Нас включили, чтобы эвакуировать со склада, потому что за стенами ангара бушевал настоящий ураган. Ветер был таким сильным, что со склада сорвало крышу и забросило её на соседний Пылесосный завод. Над нами некоторое время было видно неприветливое серое небо. Сумасшедший ветер нес по нему все, что сумел поднять в воздух: огромные ветви деревьев и большие листы фанеры, картонные коробки и какие-то тряпки. Один раз над складом пролетела детская коляска. В ней сидел малыш с пустышкой во рту и погремушкой в руке. Этот годовалый младенец так неистово размахивал игрушкой, что казалось, будто он дирижирует бурей или торопится улететь куда-нибудь подальше.
Затем над нашими головами пронеслась сухонькая старушка, за которой на длинном поводке летела беленькая собачонка. Старушка что-то крикнула нам, но я не разобрал слов и пожелал ей счастливого пути. Тогда я ещё не знал, что счастливым её путь не будет.
Когда люди собрались нас эвакуировать, с другого соседнего завода, на котором делали стиральные машины, тоже сорвало крышу и забросило к нам. Она точно легла на наш склад и накрыла его. А вскоре ураган стих и нам сказали, что бы мы оставались на своих местах — эвакуация отменяется.
В следующий раз я увидел свет только перед самой погрузкой в автомобиль. Меня отправляли на работу, и из разговора двух моих покупателей я понял, что отныне буду жить и трудиться на какой-то далекой планете, где земляне добывают полезные ископаемые.
Уже на следующий день я летел в космическом корабле и очень сожалел о том, что не успел поближе познакомиться с жизнью на этой красивой голубой планете, где я имел счастье родиться.
Так закончилось мое небогатое событиями отрочество, и началась полная невзгод, одинокая юность".
Цицерон замолчал, и некоторое время в гостиной сохранялась полная тишина, пока её снова не нарушил Владислав Валентинович.
— Честное слово, уважаемый Цицерон, я даже не подозревал, что роботы могут с таким чувством описывать свою жизнь.
— Да, да, да, — горячо поддержала мужа Ирина Константиновна. — Да он же рассуждает и чувствует как самый настоящий человек. Ему определенно нужно купить какое-нибудь подходящее тельце. Ну что он как пенек стоит у телевизора?
— Я как раз собирался, — развел руками Алексей Александрович. — Вот вернемся в Москву…
— Молодец, Цицерон, — похвалил Иван Бурбицкий. — Были бы у тебя хотя бы руки, я бы похлопотал перед начальством, чтобы тебя взяли на работу в милицию. Нам нужны толковые работники.
— А почему только руки? — удивился Владислав Валентинович.
— Без рук в милиции никак нельзя, — ответил сержант. — Честь нечем отдавать.
— Даешь Цицерону человеческое тело! — громко завопил Фуго и кивнул бывшему грузовому роботу. — Ничего, Цицерон, мы с тобой ещё не одну планету обойдем. Дай мне только заработать на космический корабль.
Через полчаса, поблагодарив хозяев за компанию и чай, гости разошлись по домам. Алеша забрал голову Цицерона к себе в спальню, и вскоре во всем доме погас свет. Но два друга — мальчик и бывший грузовой робот ещё долго шепотом разговаривали, пока у Алеши сами собой не закрылись глаза.
Глава 4
На следующий день Фуго поднялся раньше всех. Он вскочил с дивана в шесть часов и первым делом бросился наверх, в спальню к Алеше.
— Цицерон! — открыв дверь, громким шепотом позвал Фуго. — Ты сочинил мне речь? Скоро приедут снимать обо мне фильм.
— Конечно сочинил, — ответил робот. — Бери бумагу, авторучку и записывай, а я буду диктовать.
— Ну слава Богу, — с облегчением вздохнул Фуго. — Я думал, ты меня надуешь. — Мимикр быстро сел за Алешин письменный стол и приготовился писать.
— Надуешь, — возмутился Цицерон. — Ты меня плохо знаешь. Мое слово крепче железа…
— Хватит болтать, — перебил его мимикр. — Мне ещё нужно успеть выучить речь. Не буду же я читать её по бумажке. Так что, давай, начинай.
В это время проснулся Алеша. Он потянулся, сладко зевнул и спросил:
— Что уже утро?
— А ты разве не видишь? — ответил Фуго. — С минуты на минуту из Москвы приедут снимать документальный фильм, а я ещё даже не слышал своей речи.
Алеша посмотрел на часы и, повернувшись лицом к стене, проговорил:
— Только, если можно, потише. А то вы забираетесь ко мне в сон и там ругаетесь.
— Я никогда не ругаюсь во сне, — ответил Фуго.
— В своем может и не ругаешься, — засыпая, сказал Алеша. — А в моем ещё как.
Против обыкновения мимикр не стал спорить с Алешей. Он кивнул Цицерону и уткнулся в лист белой бумаги.
— Поехали, я начинаю, — как можно тише сказал бывший грузовой робот и начал диктовать: — "Уважаемые господа и граждане! Взгляните на меня, маленького жалкого мимикра, который из конца в конец пересек всю необъятную вселенную только для того, чтобы увидеться с вами…"
— Стоп-стоп-стоп, — перебил его Фуго. — Начало хорошее, вот только не надо называть меня "жалким". Давай напишем "отважного мимикра".
— Пожалуйста, — сразу согласился Цицерон и продолжил: — "Я, недостойнейший сын своего несчастного народа, передаю вам самый пламенный привет от разумных представителей всех планет, где мы побывали. А их много…"
— Стоп, — снова перебил робота Фуго. — Это тоже неплохо. Только зачем ты называешь меня "недостойнейшим сыном"?
— Я не хочу, что бы ты выглядел нескромным, — ответил Цицерон.
— Да? — удивился мимикр. — Ты думаешь, скромнее будет обозвать себя идиотом?
— Ну если тебе больше нравится называть себя идиотом, пожалуйста, бесстрастно ответил робот. — Ты пиши, а ненужные слова мы выбросим потом. Итак: "Вселенная наполнена жизнью, как бочка селедкой, и каждая видимая с Земли звезда обязательно служит кому-то солнцем. Взгляните на небо. Тысячи и тысячи миров каждую ночь проплывают у вас над головами. А теперь посмотрите на меня. Триллионы и триллионы различных букашек подобных мне копаются на своих планетах, чтобы добыть себе жалкое пропитание и сохранить свою бессмысленную жизнь…"
— Ладно, хватит, — Фуго поднялся из-за стола, свернул листок бумаги с недописанной речью и обернувшись, проговорил: — Все это может и красиво, но не имеет к фильму обо мне никакого отношения. Вчера вечером, пока засыпал, я сам кое-что придумал. — Сказав это, Фуго удалился в садовую беседку, репетировать речь и просидел там, пока Светлана Борисовна не позвала его завтракать.
А часов эдак около десяти в Игнатьево приехали две не совсем обычные машины — на них крупными буквами было написано "Телевидение". Автомобили остановились у Алешиного дома, и оттуда вышло несколько человек. Все они были в темных очках и цветастых майках с надписями на иностранных языках. Один из приехавших — высокий брюнет — зашел в дом и с порога громко крикнул:
— Здравствуйте!
— Доброе утро, — поздоровалась Светлана Борисовна, которая как раз собиралась мыть посуду.
— Я Виталий Орлов с телевидения, — представился гость. — Где тут у вас инопланетяне?
Фуго и Даринда, которые уже знали, что телевизионщики приехали, сидели в гостиной и напряженно прислушивались к тому, что происходит на веранде. Им было немного страшновато, а потому они поглубже уселись в кресла и приняли привычный для них вид Алешиных прадедушки и прабабушки.
Перезнакомившись со всеми, кто был в доме, Виталий Орлов прошел в гостиную, поздоровался с мимикрами и удивленно спросил у хозяев:
— А где же инопланетные гости?
— Вот они, — показала Светлана Борисовна.
— А-а-а! — воскликнул Виталий Орлов и устремился к Фуго с Дариндой. Какие симпатичные старикашечки! Какие замечательные типажики! — Орлов осторожно пожал тетушке руку, похлопал смущенного Фуго по спине и попросил: — Ну-ка, а теперь самоварчиком.
— Что самоварчиком? — не понял Фуго.
— Самоварчиком прикиньтесь, — пояснил Виталий Орлов.
Фуго принял форму самовара, и Орлов с восхищением зацокал языком:
— Какой потрясающий самоварчик! А я-то подумал, что в газетке наврали. Ну-ка, а теперь чемоданчиком.
— Пожалуйста, — сказал Фуго и принял вид большого фибрового чемодана.
— Какой замечательный чемоданчик! — воскликнул Орлов. — Блеск! Это будет отличный фильмец!
Виталий Орлов вышел из дома, пощелкал пальцами и крикнул своим помощникам:
— Давайте аппаратурку, через пять минут начинаем. — И сразу же в гостиную потянулись люди с осветительными приборами, большими штативами и какими-то ящиками. Они очень ловко начали все это расставлять, а Виталий Орлов вдруг обратился к хозяевам дома:
— А теперь все вышли из комнатки. Вышли, вышли. Не видите, сейчас будем снимать.
Алексей Александрович хотел было пройти к окну, но Орлов поймал его за рукав и возмущенно проговорил:
— Я же сказал, всем посторонним покинуть помещеньице. Быстренько, быстренько…
