– Много лет назад я слушал его лекцию о возможной роли морских перевозок в случае вступления Америки в Первую мировую войну. В те годы я был студентом, и он за один час научил меня большему, чем мои наставники – за целый семестр.
– Он и меня многому научил. – Эмма тоже улыбнулась.
– Я тогда хотел расспросить его о стольких вещах, – добавил Фельдман, – но в тот вечер сэр Уолтер торопился на поезд в Вашингтон, и больше я его никогда не видел.
– Я тоже хотела бы вас расспросить о множестве вещей, – повторила его слова Эмма. – Вернее было бы сказать, мне это нужно.
Фельдман глянул на дожидавшуюся очередь:
– Думаю, это займет не более получаса. Мне-то не надо спешить к поезду в Вашингтон, поэтому нам, возможно, удастся побеседовать наедине до моего отъезда. Как по-вашему, мисс Баррингтон?
4
– Как поживает моя любимая Эмма? – спросил Гарольд Гинзбург, едва успев поприветствовать Гарри в клубе «Гарвард».
– Только что говорил с ней по телефону. Вам от нее привет, она расстроена, что не смогла приехать.
– Я тоже. Пожалуйста, передайте ей, что в следующий раз не приму никаких отговорок.
Гинзбург повел своего гостя через обеденный зал, и они заняли места за его обычным столом в углу.
– Надеюсь, вы хорошо устроились в «Пирре», – сказал он, когда официант вручил обоим меню.
– Было бы совсем здорово, знай я, как выключается душ.
Гинзбург рассмеялся:
– Вам, наверное, следовало бы позвать на помощь мисс Редвуд.
– В таком случае, не уверен, что сообразил бы, как выключить ее.
– А, значит, она уже обработала вас лекцией на тему о важности скорейшего включения книги в лист бестселлеров?
– Потрясающая женщина.
– Поэтому я и сделал ее директором. Несмотря на протесты нескольких директоров, которые не желали видеть женщину в составе правления.
– Эмма будет гордиться вами. И могу вас уверить, что мисс Редвуд предупредила меня о последствиях в случае моей неудачи.
– Это в стиле Натали. И помните, только она одна решает, возвращаться вам домой на самолете или на весельной лодке.
Гарри посмеялся бы, будь он уверен, что это шутка.
– Я бы пригласил ее присоединиться к нам за ленчем, – сказал Гинзбург. – Но, как вы уже, наверное, заметили, на территорию клуба «Гарвард» вход женщинам запрещен. Только не говорите Эмме.
– У меня такое чувство, что в этом клубе женщины будут обедать куда раньше, чем хотя бы одна гостья появится в любом джентльменском клубе на Пэлл-Мэлл или Сент-Джеймс.
– Прежде чем мы поговорим о турне, – перешел к делу Гинзбург, – я хочу услышать все о том, что вы и Эмма делали после отъезда из Нью-Йорка. За что вас наградили Серебряной звездой? Получила ли Эмма работу? Как среагировал Себастьян на папу, когда увидел его впервые? И…
– И Эмма настояла на том, чтобы я не возвращался в Англию, не выяснив, что стало с Сефтоном Джелксом.
– Давайте сначала сделаем заказ? Не очень получается думать о Сефтоне Джелксе на пустой желудок.
– Хоть я и не тороплюсь на поезд в Вашингтон, однако сегодня вечером мне все же надо вернуться в Лондон, мисс Баррингтон, – сказал профессор Фельдман, подписав последнюю книгу. – Завтра в десять утра у меня выступление в Лондонской школе экономики, так что могу уделить вам всего лишь несколько минут.
Эмма попыталась скрыть разочарование.
– Правда, если… – сказал Фельдман.
– Если что?
– Если вы захотите составить мне компанию в поездке в Лондон, я смогу быть в вашем полном распоряжении по крайней мере пару часов.
Эмма колебалась.
– Мне надо позвонить.
Двадцать минут спустя она сидела в вагоне первого класса напротив профессора Фельдмана.
– Итак, мисс Баррингтон, – начал он, – является ли по-прежнему ваша семья владельцем пароходства, носящего такое широко известное название?
– Да, моей матери принадлежат двадцать два процента.
– Это должно давать вашей семье достаточный контроль, что самое главное в любой организации, – ибо никто другой не сможет прибрать к рукам более чем двадцать два процента акций.
– Мой брат Джайлз не проявляет большого интереса к делам компании. Он член парламента и даже не появляется на ежегодных собраниях акционеров. Зато их посещаю я, профессор, вот почему мне очень надо поговорить с вами.
– Пожалуйста, зовите меня Сайрусом. Я достиг того возраста, когда не очень хочется слышать от красивой молодой женщины напоминание о своих годах.
Кое в чем Грэйс оказалась права. Эмма и решила этим воспользоваться и с улыбкой спросила:
– Какие проблемы в судостроении вы предвидите в течение следующего десятилетия? Наш новый председатель правления сэр Уильям Трэверс…
– Выдающийся человек! – перебил ее Фельдман. – Кунард поступил глупо, отпустив такого компетентного сотрудника.
– Сэр Уильям обдумывает, добавлять ли в штат нашего пароходства новый пассажирский лайнер.
– Безумие! – воскликнул Фельдман, ударив по соседнему сиденью крепко сжатым кулаком и выбив облачко пыли. Прежде чем Эмма успела поинтересоваться почему, он добавил: – Если только у вас не имеется избытка денежных средств, который вам необходимо реализовать, или в Великобритании существуют налоговые льготы для морских перевозок, о которых мне никто не рассказывал.
– Насколько я знаю, таковых нет.
– Тогда самое время взглянуть фактам в лицо. Самолеты вот-вот превратят пассажирские суда в плавающих динозавров. Чего ради любой пребывающий в здравом уме человек станет тратить пять дней на пересечение Атлантики, если можно это сделать за восемнадцать часов по воздуху?
– Более комфортно? – предположила Эмма, вспоминая аргументы сэра Уильяма на собрании акционеров. – Страх полета? Прибудешь в лучшей форме?
– Оторвано от реальной жизни и устарело, юная леди. Вам придется придумать что-нибудь получше, если хотите меня убедить. Нет, правда в том, что современный бизнесмен или даже любящий приключения турист хочет свести к минимуму время следования до места назначения, так что в ближайшие года бизнес морских пассажирских перевозок рухнет.
– А в дальнейшей перспективе?
– У вас не так много времени.
– В таком случае, что бы вы нам порекомендовали предпринять?
– Инвестировать любые свободные средства в строительство грузовых судов. Самолеты никогда не смогут перевозить габаритные или сверхтяжелые грузы: автомобили, оборудование или даже продовольствие.
– Как мне убедить в этом сэра Уильяма?
– На следующем собрании акционеров четко разъясните свою позицию! – Фельдман еще раз стукнул кулаком по соседнему сиденью.
– Но я не вхожу в правление.
– Вы не член правления?
– Нет, и не припомню, чтобы Баррингтоны когда-либо назначали директором женщину.
– У них нет выбора. – Голос Фельдмана набрал силу. – Ваша мать владеет двадцатью двумя процентами акций компании. Вы имеете право требовать места в правлении.
– Но я не специалист, и двухчасовая поездка на поезде в Лондон, даже с двукратным обладателем премии Пулицера, не решит проблему.
– Н-у, тогда самое время стать специалистом.
– Что вы имеете в виду? Насколько я знаю, в Англии не существует университета с программой бизнес-обучения.
– Значит, вам придется взять трехлетний отпуск и присоединиться ко мне в Стэнфорде.
– Не думаю, что мой муж или мой маленький сын одобрит эту идею.
Ошарашенный профессор умолк, и прошло какое-то время, прежде чем он сказал:
– Вам по карману десятицентовая почтовая марка?
– По карману, – неуверенно ответила Эмма, еще не до конца сознавая, во что впутывается.
– Тогда я с радостью внесу вас осенью в список студентов Стэнфорда.
– Но, как я уже объясни…
– Вы же безоговорочно заявили, что в состоянии оплатить марку.
Эмма кивнула.
– Так вот, конгресс только что утвердил закон, который позволяет американским военным, служащим за океаном, поступать на бизнес-обучение, не посещая дневных лекций.
