Но прежде возникло еще одно желание. Он задержался в дверях, весь исполненный печали, до смерти утомившийся и словно разочарованный сам в себе, но уголки его рта вдруг слегка приподнялись, будто он хотел улыбнуться, а глаза приняли смиренное выражение. Он окинул прощальным взглядом зал совещаний и сказал:
— Вы можете, конечно, мне и не поверить… но я еще до сих пор способен пробежать стометровку. И в удачу я еще тоже — верю!
На улице его ждала торжествующая толпа. А часом позже народ на всеобщем голосовании, устроенном полковником Рокотовым, преобладающим большинством высказался «за». Добровольцев хватило бы и на десять экипажей.
* * *
Две недели спустя «Монстр» стоял в юго-восточном тоннеле в полной боевой готовности, с перебранным двигателем, полностью замененной ходовой частью и еще больше усиленным кузовом. Сзади к нему кроме его обычной «Базы-1», крытого прицепа, в котором вояжеры хранили всякую всячину, начиная от ящиков с боеприпасами, брикетов сухого топлива и заканчивая надувными женщинами, была присоединена еще и «База-2», такой же крытый прицеп, оборудованный под смотровую точку, предназначенный для перевозки «Разведчика» и части криокупола.
Впереди монстрообразного автопоезда недовольно урчал гусеничный броневик, когда-то давно носивший обыденное имя боевой машины пехоты или же сокращенно БМП-1, но, попав в руки к острым на язык сталкерам, стал называться не иначе, как «Бессонницей». Прозвали его так за то, что он, работая даже в нескольких километрах от шлюза, своим лязгом и скрежетанием траков не давал ребятам на заставах спокойно спать. Это не говоря о том, что, когда он спускался вниз по шлюзу, от вибрации расползались и заваливались мешочные стены, а в Укрытии от его грохота просыпались дети. Даже после максимального облегчения, сбросив тонн семь в пользу повышения скорости, «Бессонница» сжигала топлива вдвое больше, чем тот же «Монстр», была более сложной и требовательной в обслуживании, однако при всем этом она имела для экспедиции огромное значение. Неприхотливость к дорожным условиям и наличие стомиллиметровой пушки говорили сами за себя. Возле нее суетились с десяток механиков, проводя заключительные работы по доводке систем охлаждения двигателя.
В голове колонны громоздился «Чистильщик», бывший трактор Т-150, о котором нынче напоминала в общих чертах только форма кабины. Нагоняющий ужас клин был шире и острее, чем у «Монстра», стекла также спрятаны под решетки, с крыши всматривался вдаль, слегка покосившись, ствол пулемета. Но главное назначение самой большой машины кортежа заключалось в том, чтобы тянуть за собой так называемый «Форт» — некогда обычный пассажирский вагон, который, разумеется, полностью переделали для дальних рейдов. Вместо железнодорожных колес поставили шесть пар тракторных громадин, стекла зарешетили, купе с раскладными койками убрали, разделив освободившееся пространство на семь отсеков, в которых хранились и склад боеприпасов, и топливо, и провиант, а также разместили мед- и ремблоки с кое-какими запчастями ко всем машинам.
Без преувеличения можно было сказать, что эта машина с четырьмя пулеметами на крыше являлась наиболее укрепленной передвижной цитаделью из всех, что до этого были и, наверное, будут в Укрытии. Конструкторы потратили не один год, превращая громоздкий образец сельхозтехники в самую мощную боевую единицу. И можно с уверенностью заявить, что им это удалось — «Чистильщик» тянул многотоннажный «Форт» с такой легкостью, будто тот весил не больше пуховой подушки, и при этом мог развивать скорость до восьмидесяти километров в час. Правда, брикеты сухого топлива при такой скорости в его топливной системе испарялись, как газ из разбитой зажигалки.
На крыше «Чистильщика», свесив ноги и уже ни от кого не скрывая свою оригинальную прическу, сидел Бешеный. Под ним, внизу, собрались около двадцати человек, начиная с Андрея, две недели назад впервые заступившего в наряд на северную заставу, и заканчивая семидесятишестилетним Василием Андреевичем, бывшим членом Военного совета.
— Э-э, мужики! Значит, слушай меня сюда, — обратился Бешеный к утихшей при его появлении гурьбе. — Обращаюсь к молодняку, у кого это первый вояж. Готовность двадцать минут. Проверьте экипировку, проститесь с родными стенами, поцелуйте на прощание родителей, напишите завещания (толпа ожила, многие заулыбались). Начальник экспедиции, многоуважаемый товарищ Крысолов, проведет с вами последний инструктаж через пять минут. Хотя от себя я, пожалуй, тоже скажу кое-что. Старайтесь запомнить все с первого раза, чтоб потом не переспрашивать и не тормозить по ходу дела. Итак, первое. — Он загнул мизинец на растопыренной ладони. — Неукоснительно слушать приказы старшего на борту. Каждый знает, кто у него старший? (Все одобрительно закивали.) Не самовольничать, не делать ни шагу без соответствующего приказа. Второе, — загнул безымянный палец Бешеный, — во время движения находиться на своем месте. Боевой пост — кто будет у орудий — не оставлять ни при каких обстоятельствах, а тем, кто не на посту, по борту просто так не шариться. Время для отдыха — отдыхайте, цените каждую свободную минуту, не занимайтесь херней. Третье. Стрелкам — палить только по цели и только наверняка, с ближнего расстояния. Патроны с целью «отпугну, может, убежит само» не расходовать! Замечу, что расстреливаете небо или землю, пеняйте на себя! Четвертое. — Он загнул указательный палец. — При вынужденной высадке четко следовать инструкциям и приказам. Шаг влево, шаг вправо — прикладом по затылку. Это как минимум! Пятое, — правая рука сжалась в плотный кулак, — и самое главное — не тупить. Это не экскурсия в ботанический сад.
Бешеный поводил головой, пытаясь заглянуть в лицо каждому присутствующему. В целом набранная команда ему нравилась. Ясное дело, что лучше было бы набрать отменных здоровяков, опытных, смекалистых сталкерюг, с которыми не нужно было бы цацкаться по ходу дела и каждый раз говорить, куда не следует лезть, чтобы не остаться без ноги, и от чего держаться подальше, чтоб не вскипели мозги. Взяли бы хотя бы команду Топора или взвод вояк майора Семенова — у бойцов приличный стаж, с оружием всех типов знакомы, будь то древний револьвер или гаубица, тактикой борьбы с разным тварьем владеют, но… как объяснил Стахов, проводивший отбор вместе с Тюремщиком и Крысоловом, — молодых тоже учить нужно. К тому же Укрытие нельзя оставлять на салаг, или, как военные сами их называли, «средняков». Родине, как говорится, нужны сильные.
— И вот еще что я хочу сказать… — Бешеный спрыгнул с крыши кабины на капот, блеснув атласными красными штанами, как-то по-обезьяньи зацепился за крепление для зеркала и соскочил на землю. На фоне невыразительной серой толпы в поизносившихся, штопаных комбинезонах с самодельной защитой, как всегда, голый по пояс, с устрашающего вида татуировками, торчащим на голове ирокезом, он был похож на вырезанную из книжки яркую иллюстрацию, брошенную в дорожную пыль. — Даже несмотря на то, что у меня за спиной семь лет постоянных подъемов на поверхность, я не могу с уверенностью сказать, что там нас ждет в этот раз. — Он прошелся вдоль строя, вернулся обратно. — Каждый раз там что-то меняется. Каждый раз что-то происходит не так, как в предыдущий. Наружный мир живет своей жизнью, нестабильной, изменчивой. Никто вам не даст гарантию, что то место, где мы легко прошли вчера, мы сможем запросто пройти сегодня. На эту тему можно говорить долго, но я не стану. Из меня вообще плохой оратор. К тому же каждый из вас знает, за каким чертом он записался в эту экспедицию. Почетный титул не получите, и в случае смерти мало кто оплакивать вас будет. Да и кто узнает? Эта хрень, — он постучал пальцами по обшивке кабины, — успеет отвезти нас достаточно далеко, прежде чем мир начнет нас забирать одного за другим! Посему у меня к вам один-единственный вопрос: вы готовы к этому?!
Реакция была однозначной.
Бешеный довольно кивнул, отвел руки за спину и вытащил свое оружие. Поднял вверх обе руки с зажатыми в них огромными ножами с прямыми лезвиями. Словно выполняя заключительную часть ритуала, скрестил их над головой и, сделав ужасную гримасу и обнажив в зверином оскале белые зубы, выкрикнул:
— Кай-йа-а-а-а!!!
* * *
Так уж выпала карта, что в состав экипажа «Монстра» попали и Стахов, и Каран, и Андрей со своим рыжим напарником. И если у последних просто грудь распирало от гордости за себя и глаза горели в предвкушении новых открытий и постижений, Стахову с каждой секундой становилось все тягостнее, тоскливее на душе. Будто покинул он не самую опасную заставу, из которой ему не раз приходилось выносить трупы сослуживцев, не зная, как после этого смотреть в глаза их семьям, а блаженное место под солнцем, райский уголочек с белыми барашками набежавшего прибоя, морским песком, пальмами и танцующими мулатками. Как на том рекламном буклете, что тридцать лет назад в сердцах выбросил в урну какой-то полнотелый политик, осознав, видать, что в то счастливое место ему уже попасть не удастся.
