведешь. За это и уважает. Слушая Настю, Чугунов удивлялся, с каким умом, дипломатией, упорством женщины охмуряют мужчин, без которых им не устроить свою судьбу, и стал сочувствовать их маневрам. Когда начался их роман, он стал чувствовать себя так, будто с Настей они весело кого-то провели. И даже прощался с насмешливой лаской. Обещал писать. Но так и не написал, потому что не знал слов, которыми мог бы выразить это чувство. Нет, ему повезло. Вспоминая прошлое, он не чувствует себя обделенным на пиру жизни.
- Командир, справа внизу немцы.
На других "пешках" также заметили противника - жестикулируют. Четыре чуть видные серебряные черточки идут одним с эскадрильей курсом. Взглянул на показатель скорости.
- Не волнуйтесь, соколы: мы им не ТБ и даже не СБ. Через полторы минуты они растают за нашей кормой, как Балеарские острова. Но на время изменим курс, а то приведем поганцев к переправе на своем хвосте. Штурман, просигналь Самоцветову наш маневр.
Что такое! На "семерке" машут руками! Там требуют держать прежний курс. Неужто рыцарь гарнизонной службы берет руководство полетом на себя? Я не дам вам, сукиным детям, проиграть войну! Чугунов бросает "пешку" вправо, сцепился глазами со Стениным, из кабины высунул руку и показывает кулак.
Он продолжал ругаться и тогда, когда на "семерке" уже сдались: "Мало в мирное время дров наломали, они и в войне хотят свое дело продолжать! Это удумать надо - всех превратить в недоумков. И не скажи, и не рыпнись, молись на дураков... Затюкали вконец... Не покажи, что не пальцем деланный... Любит советская власть дураков...".
Уже оторвалась эскадрилья от "мессеров", уже снова был взят курс на переправу, а Чугунов все сводил счеты с начальством, припоминал себе под нос и его трусость, и дурацкие опыты над людьми, не сразу спохватился, что ларингофон не выключил.
- Пономарев, что же вы меня не пнули, мол, прекращай поливать... А верно, слух идет, что у меня х... характер?
- С чего это вы, командир! - вежливо отозвался штурман.
- Так, для ясности. На всякий случай.
- Сказать, товарищ лейтенант? - это включился стрелок.
- Говори смелее, над переправой будем через пять минут.
- Скажу как на духу.
- Не пугай! - полусерьезно всполошился Чугунов.
Все трое рассмеялись и про вопрос забыли.
Вот чему нас жизнь научила: смеяться, когда приходит ТОЩАЯ ТЕТЕНЬКА С КОСОЙ. И за этот урок, дорогая, спасибо.
- А между прочим, лейтенант, у поэта не Балеарские, а Азорские острова.
- Куда меня угораздило попасть - в компанию ученых мужей!.. Начинаем снижение.
Чугунов покачивает крыльями. Начинается перестроение в кильватерную колонну. Стрелок ругается: кто-то там чуть не сшибся с соседом.
Вот и река. Где переправа?
- Штурман, где переправа?.. Ах, вот ты где! - Пыль над дорогой выдает подход к понтону.
