А раз так — и ответ «Книги» будет никем не запрограммированным, и наши приведенные в соответствие с ним поступки тоже окажутся неожиданными для всех.
Ну, как говорил крупье Смоку Белью: «Рулетка сама по себе система, и любая другая система против нее бессильна».
Сашка шестикратно бросил монеты. Я записывал сочетание орлов и решек. Выпала третья гексаграмма.
«Чжунь. Начальная трудность».
Две короткие черты.Длинная.Две короткие.Две короткие.Две короткие.Длинная.
Я прочел комментарий вслух, медленно и отчетливо, одновременно вдумываясь в текст и чувствуя, что полегоньку хренею.
«*Начальная трудность.В изначальном развитии благоприятна стойкость.Не надо никуда выступать.Здесь благоприятно возводить на престол вассалов.
*В начале сильная черта.Нерешительное кружение на месте.Благоприятно пребывать в стойкости.Благоприятно возводить на престол вассалов.
*Слабая черта на втором месте.В трудности, в нерешительности — колесница и кони вспять.Не с разбойником же быть браку!Но девушка в стойкости не идет на помолвку.
*Слабая черта на третьем месте.Преследуя оленя без ловчего, лишь попусту войдешь в лес.Благородный человек примечает зачатки событий и предпочитает оставаться дома.Ибо выступление приведет к сожалению.
*Слабая черта на четвертом месте.Колесница и кони — вспять!Стремясь к браку, выступишь — и будет счастье.Ничего неблагоприятного.
*Сильная черта на пятом месте.Затруднение в твоих милостях.В малом стойкость — к счастью.В великом стойкость — к несчастью».
Конечно, кроме этих, так сказать, первоначальных, достаточно смутных по смыслу стихов, к гексаграмме прилагалось несколько десятков страниц углубленных толкований, куда более изощренных, чем комментарии моих университетских наставников к трудам Маркса, но главное было понятно.
Сашка бросал монетки, и ответ адресован явно ему, не мне. И ответ полностью совпадал с уже принятым решением.
Желающие могут подумать над этим сами или обратиться к оригиналу, к старому мудрому Конфуцию.
Повторяю — гексаграмма «Чжунь».
— М-да… — Шульгин, по-моему, тоже был слегка ошеломлен. Все-таки есть вещи, к которым нам, осознавшим себя в великолепные, рациональные и атеистические шестидесятые годы, привыкнуть почти невозможно.
Как и понять, нет, нет, не понять даже, а принять душой факт существования и функционирования компьютеров, биороботов, тех же Держателей Мира.
Ладно, Сашка психиатр, а я психолог.
Следующий ход мой.
— Пусть так. Не надо тебе никуда выступать. Возведи на престол вассала. То есть проводи меня на капитанский мостик, и мы с тобой хоть на десяток миль выйдем в море. Чтобы все было как тогда… А потом пожалуйста. Примечай зачатки событий и оставайся дома…
Кстати, где моя команда? Почему даже Ларсена нет на месте?
Шульгин вдруг улыбнулся как-то облегченно. Гадание на него подействовало или что другое?
— Да все нормально. Запер я их и отключил. Чтобы под ногами не путались. В старом сценарии их ведь не было…
И опять Сашка прав.
Хорошие мы с ним актеры. Самая пора в театр к Станиславскому наниматься. Зерно там образа выращивать, поведение в предложенных обстоятельствах изображать, все мы умеем.
А главное — мы все-таки выйдем в море именно так, как и задумано было двадцать лет назад.
…Специального банкета по случаю нашего отплытия устраивать никто не собирался. Вроде бы не тот повод. Ну, уходят ребята в отпуск, не на войну же.
Решили так, по-товарищески посидеть вечерком, поднять по бокалу-другому, обменяться мнениями. Глядишь, что-нибудь умное придет в головы на прощание, упущенное что-то вспомнится… Может, и не слишком важное на первый взгляд, но способное впоследствии принести ненужные хлопоты. И специально друзей, оказавшихся сего числа вдалеке от «Базы», тоже не приглашали, однако случайно, или влекомые пресловутой интуицией, или по иным причинам, к вечеру на «Валгалле» собрались все.
И словно снова вернулось то, уже почти невообразимое, время, когда мы были молоды по-настоящему, не физически, а психологически, наивны, полны слегка глуповатого по нынешним меркам энтузиазма.
Будто прошло с тех пор не два с небольшим года, а десятилетия.
Печально сознавать, но мы уже стали отвыкать друг от друга, а может быть, инстинктивно старались держаться подальше. У всех будто бы и незаметно, а на самом деле вполне закономерно начала образовываться своя, отдельная от прочих жизнь.
Я сознавал неизбежность этого процесса, иногда даже удивлялся, что слишком он затянулся, но все равно видеть, как старая жизнь кончается безвозвратно, было грустно.
Но зато сейчас все на краткий миг стало почти как прежде.
Даже Сильвия решила почтить нас своим присутствием.
Явилась восхищенным мужским взглядам прямо из Парижа к пиршественному столу, непосредственно с очередного светского раута, до которых она была большая охотница. Облаченная в потрясный туалет из коллекции «Осень 1921» работы какого-нибудь сверхмодного кутюрье.
Шелестящее, струящееся, переливающееся произведение портняжного искусства с широченной юбкой (кажется, эта конструкция называется «солнце»), затянутым, как корсет, лифом и обширным декольте. Похоже, это платье, лишенное видимых застежек, дошивали прямо на ней. И, чтобы не терять время на переодевание и дорогу, леди Спенсер, вопреки договоренности, прибыла к нам внепространственным путем.
После нескольких тревожных моментов, вроде нашего с Ириной попадания в 1991 год, искажения синхронности между точками входа и выхода, мы решили прибегать к этому способу перемещений лишь в самом крайнем случае. Очевидно, Сильвия решила, что желание щегольнуть новым нарядом может быть признано таковым.
— Мы счастливы вас видеть, леди Си, — приложил правую руку к сердцу Воронцов, — тем более что как раз у нас возник спор. Насколько успешно воздействуют на европейское общество модернизационные импульсы с Востока…
Здесь Дмитрий не слишком и шутил. Уже целый год Западная Европа подвергалась своеобразной культурно-психологической агрессии со стороны Югороссии, в которой вдруг появилась масса военно-технических и чисто бытовых новинок, совершенно неожиданных, но эффективных, удобных и практичных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
