— Но шел же я за вами незаметно…
Торговцы кашлянули, сдерживая смех, в отличие от проводника, которых захохотал в полный голос, заставив пещеру наполниться гулом.
— Вот я и говорю — детская наивность! — сквозь смех прогромыхал он. — Да я следил за тобой с того самого мига, как ты догнал нас у подножия гор.
— Но как же так…? И почему тогда…
— Почему я не спешил укоротить твое самомнение? Хотел приглядеться к тебе, понять, что ты за фрукт. Да и не было особой нужды.
— А…
— Пока ты не встал на край обрыва, с которого в любой миг, куда бы ни сделал шаг, мог сорваться.
— С-спасибо, что спас меня, — он был повторять слова благодарности сколько угодно раз, понимая, что даже тысячи не достаточно.
— Вернемся к началу. Так вот, что я хотел сказать. Если бы царь хотел тебя остановить, он сделал бы это еще во дворце. Просто не позволил покинуть его стены, и все.
— Почему же он… — как страстно Алю ни хотелось во всем разобраться, он не мог понять. Он слишком привык верить в обратное, чтобы вот так взять и согласиться, что все это время ошибался.
— Почему он позволил тебе убежать? Тебе виднее.
— Я… не знаю… Я… не думал об этом… — он смотрел на проводника с мольбой — ему нужна была хотя бы тень объяснения — какая-нибудь пусть самая узенькая тропинка по краю обрыва.
— Должно быть, он хотел, чтобы ты покинул дворец.
— Зачем? Я ему надоел? И если бы я не решил уйти сам, он бы прогнал меня, да? — в его глазах блеснули слезы боли. Ему стало вдруг очень жалко себя — маленького, одинокого, незащищенного посреди огромного бушующего мира…
Нельзя сказать, что царевич страстно любил отца или был к нему сильно привязан. Он почти не видел его — у царя были постоянные дела, разъезды, аудиенции, советы… Брат — другое дело, его отец почти всегда брал с собой. Но это и понятно: старший сын — наследник, а младший… К тому же, такой странный, день напролет сидевший в библиотеке… А что если не только брат со товарищи, но и отец считал его дурачком? Тогда понятно…
— Жалеешь себя и дуешься на отца? — прочтя в его сердце все чувства, качнул головой старший торговец. — Даже ненавидишь его? А что если он хотел, чтобы ты увидел мир, живущих в нем людей? Чтобы ты повзрослел?
— Если выживу в горах, — юноша сидел нахохлившимся воробьем. — Он ведь знал, как опасно в горах, и не остановил меня!
— Путь во взрослую жизнь всегда идет через испытания. И очень часто — смертельно опасные. Но необходимые.
— Может быть… — Аль думал совсем иначе, просто не хотел спорить.
— Не может быть, а точно, — взмахнул рукой, как отрезал Ларг. — Вот что, — он сменить тему разговора, — скажи лучше, зачем этот путь понадобился тебе?
Тот молчал, глядя на огонь. Юноше не хотелось лгать, однако и правду сказать он не мог, боясь не презрительного смеха — он достаточно узнал своих спутников, чтобы доверять их осторожности, — а снисходительной улыбки взрослого, глядевшего на ребенка. Действительно, кто еще мечтает о чуде? Странно, обидно, но почему-то с годами эта вера слабеет… Ему бы этого очень не хотелось — потерять начавшую исполняться мечту в огне не судьбы, не вечности, а всего лишь улыбки…
— Да ладно, Ларг, — заглянув в глаза юноши, прервал затянувшееся молчание торговец, — что пристал к парню? Как будто и так не ясно, зачем молодые впервые отправляются в путь? За приключениями. За подвигами. За славой… И вообще, уже поздно, а завтра рано вставать. Спать. Все спать…
С благодарностью взглянув на Есея, юноша облегченно вздохнул и поспешно — словно боясь, что собеседники передумают — отодвинулся к стене пещеры, чтобы, укутавшись в тяжелый шерстяной плащ, устроиться поудобнее на каменном полу, сбегая в мир сна.
Еще совсем недавно Аль, вечерами засиживаясь в библиотеке, ловил себя на том, что начинает клевать носом, погружаясь в дрему, однако, добираясь, наконец, до постели, обнаруживал, что от сонливости не осталось и следа. Ему приходилось часами мучиться, перебирая в памяти все известные молитвы и заклинания сна, прежде чем он приходил. В дороге же все было иначе: постоянное напряжение узкой тропинки, вившейся на грани высоких стен и ужасных обрывов, когда каждый неверный, неосторожный шаг мог стать роковым, не давало не то что дремать на ходу, но даже фантазировать, выдумывая иные мира. Впрочем, ему и этого, единственного было вполне достаточно. Когда же, наконец, приходило долгожданное время привала он, с трудом дожидаясь отбоя, проваливался в сон столь быстро, что не успевал даже услышать пожелания доброй ночи.
Все было так же и в этот раз, за исключением того, что сон оказался неглубоким, когда любой, даже самый случайный звук заставлял нервно вскидывать голову, непонимающе таращить глаза на спавших торговцев с единственно бодрствовавшим среди них дозорным, который следил за тем, чтобы не погас огонь костра, несший тепло и, одновременно, отпугивавший от людей диких людей и призрачных духов. Он никак не мог понять, в чем дело? Может быть, рядом опасность и ему суждено предупредить о ней своих спутников? Или сами боги собрались прийти в уснувший мир, чтобы поведать бодрствовавшим тайну мироздания или дать ответ на все вопросы?
В какой-то миг, проснувшись, он услышал негромкий голос Есея:
— Ты уверен, что нам ничего не угрожает?
— Холодать что-то стало больно рано. Как бы не занесло перевал… — вытянув руки над костром пробормотал тот.
— Я не об этом.
Проводник взглянул на собеседника, затем, отвернувшись, несколько мгновений молча следил за танцем языков огня.
— Все, что ни делается, все к лучшему, — наконец, ответил он.
— Ты уверен?
— Есей, хоть я и бродяга, проводящий большую часть жизни вне дома, но родом я из Десятого царства, там мои родственники и друзья.
— Если они под стать тебе, то не удивлюсь, что они — не какие-нибудь ограниченные земледельцы или ремесленники…
— Конечно, нет! Они воины. Есть даже стражи из царского дворца.
— Так то, что ты сказал парнишке, не твои предположения?
— Как бы тебе сказать…. - наклонив голову к плечу, проводник потер нос.
— Понятно, — не дожидаясь от него дальнейших объяснений, кивнул торговец. — А я-то думал, что ты медлишь… Не ясно только, почему ты мне ничего не рассказал.
— Прости, — с сочувствием взглянул на него проводник. — У меня была причина молчать, — видя, что торговец опустил голову, отведя взгляд в сторону, он, вздохнув, качнул головой: — Прости меня, но я дал слово…
— Оставим это. Главное, мы можем не опасаться погони. Раз мы всего лишь оказываем царю услугу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
