Я стала реветь пуще прежнего, пока меня не разыскала мама. А Муса не стал меня искать, — он не любит слез. И плакс!
Земля Индии
И вот уже под нами проплывают Гималаи. В круглое окно видны и снежные вершины; никак не верится, что они самые высокие в мире. Горы как горы! Нашему самолету все нипочем!
Я, например, как ни в чем не бывало болтаю о чем попало. В этот день во всем «ТУ-104», наверное, не было более словоохотливого пассажира, чем я. Что касается Мусы, то он ни на минуту не отходил от окна. Уставился в стекло, точно приклеился, даже не шелохнется.
Меня все интересует, мне все надо знать. Почему наш самолет считается сто четвертым «ТУ»? Как мы забрались на такую головокружительную высоту — ведь мы летим на высоте одиннадцать тысяч метров! Отчего это ни на пароходе, ни в поезде бесплатно не раздают конфеты, а вот на самолете угощают конфетами, даже дают обед. Вот таких «почему» и «отчего» у меня накопился целый сундук. Я и сама не понимаю, как возникает у меня такое множество вопросов.
У мамы и на этот раз не хватило терпения продолжать со мной разговор. Волей-неволей мне пришлось пересесть к стюардессе: так называется официантка в воздухе. Вот у ней хватило терпения, она в самом деле знала все и объясняла как надо. Я засыпала ее вопросами; казалось, ей ни за что не выбраться из этой кучи «почему» и «отчего». Но, глядишь, она и выбралась — отвечала коротко и легко. Мы здорово с ней подружились!
Как только наш самолет начал сбавлять высоту — об этом докладывали стрелки, — воцарилась тишина. Даже я замолчала.
Тут впервые я задумалась об Индии. Куда мы летим? Что нас ждет впереди? Как нас встретят? Какая земля в Индии, вкусна ли картошка, много ли крокодилов? Когда подумала обо всем этом, вдруг так защемило сердце, что и сказать не могу…
Если вам приходилось быть в деревенской бане, которую в ауле моей мамы почему-то называют черной, то нетрудно будет представить, какая жара встретила нас на аэродроме. Знойный воздух опалял лицо, сразу запершило в горле, просто нечем стало дышать.
Пока мы прошли небольшой путь от нашего «ТУ-104» до вокзала, у Мусы рубашка прилипла к спине.
Мы с Мусой впервые в жизни увидели столько чужих людей. Я начала озираться кругом, надеясь увидеть в этой толпе папино лицо. Но папы не было видно. Именно в эту минуту к нам подошел худощавый мужчина с длинной шеей. Сняв с головы широкополую соломенную шляпу, он вежливо улыбнулся.
— Все живы? — спросил он у нас на русском языке. — Если я не ошибаюсь, передо мной семья Шакирова?
Мама страшно обрадовалась.
— Да, вы не ошиблись, — сказала она, протягивая руку. — Простите, а вы кто будете?
— У Атнагула Шакировича страда, самая настоящая, — он перешел на новую площадь, начал монтировать буровую вышку. Ему никак нельзя отлучиться на большой срок. Зная, что я еду в командировку в Дели, он попросил меня встретить вас и довезти до места назначения. А я очень люблю встречать своих земляков.
— Разве вы тоже с Урала? — обрадовалась я.
— Нет, я не с Урала. — Он улыбнулся. — Все советские люди — мои земляки.
Он проводил нас в таможню. Таможня — это длинный зал, где во всю длину тянутся длинные столы, а за ними стоят индийцы, одетые в форменную одежду. Перед ними уже лежали чемоданы и вещи других пассажиров. Один из таможенников попросил открыть наши чемоданы, но в последнюю минуту, почему-то передумав, ткнул в них пальцем.
— Нет у вас драгоценностей? — спросил он на английском языке.
Наша мама не знает, пришлось мне прийти ей на помощь.
— Нет, — ответила я. — Все драгоценности остались дома.
Высокий дядя, который нас сопровождал, вдруг вмешался в разговор.
— Когда ты успела так хорошо выучить английский? — спросил он.
— Английский язык мы проходим с третьего класса, — обстоятельно объяснила я ему. — Нам, башкирам, не трудно произносить английские слова, потому что у нас есть и «аш» и картавое «с»…
Кажется, зря я стала хвастаться, уже успела, как обычно, наговорить больше, чем следовало бы. Почему-то я сначала что-нибудь скажу, а только потом уже начинаю об этом жалеть.
В этот миг я случайно подняла глаза и снова увидела улыбающегося индийца в чалме, который нас встречал еще в Ташкенте.
— Разве он тоже с нами прилетел? — не сдержалась я, пораженная этой встречей.
Дядя громко рассмеялся.
— Такая фигурка украшает все аэровокзалы, — ответил он. — Я думаю, нам пора познакомиться: меня в России все соседские мальчики называли инженером дядей Серафимом, если вам не трудно будет, так и называйте. А как тебя зовут? — спросил он, обращаясь к моему брату.
— Муса.
Я, не дожидаясь вопроса, сама подсказала:
— А я Шаура!
— Красивые имена, — похвалил он. — Теперь посоветуемся, на чем нам ехать дальше. На поезде от Дели до Сибсагара четверо суток, плюс три пересадки. Если вы не утомились, лучше всего сесть на самолет. Всего шесть часов лету. Что выбираете?
— Полетим, — ответила мама за всех нас. — Мы ведь так соскучились!
Это, я думаю, был самый убедительный довод в пользу самолета.
Первые шаги
Возле ворот нас уже поджидала длинная белая машина, похожая на щуку. Я невольно оглянулась назад, мысленно прощаясь с «ТУ-104», который улетит в Ташкент, оставив нас на чужой земле.
Инженер дядя Серафим сел рядом с шофером, а мы все уселись на заднем сиденье.
Шофер вел машину с ветерком, стало легче дышать.
Сначала дорога шла по ровной местности, где раскинулись небольшие поля и росли пальмы, похожие на длинноногих аистов. Вскоре показался и сам Дели, большой загадочный город.
Как пояснил инженер дядя Серафим, нам придется переночевать в гостинице, где он обычно останавливается, а потом уже лететь дальше. Иначе мы не выдержим дороги.
Вот и улицы! Как они не похожи на наши, уфимские… В первом этаже небольших домиков сплошь магазины и мастерские. Толпы людей заполняют тротуары. Сами индийцы совсем не обращают внимания на изнуряющий зной: они как ни в чем не бывало болтают между собой, торгуются и совсем-совсем не боятся солнца!
А как странно они одеваются! Мужчины и женщины завернулись в материю и ходят себе — вот и вся одежда! Брюки и платья попадаются так редко, что их просто не замечаешь.
На это обратила внимание и мама. Инженер дядя Серафим сказал:
— На этой женщине сари, а на мужчине — дхоти…
Ему все-все известно!
Женщины прикрывали голову одним концом сари, а мужчины или ходили без головного убора, или же чаще всего носили чалму, которая у них называется тюрбаном.
— По тому, как индиец носит чалму, можно определить, из какой части страны он родом, — весело проговорил инженер дядя Серафим.
— Неужели? — ахнула я.
— Вон из тротуаре стоит человек, он — раджпут, — пояснил дядя Серафим. — Чалма его сдвинута на одно ухо, она сидит бочком… Вот дорогу переходит настоящий пенджабец. Их чалмы закручены башней. У патанов, наоборот, чалмы низкие, точно помятые. Взглянем теперь на нашего шофера, видите, как падает вперед его чалма? Так носят головные уборы сикхи, кому религия воспрещает бриться и стричься.
Наше знакомство с Индией началось, как видите, с головных уборов. Нам хотелось узнать очень многое. И немедленно. Однако, сколько мы ни вытягивали шею, все равно видели очень мало.
И ехать на машине было как-то непривычно. У них, индийцев, оказывается левостороннее движение. Так и кажется, что вот-вот столкнешься со встречной машиной.
— Обезьянка! — внезапно воскликнул до сих пор молчавший Муса. — Ух, какая верткая!
— Где? — удивилась мама.
— Вон на заборе! — сказала я, следя за обезьянкой, ловко бегавшей по ограде. — Ой, и попугай!
Я привыкла видеть обезьян и попугаев только в клетках, поэтому не верилось, что они могут жить на свободе, как наши воробьи или, скажем, грачи.
Но особенно в этот первый день нашего путешествия по Индии нас поразили… коровы. Да, да, самые обыкновенные! Куда бы ни взглянул, всюду коровы, то черные, то сивые, то пестрые, то бурые… Они шли по тротуару или сходили на мостовую, вели себя как вздумается. Из-за одной пеструхи, переходившей улицу, остановилось все движение! Если бы у нас, в Уфе, случилось что-либо подобное, ну и попало бы милиции!
— Коровы тут — священные животные, — объяснил инженер дядя Серафим, — некоторые индийцы считают, что после смерти человека его душа переселяется в животных.
Позади остались шумные улицы, памятники и дворцы. Вот мы и у цели. Наша гостиница, высокая, белая, утопала в зелени. Тут у самых ворот произошло событие, которое удивило и смутило меня. И не только меня.
Не успели мы сойти с машины, как на тротуаре показался старик. Весь его лоб был испещрен белыми полосами. Неожиданно старик круто свернул с дороги и дальше проследовал по мостовой, хотя на тротуаре всем бы хватило места.
