– Какого дьявола его принесло? – воскликнул Орагур, услышав это известие, и, взглянув на Пиригона, легко спрыгнул с коня, которого вместе с конем командующего «бессмертных» тут же подхватили и увели вышколенные слуги.
На скривившемся было в презрительной гримасе лице Пиригона моментально появилась сладкая мина, когда из-за спин слуг чей-то голос язвительно произнес:
– Я вижу, что мне не особенно рады. Но я все равно счастлив вас видеть и надеюсь встретить взаимность. Ведь и мне в немалой степени обязаны вы своему успеху. Не правда ли, любезный Пиригон?
Вслед за этим из темноты появился сам обладатель голоса. На его губах играла полупрезрительная улыбка, не скрывающая надменное выражение лица. Жесткий взгляд не сулил ничего хорошего тому, к кому он обращался. Будучи на несколько зим старше Орагура, Сарниус всегда и во всем желал верховодить. Но его нетерпимость, нежелание прислушиваться к чужому мнению довольно быстро расставляло все по своим местам. Будучи недавно направленным во главе отряда солдат на границу во время скоротечной войны с племенами кутиев, появившихся из глубин Персидского нагорья, он, не желая прислушаться к мнению уже воевавших командиров сотен отряда, потерпел несколько чувствительных поражений и потерял много людей. Срочно посланному ему взамен Орагуру с большим трудом удалось восстановить положение и с помощью подоспевшего Пиригона вышвырнуть кутиев за пределы страны.
– Да, да, конечно, – пробормотал Пиригон.
– Мы, естественно, очень рады твоему появлению, – поспешил сгладить возникшую неловкость Орагур, чертыхаясь про себя.
– А по какому случаю пирушка? – он кивнул на освещенные окна, из которых доносились звуки музыки, переводя разговор на другую, более безопасную, тему.
– К жене в гости приехала сестра с племянницей. В честь их появления и устроен званый вечер. Я, правда, к нему руку и не прикладывал. Все гостья распоряжается, – Кирионис вздохнул, – а вот и они!
Орагур, Пиригон и Сарниус в поклоне спрятали усмешки – они давно уже имели честь быть знакомы с сестрой жены правителя нома, довольно едкой длинноносой особой, впрочем, считающей себя одной из законодательниц мод в государстве – даром, что ли, долгое время жила при дворе энси? Если бы при этом она обладала еще и художественным вкусом, было бы полбеды. Но почти полное отсутствие данного дарования вкупе с непомерными амбициями в этой сфере создавало такую смесь, что при виде ее новых «нарядов» приходящие в ужас почтенные матери семейств украдкой шептали молитвы-обереги, хотя и расхваливая вслух ее за «смелые творческие находки». Не восторгаться было опасно в том смысле, что она, острая на язычок, могла в отместку быстро и легко высмеять любого, надолго превратив его в мишень для всеобщих насмешек.
В дополнение ко всему, каждого встречного-поперечного аристократа мужского пола она сразу же начинала рассматривать в качестве потенциального жениха для своей такой же длинноносой уже вполне созревшей дочери, подбирая ей подходящую партию и не подозревая, что у той давно на примете есть один из гвардейских бравых офицеров, сын одного из соседских номархов, кстати, отвечающий ей взаимностью, и что все потуги матери в этом направлении ей совершенно не нужны.
И действительно, вместе с хозяйкой дома, женой Кириониса, разодетой в бальное платье, представляющее собой завернутую через одно плечо драгоценную материю, ниспадающую вниз широкими складками, схваченную в поясе узорчатым шнуром, оставляющую второе плечо свободным, в проеме парадного входа появилась сама виновница торжества. Вместо изящной прически, увитой золотыми и серебряными нитями по моде того времени, на голове у нее красовалось нечто бесформенное, напоминающее три шара, поставленные на четвертый, все таких размеров, что в обычную дверь она бы войти не смогла. Причем все шары имели индивидуальную окраску. Длинная тонкая шея закрывалась стоячим воротником, являющимся продолжением чего-то, напоминающего большую ночную рубашку, надетую на каркас в виде бочки – более узко по краям и широко посередине. Украшением этой рубашки являлись беспорядочно нашитые разноцветные заплатки, прихваченные только в верхней своей части и начинающие болтаться в разные стороны при каждом ее шаге. Разумеется, каждая заплатка была украшена каким-нибудь драгоценным камнем. Так как лоскутков материи нашито было множество, то и камней было множество, но и весило все это, судя по всему, изрядно. Из-под рубашки снизу выглядывали желтые туфли на низком каблуке с завитыми колечками, как собачьи хвостики, носами.
Вряд ли такой наряд был бы нормой и где-нибудь в далеких восточных странах, но и здесь, в Лагаше, одевались совершенно иначе, и гостья имела вид безвкусно, но ярко раскрашенной курицы.
– К нам явился попугай – поскорее удирай, – еле слышно прошептал Сарниус.
Орагур и Пиригон с трудом удержались от смеха. Это был тот редчайший случай, когда они были с ним единодушны.
– Как я вам нравлюсь, советник? – гостья, набрасывая на плечи шаль, украшенную бахромой из беличьих хвостиков, бесцеремонно громогласно обратилась к Орагуру, игнорируя других присутствующих. Он тоже одно время числился в числе потенциальных женихов для дочери в ее списках, но быстро и достаточно вежливо доказал тщетность усилий, направленных в его сторону, сумев сохранить с ней хорошие отношения. Что же касается Сарниуса, то его кандидатура была с негодованием отвергнута всей женской половиной ее родни. Хотя обладал он и титулом, и богатством, но никто не хотел иметь такого склочного родственника.
Несмотря на тщедушность тела, гостья обладала голосом исключительно громким, закаленным в «домашних сражениях», ибо выяснение отношений с мужем – кто в доме главный – не прекращались у нее ни на минуту, и с годами все чаще верх одерживал именно тот, чей голос звучал громче. Что, впрочем, не помешало им иметь пять дочерей, четверо из которых были уже пристроены – выданы замуж, а самая младшая, которой и подбиралась подходящая партия в настоящее время, находилась при ней неотлучно.
– Как всегда, вы великолепны! – ответил советник, склоняясь еще ниже, пряча лицо и кусая губы, чтобы окончательно не расхохотаться.
– Господа, на правах хозяйки вечера я прошу вас немедленно подняться к нам. Все будут в восторге, тем более в ожидании рассказа о сражении с жестокими разбойниками, – и она, подхватив Орагура и Пиригона под руки, потащила было их за собой.
– Позвольте же нам переодеться! Ну не можем же мы появиться в обществе прямо в доспехах! – с трудом освободил руку Пиригон.
– Мы непременно появимся, как только приведем себя в порядок,– добавил Орагур, – а вы тем временем займите номарха, ему-то не надо переодеваться, – и он легонько подтолкнул Сарниуса вперед.
Подхватив его под руки с обеих сторон, сестры исчезли в освещенных коридорах в направлении, откуда раздавались звуки музыки и доносился веселый смех.
Советник же и командующий в сопровождении Кириониса отправились переодеваться в отведенные им покои.
Через небольшой промежуток времени, переодевшись и вылив на себя приличное количество дорогой душистой розовой воды, они вышли к ожидающему их хозяину дворца.
– Я бы хотел побыстрее узнать, что за птичка попала в нашу сеть и привезена сюда, – произнес Орагур, обращаясь к Кирионису, – и не является ли он шпионом, направленным союзниками кутиев?
Трое разговаривающих сейчас мужчин, как высокие должностные лица, имели доступ ко всей информации. Информация складывалась из сведений, собираемых и обобщаемых специальными чиновниками царства, расспрашивающими проходящих караванщиков, случайных охотников, в общем, любого человека, появившегося из-за границы страны. Поступающая в последнее время информация, касающаяся разбитых несколько зим назад кутиев, была настолько серьезной, что ей была присвоена высшая степень секретности, и о любых сведениях из этих краев правителю докладывали немедленно же по прибытию гонца с ними.
По имеющейся на это время информации, на западе, недалеко от границы Лагаша, снова начали собираться племена кутиев. Только не было сейчас у них прежнего разброда, когда каждое племя двигалось в набег само по себе. Руководили сбором войск и собирали их в одно целое жрецы Черной Змеи. Они не относились к кутиям, были чужими среди них и заняли командное положение, прибегая к колдовству. Про них почти ничего не было известно – откуда они, что из себя представляет их вера. По рассказам, при неподчинении какого-либо племени происходило следующее. Возле стоянки племени внезапно черная туча опускалась на землю, а когда она рассеивалась, на ее месте во множестве оставались чудовищные создания, сразу же нападавшие на людей. Отбиться от них не было возможности, настолько они быстры и сильны. Пощады не было никому, ибо оставшиеся в живых приносились в жертву богу Черной Змеи, символом которого являлась свитая в кольцо черная змея, жалящая свой хвост. Так были уничтожены два племени из числа кутиев, отказавшиеся подчиниться верховной власти пришельцев.