Ссора
Амур и Эрос, братья-близнецызамешаны в горячей ссоре.О том, кто всех сильнее (вот глупцы!)ведут они бесплодно споры.
Звенит Амур: «Когда б своей стрелойсердца не поражал я так умело,скажи, где б жертвы брат ты, братец мой?»Насмешка эта Эроса задела(а был он, надо вам сказать,горячего и вспыльчивого нрава,и за себя не медлил постоять):
«Гордиться так имеешь ли ты право?Мальчишка ты! Придуманный людьми,силен ты только в их воображенье.Я ж властвую с тех пор, как создан мир.Я — жизнь сама. Я — жизни продолженье!»
Амур смеется: «Ты — сильней меня?!Паришь ты, Эрос, лишь в животном мире.Над человеком же — власть мне дана.Лишь я, Амур, воспет поэта лирой!»
Рассержен Эрос: «Разум у людейотнять, их одурманить — ты способен;но удержать во власти их своейты без меня, без Эроса, попробуй!»
Был Гименей, старик, но полный сил,свидетелем случайным этой ссоры.С досадой молвил он: «Уймите пыл!Властители!.. Мне с вами только горе:коварны вы, и узников не разотнять у Гименея вы готовы;им счастья обещаете мираж…И что ж? Они ко мне приходят снова.
Хоть стонут иногда, что тяжко узмоих нести им бремя; но поверьте,что потерять людей — я не боюсь:вас позабыв, мои они до смерти.
И все же врозь нам жить — никак нельзя.Вы оба мне нужны; но не как слуги —как преданные старые друзья.Не лучше ль руку вам подать друг другу?»
Так мудрый Гименей закончил спор.Решили близнецы, что будет лучшесовместно покорять людей; с тех порАмур и Эрос в жизни неразлучны.
«Прочла на старинных часах я когда-то…»
Памяти В.Л. Савина
«Cada hiere,la ultima mata»
Прочла на старинных часах я когда-то:«Ранит каждый, смертельно-последний.»………………………………………………….На поле он бранном судьбы был солдатомотвагой богатым, наградами бедным.Два фронта по-разному бешеных войн.Два плена — два зверя. Свирепее — свой.Разили: охрана, мороз, своры псов;разили удары голодных часов.
Они шли ползком, но безжалостно били…Он был безоружен, ударам распахнут……………………………………………………………А раны? Присохли, но не залечились.Дождался других он часов. И без страха,с надеждою принялся слову служить.О ранах забыл — так хотелось пожить!Среди еще пахнувших краскою книгчас бил, но не больно — крылатый, как миг.
Без старых, ему опостылевших путна сердце легко: что ни час — Божий дар.Вдруг стали… Проснитесь, о стрелки минут!Где он? Где желанного часа удар?
«Пушкин. Лермонтов. Лорка…»
Памяти Юрия Галанскова
Пушкин. Лермонтов. Лорка.Сколько в самом расцвете(вспомнить страшно и горько)сгублено было поэтов.
Взяли в слуги мы атом,Смерти пыл укротили.Им — безоружным солдатам —песни одной не простили.
Потьма. Хмурый край светаМаска. Ланцет хирургаСнова в нашем столетьелишились друга.Музы — поэта.
Январь, 1973 г.
Вулкан
Ю. К. Терапиано.
Покрытый толщею свинцовой океанаи древними, в песок истертыми веками,он ждал… Но горячо в нем сердце колотилось —к желанному прыжку накапливал он силы.
Он помнил. Верил. Знал: уже вершиной горнойжил в юных он веках; и с ветром на просторепод небом воевал; что в этот мир подводныйбыл сброшен не навек — что будет он свободным.
Он ждал. И день пришел: взорвался в сердце пламень,вулкан стряхнул с себя всю тяжесть океанаи, с грохотом огонь и камень извергая —вновь стал вершиной и… застыл, небес касаясь.Он восторжествовал. И восхищенно людивзирают ввысь к нему — раскованному чуду.
«Там, помню, цвело мое первое белое лето…»
Памяти Авенира де Монфред
Там, помню, цвело мое первое белое лето.Все помню… Я город моим нарекла навсегда,Я знала его по стихам всех мне близких поэтов,давно был он мил мне, в бессмертных твореньях воспетыйс ним встреча была, как большой незаслуженный дар.
Люблю его набережные, мосты и каналы,живые потоки на Невском, люблю Летний сад;и купол Исаакия вечером в отсветах алых,и сумерек встречи с зарей, загулявшихся, шалых,и снег в декабре на воздушных узорах оград.
Обнять люблю глазом; а сердцем — восторженно слушатьв аллеях забытых легенд разговор,боясь волшебство словом, вздохом случайно нарушить:люблю вызывать их плененные мрамором душии в мыслях решать с ними страстный извечный их спор.
Все памятью слышу: аккорды в дворцовых колоннах,и мягко звенящую трель в барельефных витках;и шелест фонтанов, и колоколов перезвоны,и белою ночью вздох парков в тиши полусонной……………………………………………………………..Каким будут слышать Петрополь потомки в веках?
«Тебя я не хоронила…»
Клавдии Пестрово.
Россия… Нет, не плачу я, стремясь домой:скорблю о том, что нет ее со мной.
Тебя я не хоронила,твой лоб осенив крестом,и бросив камнем в могилунадежды последний ком.
Рассталась, детей спасаяна дымной, зажженной войнойземле: хоть сроков не зная,но в сердце не допускаясомнений: вернусь домой!
Минули десятилетья.Чужой укрощен язык(хоть ум мой к нему привык —на родном продолжаю петь я).
Так живу… в стране безанкетной.Что же дом? Ужели забыт?Стала близкой страна мне эта:здесь мир для меня открыт.
И клена чуждого веткамне, вольной птице, милейиз звезд построенной клетки,где марш поет соловейнад землей иссохшей моей.
Но в Сан-Франциско, в Мадриде,где беспечно гостит весь свет —восторг мой теснит обида:почему же тебя здесь нет?
«Разум мой — барин, изнеженный, холеный…»
Разум мой — барин, изнеженный, холеный,гордый и втайне довольный собой.Сердце же — странник голодный, оборванный,вечно вступающий в схватки с судьбой.
Страннику небо синеет дождливое,вспышки улыбок ему шлет гроза;дикий пустырь расстилается нивою,ночь для него открывает глаза.
Он на заре просыпается с пением,мир весь готов он с любовью обнять.Барин следит за ним с недоумением:Разуму сердце — вовек не понять.
«Сентябрь. Но небо словно в мае…»
Сентябрь. Но небо словно в маеслепит голубизной глаза.С ветвей стремительно спадаетпечально-пестрая краса.
Вот клена лист. Лежит, сраженный,у ног моих на мостовой.Один. А мир такой огромный!..Что будет делать лист с собой?
Вчера — он, ветви украшенье,смеялся солнцу и дождю.Но, сбитый бурею осенней,лист чует близкую беду.
Куда его погонит ветер?Как долго будет лист в пути?И сможет ли вдали от ветвибылую свежесть обрести?..
«Скрывая бровью мысли раздвоенье…»
