У огня моя пара вытирает комплект влажным теплым полотенцем. На его лице широкая улыбка, которая не исчезает, и он с благоговением прикасается к нежно-голубой коже нашего комплекта. Каждый крошечный пальчик сосчитан, каждый мизинец разогнут.
— Мальчик, — бормочет он и смотрит на меня с любовью в глазах. — Ты знала?
Я улыбаюсь.
— Как я могла не знать? — Он жил в моем теле сезон за сезоном. Я была с комплектом так долго, что теперь чувствую себя немного опустошенной и покинутой без утешительного ощущения его в моем животе. Я провожу рукой по мягкому холмику своего живота. Достаточно скоро он снова станет плоским, и мне почти грустно, потому что я уже скучаю по своему комплекту.
Но затем Кэшрем подходит ко мне, бережно держа на руках наш комплект. Он протягивает мне крошечного самца. Он совершенный, прекрасный мальчик. Я помню лицо Эши, сжатое и сморщенное от плача, ее маленькие рожки, уже проявившиеся. Этот комплект толстенький, и его рожки — всего лишь шишечки на лбу. Выражение его лица милое, взгляд спокойный, когда он смотрит на меня немигающими темными глазами. Мой кхай шевелится у меня в груди, когда я беру свой комплект на руки, но нет ответного кхая, к которому можно было бы обратиться. Ещё нет.
Это смутное чувство неловкости возвращается, но на этот раз все по-другому. Это мать, беспокоящаяся о своем уязвимом ребенке. Я глажу рукой по маленькой головке, почти лысой.
— Не так много волос.
— Не так, как у Эши, — соглашается моя пара, устраиваясь рядом со мной на мехах. Его рука обнимает меня за плечи, и он прижимает меня к себе, прикасаясь ртом к моей гриве. — У нее была густая черная шевелюра, и она торчала, как сорняк.
Я хихикаю, вспоминая. Комплект в моих руках моргает, и его маленький ротик шевелится, поджимая губы. Я прижимаю его к своей груди и предлагаю свой сосок, и мгновение спустя он вцепляется в него. Яростная любовь пронзает меня, и мне приходится сморгнуть слезы. Скучала ли я по своему округлившемуся животу? Это ничто по сравнению с тем, чтобы держать эту маленькую жизнь в своих объятиях.
Кэшрем снова утыкается в меня носом.
— Ты прекрасна, моя пара. Сегодня я самый счастливый из мужчин. Рядом со мной красивая женщина, сильная, здоровая дочь, а теперь и сын. В моем сердце так много радости.
Я прикасаюсь к его щеке, пока комплект сосет мою грудь. Он силен, мой сын. Здоров. Я вижу это даже без кхая в его груди, с которым можно было бы поговорить.
— Ты хотел мальчика.
— Я хотел, — соглашается Кэшрем. — Я чувствую себя эгоистично, зная, что наше племя так сильно нуждается в женщинах, но я не могу представить, чтобы любить другую маленькую девочку так сильно, как я люблю Эшу. Поэтому я хотел маленького сына. — Он рассеянно гладит меня по руке. — Конечно, теперь, когда он здесь, я не могу представить, что люблю его меньше или больше, чем Эшу. Он просто другой и уже завладел другой частью моего сердца.
Я точно знаю, что он имеет в виду. Маленькую Эшу оставили с Роканом, чтобы она не испугалась моих криков во время родов. Но я скучаю по своей дочери. Я хочу, чтобы она была здесь. Я хочу показать ей нового брата, который у нее появился, и увидеть ее очаровательную улыбку. Я хочу крепко обнять ее и заверить себя, что она в безопасности, хотя я знаю, что она будет в безопасности с Роканом и его Ле-ла. Я просто… волнуюсь.
— Имя? — спрашиваю я свою пару, сохраняя легкий тон. — Ты думал, как мы его назовем?
— Я подумал, что мы могли бы смешать наши имена, как это делают люди. Мэйкэш.
— Свирепое имя для такого сонного комплекта. — Я улыбаюсь, глядя на маленький сверток в своих руках. Я могу часами наблюдать за маленьким личиком, за пухлыми щечками.
— Он вырастет и оправдает свое сильное имя, — говорит Кэшрем, в последний раз поглаживая мою руку, а затем поднимаясь на ноги. — Лучше, чтобы он был охотником, чем кожевником, как его отец.
Я поднимаю взгляд, хмурясь от таких негативных слов.
— Почему это имеет значение?
Пока я наблюдаю, мой нежный Кэшрем берет свое редко используемое копье и идет ко входу в нашу крошечную пещеру. Он смотрит на вход, и лицо у него серьезное.
— Что? — спрашиваю я. Это не похоже на мою пару. Мой Кэшрем добр по натуре и не боец. Меня никогда не волновало, взял ли он копье для охоты или выдубил шкуру. — Почему ты так внезапно изменил свое мнение?
— Я беспокоился, — говорит он тихим голосом, его руки неловко сжимают копье. Его глаза светятся, когда они останавливаются на крошечном Мэйкэше.
— Из-за комплекта? Но…
Он качает головой.
— Из-за того, что ты сказала этим утром, когда проснулась. Что что-то было не так. И это заставило меня задуматься… должен ли я быть сильнее, чтобы защитить свою семью? Должен ли я делать больше? Должен ли я охотиться? Быть свирепым, как Хассен и Бек? — Он смотрит вниз на копье в своих руках, как будто оно ему чуждо. — Это поможет?
— Моя пара, — тихо говорю я, взывая к нему. Я протягиваю руку, ожидая.
Он смотрит вниз на копье, затем вздыхает и откладывает его в сторону. Он подходит ко мне и опускается на колени, затем берет мое лицо в ладони.
— Я хочу быть лучше. Лучшей парой для тебя, лучшим отцом для Эши и Мэйкэша.
— Но так и есть. Никогда в этом не сомневайся. — Я глажу его руку и прижимаю ее к своей щеке. — Не думай, что ты должен быть кем-то другим, кроме того, кто ты есть.
— Но опасность…
— Ничего страшного не случится, — твердо говорю я. — Я говорила с Роканом, и он чувствует то же самое беспокойство, но это не похоже на кхай-болезнь, которая была раньше. Мы не знаем, что это такое, и это может быть что-то столь же простое, как плохая погода в этот жестокий сезон. — Мне кажется, что это ложь, но видеть, как исчезает беспокойство на лице моей пары, того стоит.
— Я хочу защитить тебя, — яростно говорит Кэшрем. — Ты моя женщина. Моя пара. Мать моих комплектов.
— Мать, которая занята уходом за племенем, которое растет с каждым днем, — мягко говорю я. Я прижимаюсь носом к его руке, а затем снова смотрю на него. — Мать с двумя очень маленькими комплектами, которая благодарна, что у нее есть муж, который не бродит по тропам, потому что это позволяет ей сосредоточиться на помощи всем.
Мои слова немного снимают напряжение с его плеч.
— Почему ты всегда знаешь, что нужно сказать, чтобы облегчить мое сердце?
— Потому что я целитель, — мягко говорю я. — И твоя пара. Мой долг — понимать тебя и знать, как исцелить тебя всеми способами.
Он смотрит на Мэйкэша сверху вниз, затем усмехается.
— Он заснул во время кормления.
Я опускаю взгляд, и маленький ротик нашего маленького сына дрожит, как будто он пытается ухватиться за что-то во сне. Я поднимаю его к себе на плечо и растираю ему спину, ожидая неизбежной отрыжки. Когда это происходит, я пеленаю его в мягкие меха, а затем протягиваю его отцу.
Выражение любви на лице Кэшрема, когда он берет своего сына на руки, заставляет меня таять и наполняет яростным желанием защитить. Нам не нужен охотник в нашей семье. Я — целитель. Своим исцелением я сохраню свою семью сильной и в безопасности. Племя обеспечивает нас пищей в знак благодарности. Больше ничего не нужно.
И я чувствую себя виноватой, что мое беспокойство перешло на мою пару. Вот почему у целителя так много секретов. Потому что иногда их не следует произносить вслух, пока они не превратятся во что-то, что можно исцелить одним прикосновением. Я заставила свою пару беспокоиться о бесформенных опасностях, которые, возможно, никогда не проявятся. И все же… Я не могу скрывать эти вещи от своей пары. Он — мое сердце. Он единственный, с кем я могу разделить свое бремя.
— Я знаю это выражение твоего лица, — бормочет он, нежно укачивая Мэйкэша на руках.
— Какое выражение? — Я поправляю свою одежду, оборачивая свои нежные груди нагрудным бинтом, как я видела, это делают человеческие женщины.
— Взгляд, который говорит, что ты сожалеешь о том, что поделилась со мной своими заботами. — Улыбка, которую он мне дарит, мудра. — Но я бы не хотел, чтобы было по-другому.
