— Спасибо. Вы задерживаетесь.
— Всё, бегу.
Я снова помучился с дверью. Никак не получалось перескочить с копошащихся в голове мыслей на дверь. Инерция неконтролируемых мыслей была во мне сильна. Момент, когда я удачно подцепил дверь, передался в ощущениях. У меня будто появилась ментальная рука, которая ухватилась за воображаемую ручку и потянула ее.
В коридоре, на этот раз оказалось людно. Жители станции сновали туда-сюда, с ореолами имен и социального рейтинга над собой. Я разглядывал их из любопытства, чего нельзя было сказать о них. Люди, все, как один, холеные и симпатичные, словно массовка вампирского фильма, не обращали внимания ни на меня, ни на мои виртуальные достоинства. Они спешили, почти так же, как земные обитатели на работу ранним утром. Я терялся в толпе. С одной стороны, это было неплохо, я не искал общения. С другой, немного обидно, что меня такого отличного от всех, игнорируют.
Лифт понес меня и еще пятерых жителей вниз. Я так решил, потому что ускорение движения на мгновение оторвало мои ноги от пола, а торможение закончилось перегрузками в обратную сторону, отчего мои коленки подогнулись. Наконец-то на меня обратили внимание.
— Новенький? — догадалась светловолосая Лиза с серо-зелеными глазами.
— Ага. Четвертый день как.
— Надо же, в таком возрасте? Это большая редкость. Как там наша праматерь Земля?
— Пыхтит потихонечку на карантине.
— А что такое?
— Вирус.
— Там всегда происходит какая-то ерунда. Просто удивительно, как там еще умудряются размножаться, — Лиза сочувственно посмотрела на меня, наверное, подумав о моем неконтролируемом появлении на свет.
— Так там особо выбора нет, размножаться и воевать, базовые потребности, — я уже понял, что местные ни черта не знают о Земле, и рассказывать им в подробностях не имеет смысла, все равно не поймут.
— Какая дикость. Как Вам повезло, Гордей попасть в число избранных.
— Просто невероятная удача. За мгновение до смерти успели вытащить, — тут я не врал.
— Желаю вам обрести здесь всё, чего Вы были лишены на Земле, — Лиза погладила мою руку, как милого щеночка.
— А я желаю Вам обрести всё, чего Вы лишены здесь, но имели бы на Земле, — это было ехидство, которое поставило прекрасную Елизавету в тупик.
Я выскочил из лифта, не дождавшись, когда она начнет реагировать и помчался торопливым шагом, следуя по яркой полосе, как по нити Ариадны. Спустился по лестнице с низкой гравитацией, перепрыгивая через несколько ступенек, пугая местных. Для чего тогда надо было создавать ее, если не для этого?
Линия подвела меня к дверям. Я замер в нерешительности, не зная, что делать. Стучать, открывать самому или ждать, когда пригласят. Подумав, решил взять подсказку.
— Тамара Львовна, Вы здесь?
— Я слушаю Вас, Гордей, — ответила она, будто стояла за спиной.
Я инстинктивно обернулся.
— Мне уже можно войти?
— Еще нет. Видите, в нижнем углу вашего зрения идет обратный отсчет?
— Ага, вижу, — мне пришлось взять себя рукой за подбородок, чтобы голова не двигалась вслед за глазами.
— Как только он остановится, вы услышите приглашение, и дверь откроется.
— Спаси…
Я не успел договорить, меня перебил возникший в голове мужской голос.
— Доброе утро, Гордей. Рады Вас видеть. Проходите и следуйте за красным маркером.
— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил я.
Маркер повел меня тесными и ярко освещенными коридорами и остановился у одной из одинаковых дверей. Она в тот же момент, когда я замер у нее, открылась. Меня ждал пожилой мужчина, похожий на актера после процедуры омолаживания. Стройный, подтянутый, как из рекламы спортивного питания. Его социальный рейтинг превышал значение в три тысячи баллов. Его звали Джонто.
— Еще раз, доброе утро, Гордей. Рад Вас видеть. Читал историю Вашего появления на станции. Впечатлен и потрясен одновременно. Зачитывался, словно романом. Землянин и девушка из космоса. Они сошлись волна и камень, стихи и проза, лед и пламень. Потрясающая история, достойная драматической постановки.
— Спасибо. Вижу, стихи Пушкина и тут ценят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Разумеется. Замечательный поэт, жаль, как кандидат, не подходил под требования.
— Он бы тут умер от тоски и застрелился бы сам.
— О, это вряд ли. У нас здесь лучшая медицина и нет никакого оружия. А мысли о самоубийстве блокируются нейроинтерфейсом мгновенно.
— Охотно верю. С чего начнем?
— Так, становитесь в круг, — Джонто указал мне на серый круг, вмонтированный в пол. — Вас немного потрясет. Это многоспектральная вибрация, которая поможет определить состояние вашего организма.
Я молча встал в круг.
— Закройте глаза и расслабьтесь.
Я сделал, как меня просили. Закрыл глаза и через секунду почувствовал дрожь во всем теле. Неприятную, как при лихорадке. Впрочем, она была недолгой.
— Готово, выходите, — скомандовал доктор.
— Что там со мной? — поинтересовался я. — Жить буду?
Джонто посчитал мой вопрос смешной шуткой.
— Будете, но недолго, лет пятьдесят-шестьдесят, не больше.
— По земным меркам это нормально.
— Никто в этом не сомневается.
— А Вам, доктор, сколько лет? — спросил я.
— Сто шесть, — ответил доктор.
— Сколько? — мне показалось, я ослышался.
— Сто шесть, — повторил доктор. — Это не так уж и много. Мой отец совсем немного не дожил до двухсот. Последний раз он совокуплялся в сто восемьдесят два года.
— Прекрасный результат. На фоне моих перспектив прямо фантастический.
— Перспективы есть и у Вас, но для этого необходимо произвести некоторые процедуры с Вашей физиологией. Вы слишком экстенсивно используете свои ресурсы.
— А что для этого нужно? Письменное согласие родственников?
Джонто снова начал смеяться. Вообще, жители станции мне показались склонными смеяться по любому поводу.
— Родственников Вам придется вначале сделать. Нет, достаточно сказать, да.
— А это долго?
— Два часа.
— Да.
— Да, в смысле, согласны?
— Согласен. У меня есть время до обеда, а потом я собирался помочь своей космической подруге. Взял ее на перевоспитание, хочу вырастить достойного жителя станции с базовым рейтингом социальных баллов.
— Это будет сложно. Она из тех, кто делает на одно хорошее дело два плохих. Регрессирующий тип личности, лишенный права воспроизводства потомства.
— Как лишенный? Навсегда? — меня словно окунули в ледяную воду.
— Теоретически нет, но по своей практике знаю, что исправлению такие люди обычно не поддаются. И живут они несравнимо меньше остальных.
— Что-то в Ваших методиках, доктор Джонто, есть неправильное. Я знаю ее достаточно хорошо. Она справедлива, надежна, любит детей, склонна к сочувствию. Как можно было лишить ее материнства?
— Система знает ее лучше нас, уж поверьте. Оставим ее, сейчас речь о Вас. Какой уровень внедрения Вы выберете, начальный или кардинальный? — Джонто показал вначале пятерню левой, а потом правой руки.
— Насколько глубоко внедрение?
— Начальное подразумевает коррекцию работы внутренних органов, кардинальный добавляет к этому замену органов, не поддающихся серьезной коррекции и изменение внешности. Некоторые области Вашего мозга сильно повреждены, и будут таить скрытую опасность на протяжении всей жизни.
— Менять мозг не дам. Не хватало еще, чтобы в моей голове валялся чужой мозг. Подлатайте, как получится и пусть тарахтит дальше.
Джонто рассмеялся.
— Замечательное слово — тарахтит. Надо ввести его в свой лексикон. Значит, начальный?
— Да, — я задумался. — А можно сделать плечи шире и добавить мышц? Ну, и… член побольше.
Джонто собрался рассмеяться, но, видимо, профессиональный этикет запрещал ему делать это в пикантных случаях.
— За всю мою практику было только три случая, когда мужчины просили увеличить некоторые доли головного мозга, а вот увеличить член…
— А что с моим мозгом не так?
— А что с вашим членом не так? Он находится в гармонии с телом.
