Люси: Люди же не знали. Поль: Я-то знал. И ты тоже. Люси: Они не поняли. Поль: Это я понимаю. Но речь не о том. Да и хватит благоглупостей. Он хотел сказать сюсюканья. Почти одно и то же.
Это не глупости, сказала Люси. Поль перебил ее на полуслове: Ты приготовилась к завтрашнему отъезду? Да, сказала она. Не беспокойся. Когда ты приедешь, меня здесь уже не будет. Но все-таки. Ты подвергаешь меня несправедливому и жестокому испытанию. Я бы даже сказала, бесполезному.
Знаю, сказал Поль. И все равно. Не хочу, чтобы ты при этом присутствовала. Так что договорились. Я хочу, я требую, чтобы, когда я приеду, тебя на вилле не было. Договорились? Да, Поль, сказала Люси. Договорились.
Спасибо, сказал Поль. За это я тебя и люблю. Я все еще люблю тебя. И желаю тебе доброй ночи. Прими две таблетки вместо одной и засыпай, спи, пожалуйста. Доброй ночи.
На мгновение он представил себе Люси в постели. Задумавшись, выключила ли она уже свет. Сможет ли заснуть. Потом поднял трубку, которую только что повесил. Глубоко вздохнул, выдохнул, изгоняя всякую мысль, и попросил бюро обслуживания.
Возникшему голосу он велел разбудить себя в восемь и приготовить большой черный кофе, а на девять заказать такси. Сколько тут до аэропорта? Голос: с четверть часа. Его самолет улетал около десяти.
Ни радио. Ни музыки. Ни чтения. Оставался водруженный на консоль телевизор. Он включил его и тут же выключил. Упрекая себя за это. Хоть изображение длилось и недолго, оно его захватило, потом выплюнуло. Он почувствовал себя еще более одиноким. В действительно пустой пустоте. Так всегда с телевизором. Самое главное, не надо его включать. Тогда в постель. Ну да. Ложись уж лучше. Еще на одну ночь в одиночку в огромной постели. На последнюю. Давай, умывайся.
Он остервенело почистил зубы. Проглотил вечернюю дозу лекарств, обильно запив их водой из зубного стакана. Они не излечивали. Не останавливали время. Просто позволяли провести оставшееся чуть ли не с приятностью. Иначе говоря, по-хорошему дожидаться, пока его не доконает смерть. Как, в общем-то, и всех на свете. Да нет же.
Избегай на себя смотреть. Зеркало огромно. Свет сверху слишком неистов. Так злобно подчеркивает все выпуклости головы, превратившейся в эту груду костей. Смешно, да и только. Ну да, позубоскаль чуток.
Если бы не глаза, было бы не узнать. Только глаза. Они не изменились. Глаза оставались прежними. Разве что самую малость обесцвеченные. Те же что. Те же когда. Ему было четыре. Сделанная в школе фотография. Он усиленно в них вглядывался. Узнал себя по взгляду. Уже грустному взгляду. Мать, его исторгая, передала ему свою печаль. Плацентарное приложение. При сем прилагаю всю свою печаль. Иди спать.
Он приоткрыл окно. Дуновение или гул. Дыхание города. Составляет компанию. Потом разобрал постель. Отбросил все, что хранило тепло. После чего сидя разделся и улегся. Потом протянул руку, чтобы выключить лампу. Которую тотчас же зажег снова. Я не смогу заснуть. Знаю. Как только в темноте. Так груз на сердце.
Раз не сможет, он поднялся. Дошел до письменного стола. В номере стоят, конечно же, кровать и платяной шкаф, а к ним красивый письменный стол со стулом и крохотный салон. Без кресел? Почему же, две штуки. Это и есть салон.
На письменном столе лежал его старый портфель. Поль вернулся с ним на кровать. Открыл. Вынул партитуру своего квартета. Которую и принялся во весь голос перечитывать. То есть напевать. Выбирая один голос. Перескакивая на другой. Переходя от одного к другому. Пропевая все четыре один за другим. Наделяя звучанием, чтобы услышать все сразу. Тогда как поется только один. А три остальных теперь откликаются.
Так и заснул. Напеваючи.
3
Летний светло-бежевый костюм. Лен с чем-то там еще. Так что легко мнется. Нуждался в серьезной глажке. Переодеваться лень. Не грязный, не пыльный. Просто мятый. Можно было бы, как в фильмах, поручить его погладить экспресс-службе отеля. Отель был достоен фильма. Роскошного фильма. Не какой-нибудь занюханный отелишка. У него в сумке лежали серые брюки и голубая полотняная куртка, можно было бы надеть их. Лень, а может, и ненависть, что-либо теперь менять.
Он направился к бюро оформления, чтобы оставить там магнитную карту от своего номера. Номер 607. Карту, что служила ключом, но была лишена его очарования.
Симпатичная девушка из дневной смены. В белой блузке. Ее черную юбку не видно. В белой блузке под горящей днем и ночью приветливой лампой. Модные очки и строгий шиньон, протянула руку и взяла карту.
Меня приглашали на фестиваль, сказал Поль. Так что все оплачено. Верно? И, не дожидаясь ни согласия, ни подтверждения либо одобрения, повернул было кругом, собираясь перейти к другому бюро, где надеялся навести справки о заказанном такси.
Девушка его окликнула. Господин Седра? Да, сказал Поль. Белая блузка: Вам все же придется кое-что оплатить. Да ну? сказал Поль. И что же? Модные очки: Ваши напитки. Какие такие напитки? Строгий шиньон: Из вашего номера. Из мини-бара. Вы разве ничего не пили? Поди знай, сказал Поль.
Девушку хотелось поддразнить. С учетом всех ее аспектов, воздержался: Ну да, сказал он, от одного до двух виски. Иногда вечером. По правде, каждым. Составьте счет. Составили. Сколько я вам должен?
Его кредитную карту касса не приняла. Расплатился наличными. Купюра и пригоршня монет. Деньги оттягивают карманы. Потом отправился к другому бюро, там молодой человек в красном жилете под приветливой лампой, казалось, только его и дожидался.
Номер 607, сказал Поль. Как там с такси? Молодой человек справился с часами. Ни за что не опоздает, сказал он. Заказывали на девять? Да, сказал Поль. Юношеская улыбка: Девяти еще нет. Ровно в девять остановится внизу. Вот увидите. Не беспокойтесь.
Поль пошел дожидаться у подъезда. Повод глотнуть утреннего воздуха. Ни облачка. Тем лучше. Сияло солнце. Просто потрясающее. Погода лучше некуда. Не так жарко, как вчера. В тени у подъезда всего лишь +27. В девять утра. Ровно в девять.
Большущий черный «мерседес» развернулся на перекрестке и въехал в прилегающий к отелю сад. Поль подобрал сумку и, пока такси останавливалось перед подъездом, начал спускаться по ступенькам.
Несомненно, жертва галлюцинации. Такое частенько с ним случалось. Все чаще и чаще. Мозг так и норовил закусить удила. В смысле сойти с рельсов. Работать по-своему. Он увидел, как автоматически открываются дверца и багажник. Потом у него выпала сумка. Ее тут же отправили в багажник. На вопрос шофера: Вам ведь в аэропорт? Поль ответил: да. Потом нагнулся, чтобы залезть в машину. Внимание. Тревога подтверждается. Он привык.
Приступ головокружения приостановил его продвижение. Он сжал зубы. Кулаки. Скукожился всем телом и, все так же согнувшись в три погибели, зажмурив глаза, ждал, пока пройдет.
Прошло. Вот уже прошло. Он наконец устроился в машине. И, окончательно устроившись, сумел наконец просмаковать необычайный уют «мерседесов». Если не умру, подумал он, куплю себе такой. На какие шиши? Понятия не имею. Посмотрим. Ну да.
Бесшумно закрылась дверца. И до чего бесшумно. Поль решил, что не закрылась. Закрылась-таки. Такси устремилось с ветерком. Потом, ловко избавившись от незначительных препон. Взяло курс на аэропорт.
Во сколько у вас самолет? В десять, сказал Поль. Успеете без проблем. Разве что какая-нибудь чудовищная пробка. Или авария. Столкновение. Чего со мной никогда не случалось. Будете в срок. Еще ни разу клиент из-за меня не опаздывал. Но, добавил он. И, указывая пальцем, принялся комментировать время, которое горело на часах автомобиля.
Поль не слушал. Он слушал Фрэнка Синатру. Не то радио, не то диск. Наверняка диск. Несколько песен шли одна за другой. В первой рассказывалось о жизни одного человека. Год, когда мне стукнуло пятнадцать, выдался очень удачным, говорил он. Год, когда мне стукнуло тридцать, выдался очень удачным. И так далее. Куплет за куплетом. Каковые становились все менее и менее веселыми. Или все более и более грустными. Понятное дело.
Но пробежать по горлу Поля горячее ощущение с привкусом морской соли заставила, конечно же, вторая песенка. The Shadow of Your Smile. Представьте себе, что именно на этой мелодии Поль Седра впервые прижал к себе ту, которая стала Люси Седра.
Ну вот, сказал шофер. Приехали. Мы на месте. Вы на месте. Он выключил счетчик. Потом, объявив, что набежало ровно восемьдесят франков. Он обернулся.
Сударь? сказал он. Сударь? Эй, сударь? Приехали. Вы спите? Никакой реакции. Он вылез из машины, обогнул ее, открыл дверцу и склонился над Полем, который открыл глаза.
Что же это вы, сказал мужчина в рубашке с короткими рукавами. С полосой посредине. С черными прилизанными волосами. Ну и нагнали же, честно говоря, на меня страху. Я уж думал, вы померли. Еще нет, подумал Поль. Почти что. Нет, сказал он. Успокойтесь. Это просто приступ сонливости. Со мною такое бывает. С раннего детства. Все время засыпаю. Это болезнь? В некотором роде. Сколько я вам должен? Восемьдесят. Поль в поисках сотни полез в бумажник. Шофер, не дожидаясь, отправился вынимать из багажника сумку.
