Площадка постепенно пустеет. Команды одна за другой отправляются на станцию. Саша не спеша возвращается назад. Оказывается, наш гражданский заказчик пока не объявился. Ждем. Прошло минут десять. Наши бойцы недовольны, но пока не высказывают этого открыто. Я спрашиваю у Саши:
- Часто так случается?
- Бывает... - Угрюмо отвечает он.
Еще несколько минут спустя он срывается с места и бежит к кучке начальников, похоже, уже готовых свалить. Следует короткий диалог на повышенных оборотах, правда торжествует, и мы наконец-то едем к станции - нам разрешили дожидаться заказчика на месте.
Последующее отложилось в памяти в виде пачки фотографий, перелистываемых нетерпеливыми пальцами - настолько схематично и дискретно воспринималась возбужденным мозгом станционная действительность.
Длинное здание энергоблоков сразу бросается в глаза своей монументальностью. Серебристо-воздушная паутина проводов открытых распределительных устройств, ОРУ, блестят на солнце вдалеке. Последний поворот направо. Мы переезжаем через неширокий канал с водой. Движение в обе стороны по-прежнему очень насыщенное. Количество спец-техники впечатляет. Я впервые вижу "миксеры" на КрАЗах с усеченной кабиной - только для водителя. Она укрыта листовой броней, с маленькими освинцованными оконцами. Несколько огромных зеркал заднего обзора установлены на радиаторе, двери и переднем бампере. Машина смотрится диковато.
Судя по небольшому бюсту Ленина, установленному напротив въезда, мы попали на центральную площадь, и здание перед нами - управление ЧАЭС. Влево от него уходит единое длинное здание энергоблоков, с километр, не меньше. Наша машина ныряет за главный корпус, ловко увернувшись от сдающего задом и почти воткнувшегося в нас КрАЗа со щелками-бойницами вместо окон.
- Сука слепая, - шипит Василий.
Мы во внутреннем дворе. Василий и Саша разочарованы. Путь влево, вдоль 1-го и 2-го блоков, перегорожен бетонными блоками-надолбами. Их поставили недавно, говорит Ходырев; раньше можно было проскочить чуть ли не до самого административно-бытового комплекса (АБК) ?2, где нам нужно переодеться в "грязное" (в радиоактивном смысле) сменное обмундирование, используемое для работ на станции.
Теперь блоки преграждают путь. Мы выгружаемся за главным корпусом.
Василий быстро отваливает; буквы ММ 00-02 на заднем борту ЗИЛа покачиваются на прощание. Мы идем пешком, практически бежим, до АБК-2.
Пот ест глаза. Сердце выпрыгивает из груди. Сознание невидимой, неосязаемой опасности угнетает. Немного приободряет то, что вокруг много людей, уверенных, занятых делом. Саша тоже спокоен. Сбавляет напряжение и "технологический шум", звук работающих моторов, доносящийся одновременно из разных мест. Он сливается в неразборчивый, но привычно-обнадеживающий звуковой фон. Звягинцев сноровисто налаживает дэпэшку и снимает показания на ходу. Саша и Игорь предупредили, что радиационное поле на промплощадке ЧАЭС непредсказуемо меняется в зависимости от места, времени, и направления ветра. Дозер монотонно говорит:
- Тридцать миллирентген ... Пятьдесят... Сто... Полрентгена...
Все, не сговариваясь, переходят на бег. Подгонять никого не надо.
Бетонно-серого цвета здания разной формы и, очевидно, предназначения, то идело попадаются по пути. Мы часто пробегаем под технологическими переходами, транспортерными коридорами. В тамбурах и вестибюлях многих зданий сидят и стоят люди, военные и гражданские. Многие курят, сняв респираторы. Саша поясняет на ходу:
- Отсидка. В здании фон меньше минимум в 10-20 раз, меньше пыли. Есть возможность отдохнуть, перекурить.
Я вижу, что перед каждым входом установлены невысокие корыта из нержавейки, снабженные проточной водой. Каждый, входящий в здание, ополаскивает сапоги в корыте, смывая пыль. Лихо... А куда девается зараженная вода?
Где-то неподалеку в небе, пока невидимый, работает тяжелый вертолет - свистящий звук лопастей постепенно перекрывает остальные звуки. Мы огибаем два одинаковых гребня 1-го и 2-го энергоблоков, выступающих из общего здания - они окрашены в темный цвет и легко распознаваемы издалека. Справа останкинской башней вздымается громадная бетонная труба. Солнце периодически показывается из-за зданий. Я обнаруживаю, что не могу смотреть не то чтобы на солнце, но даже в его сторону - глаза моментально начинают слезиться.
(Позже я пойму, что это один из нескольких выверенных практикой индикаторов воздействия радиации на организм. Обычно такая реакция наступает на небольших фонах).
Повернув за 2-й блок, мы упираемся в многоэтажный куб АБК-2.
Ходырев командует:
- Одеть сменку, собраться в вестибюле через десять минут.
Мы бегом поднимаемся на 5-й этаж, закрепленный за нашей бригадой.
Тяжелый запах уставшего мужицкого тела бьет в нос. К нему примешиваются резковатые запахи дезинфекции, ненадеванного текстиля, табачный дым.
На этаже негде яблоку упасть. Ходырев терпеливо проталкивается сквозь толпу, ведя меня за собой, пробиваясь в сторону окон. Там стоят металлические шкафы в два уровня, рядом - скамейки. Шум бегущей воды, пар, сырость дают знать о близости душевой.
Саша находит два свободных шкафа пососедству. В в них висит одежда, в которой я сразу узнал одиозное импрегнированное обмундирование. Эта пошлая разработка какого-то сталинского НИИ долгое время была на вооружении армии как патентованное средство для защиты от ОМП. Мы буквально плавились в нем на послеинститутских сборах, потому что воздуха оно не пропускало совсем. Его можно легко распознать по странно-сладковатому запаху пропитывающего состава, но в здешней крепкой смеси ароматов он практически неуловим.
- Одевай, - говорит Ходырев. - Не забудь рубаху под низ, иначе кожа будет зудеть.
Я вижу, как голый мужик, выйдя из душевой, извлекает из полиэтиленовых мешков у стены трусы, рубаху и носки. Саша кивает мне на мешки:
- Кое-что простирано в станционной прачечной, там, где наши РАСТовцы работают с Игорем, но в основном все новое. Одевайся. После смены сбросишь все использованное на расфасовку, вон там, - он показывает на несколько мешков с желтыми ярлыками у входа. - Оставь свои сапоги в шкафу, не надо их пылить лишний раз. В том углу стоит мешок с кирзой, она пользованая-перепользованая, но дозеры ее проверяют регулярно, должна быть 'чистая'. Одень две пары носок, возьми сапоги на размер больше, ногам будет легче. Поторопись...
Сам он уже одет. Пропитка, дополненная полотняным шлемом, на манер монтажного, прикрывающим голову и шею, сильно меняет его вид. Я стараюсь привыкнуть к несгибаемости гимнастерки и галифе, щедро пропитанных спец-составом. Пока получается плохо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
