Когда мы ехали, я заметил, что большинство полков, которые участвовали в военных танцах накануне, уже ушли. Однако два остались: исхлангу инхлопе (белые щиты) — корпус ветеранов с кольцами на голове — и исхлангу исньяма (черные щиты) — молодые люди без колец. Белые щиты выстроились вдоль забора на огромной открытой площадке слева от нас, а черные щиты — справа. В каждом полку было по 1500 воинов.
Наконец мы достигли центра танцевальной площадки и увидели там Дингаана, сидящего на стуле, а по бокам стояли два его главных индуны — Умхлела и Тамбуза.
Сзади, вокруг входа в лабиринт, через который появился король, сгрудились другие индуны и военачальники помельче рангом.
Представ перед Дингааном, мы приветствовали его, а он ответил улыбкой и добрыми словами. Потом Ретиф, Холстед и два бура вышли вперед и подтвердили, что это тот же документ, что был и ранее. Внизу кто-то (забыл — кто) написал по-голландски: «De merk и van koning Dengaan (подпись короля Дингаана). Слева между словами merk и van Дингаан поставил крестик карандашом, который дал ему Томас Холсгед, он же держал его руку и показывал что делать.
После этого три индуны, главные советники, Нвара, Юливана и Мамондо, засвидетельствовали документ со стороны зулусов, а Уотэейзен, Грейлинги Либемберг, стоявшие ближе всех к Ретифу, — со стороны буров.
Когда эта процедура окончилась, Дингаан приказал одному из своих исибонго (глашатаев) пробежать перед полками и оповестить, что он даровал Наталь бурам в вечное пользование — известие, которое буры встретили радостными криками. Потом Дингаан спросил Ретифа, не хочет ли тот есть, и длинные куски вареного мяса были тут же принесены и разложены вокруг. Но буры отказались от еды, сказав, что они только что позавтракали. На что король заявил, что хоть попить-то они могут, и горшки ствала — кафрского пива — были расставлены кругом. Пива отведали все буры.
Пока они пили, Дингаан передал Ретифу послание к голландским фермерам, где он даровал им землю в Натале. Чернокожий властитель надеялся, что возвращение миссии домой будет приятным. Затем он приказал двум полкам исполнить танец и военную песню, чтобы развлечь гостей, что те и начали делать, стягиваясь все ближе к нам.
В этот момент появился зулус, прокладывающий дорогу сквозь толпу военачальников, собравшихся у ворот лабиринта, и передал какое-то сообщение одному из индун, а тот, в свою очередь, обратился к королю.
— О! Так ли это? — спросил тот с тревогой. Потом его взгляд остановился на мне, как уже не однажды бывало, и он сказал:
— Макумазан, одна из моих жен неожиданно заболела и говорит, что ей нужны какие-то лекарства от белых людей, прежде чем они уедут. Ты, как новобрачный, можешь быть спокойно представлен моим женам. Прошу тебя, сходи и спроси, какое лекарство ей нужно, ведь ты говоришь на нашем языке.
Я колебался и решил пересказать эти слова Ретифу.
— Тебе лучше пойти, племянник, — сказал командант, — но возвращайся скорее, нам надо выходить.
Меня по-прежнему одолевали сомнения, не нравилась мне эта затея. Пока я колебался, король стал наливаться злобой.
— Бы, белые люди, отказываете мне в такой малости, тогда как я столько дал вам, вы, у которых есть волшебная медицина, способная излечить любой недуг?
— Иди, Аллан, иди, — настаивал Ретиф. — А то он передумает и зачеркнет свой крестик.
У меня не оставалось иного выхода, как войти через ворота в лабиринт.
В следующий момент несколько человек набросились на меня прежде, чем я смог произнести хотя бы слово, набросили мне на лицо тряпку и завязали сзади на затылке. Я стал немым пленником.
Стройный кафр, один из домашних стражей короля, с ассегаем в руке подошел ко мне и зашептал:
— Послушай, маленький сын Джорджа. Король спасет тебя, если сможет, ведь ты не голландец, а англичанин. Но знай, если ты закричишь или станешь сопротивляться, то умрешь! — И он поднял ассегай с таким видом, будто хочет погрузить его мне в сердце.
Теперь я все понял, и холодный пот заструился у меня по спине. Мои товарищи были обречены на смерть, все до одного. О, как мне хотелось отдать свою жизнь, чтобы предупредить их! Но увы. Я не мог издать ни звука, тряпка была завязана слишком крепко. Один из зулусов воткнул палку между камышинами изгороди. Раскачивая ее, он сделал отверстие как раз на уровне глаз, чтобы я мог видеть происходящее.
Какое-то время танцы и пивные возлияния шли своим чередом. Минут через десять Дингаан поднялся и тепло пожал Ретифу руку, сказав ему Hamba gahle — счастливого пути. Он отступил к воротам лабиринта. Когда он двинулся, зулусы сняли шапки и взмахнули ими, приветствуя его. Он уходил, и я вздохнул спокойнее. Но как я ошибался, не догадываясь о его предательстве!
Когда циновка у входа открылась, Дингаан повернулся и произнес два слова на зулу, которые означали:
— Хватайте их!
Одновременно воины, танцевавшие совсем близко к бурам и ожидавшие, видимо, этого приказа, бросились на них. Я слышал, как Томас Холстед закричал на зулу: «Нас погубили! Дайте мне поговорить с королем!» Дингаан слышал это, но махнул рукой, давая понять, что отказывается слушать, и отчетливо проговорил:
— Bulala abatagati! Убейте этих ящериц!
Я увидел, как несчастный Холстед выхватил нож и всадил его в тело зулуса, стоявшего рядом. Тот упал, а Томас бросился на другого воина и перерезал тому горло. Буры тоже выхватили ножи — у кого на это хватило времени — и пытались защищаться от черных дьяволов, которые лезли на них толпами. Я слышал потом, что им удалось убить шестерых или восьмерых и ранить множество кафров. Но что могут сделать люди, вооруженные лишь карманными ножами, против такой оравы?
И вот после всех этих истошных криков, стонов, мольб о помощи и воинственных кличей все буры были перебиты, даже слуги-готтентоты. Потом их потащили прочь — многих еще живых, оставлявших борозды в земле, точно черные муравьи растаскивали раненых червей. Дингаан стоял в двух шагах от меня и улыбался. Лицо его нервно подергивалось.
— Пойдем, сын Джорджа, — сказал он, — посмотрим наконец этих предателей твоего суверена.
Меня вывели через лабиринт на возвышенность, откуда открывался вид на окрестности. Тут мы немного подождали, прислушиваясь к шуму, нараставшему в отдалении, пока снова не показалась зловещая процессия, обходившая ограду Большого Крааля в направлении к Холму убийств, Хлома Амабуту. Скоро подъем был преодолен, и там, среди кустарников и скал, чернокожие воины добили всех буров до единого.
Я увидел это и лишился чувств.
Генри Райдер Хаггард, английский писатель Перевод Н.Непомнящий Использованы рисунки английских путешественников прошлого века
Земной круг Евгения Смиргуса. Часть II
Окончание. Начало см. № 8/1994
Прерванная кругосветка. Дневника, воспоминания, письма, подготовленные и прокомментированные координатором экспедиции журнала «Вокруг света» Василием Галенко.
Продолжаем путевой дневник Евгения Смургиса.
Дувр, 6 октября. В два часа ночи стук по обшивке каюты. Тихо. Опять стук. Стучит кто-то кулаком. Настойчиво.
— Сейчас вылезу!
— Я русский, турист. Только что видел вас в английских новостях. Может, по чуть-чуть? — делает всем понятный жест.
Отказываюсь.
— Ну а еда у вас есть? Я здесь на машине с женой. Спешим на паром, возвращаемся домой. Вдруг у ребят какая нашенская снедь осталась!
— Да, если что российское, тогда немного, — отвечаю невпопад.
— Можно с вами сфотографироваться?
Сверху, с 8 метров (самый отлив), сверкает вспышка.
— Эта жена. Ирландка. А меня зовут Саша. Я из Питера. Извините.
Спешим на паром. Не взыщите, что разбудил, уж так все необычно. — Где сын?
Пришлось лгать, чтоб не сказать, что у него кончился порох, мягко говоря. Саша побежал на пирс. Сверху в лодку полетела коробка: бутерброд, персики, молоко. Видимо, жена-ирландка чего-то не поняла. Полез в каюту коротать ночь до рассвета.
Появление русского гостя — яркий проблеск в последних нерадостных днях. Дует неослабевающий западный ветер, ползут по небу черные мрачные тучи, время от времени поливая лодку дождем: зашевелился осенний Атлантический океан... В 8 часов направился к выходу из гавани. К лодке пристал лоцманский портовый катер и стал меня сопровождать. Сразу за волноломом крутая волна 2-2,5 метра и встречный ветер. За час продвинулся метров на сто, причем два раза пришлось откачивать воду. Лоцман нырял тут же рядом со мной, порой за волнами я терял его из виду... Еще час выгребал обратно. Бессмысленно лопатить воду, надо ждать изменения ветра. Мужикам с лоцмана понравилась моя скачка на воде. Уходя, они подняли вверх большой палец...
