за напускным спокойствием скрывается большое горе, но она очень быстро вернулась с бутылкой вина и стаканом и вновь устроилась на кушетке. Сделала большой глоток и сказала: – Вам не предлагаю, вы при исполнении.
– Так точно! – не удержалась я от колкости, поскольку Вероника не очень походила на убитую горем мать. – Были ли у Милы какие-то проблемы со здоровьем?
– Может, и были, но мне она не рассказывала.
– Сложный возраст, желание быть во всем самостоятельной? – предположила я.
– Да у нее этот возраст лет в десять начался, сразу, как я Мартына родила, не рановато ли?
– У всех по-разному. – Я пожала плечами. – Значит, Людмила – не единственный ваш ребенок? Сколько сейчас сыну?
– Десять будет в ноябре.
– Он сейчас в школе? – предположила я.
– Мартын живет с отцом. Уже почти шесть лет.
Женщина отвернулась к окну. Я решила эту тему не развивать и вернуться к делу:
– Мила училась в медицинском?
– В колледже. Хотела ехать в Москву поступать, представляете? – усмехнулась Вероника, сделав большой глоток вина. – Я, конечно, понимаю: ЕГЭ по химии на максимальные баллы и все такое. Но где она и где столица? Кому она там нужна? К тому же жить где-то надо.
– Значит, она осталась в нашем городе и поступила в колледж?
– Ага, лучшая ученица, все дела. Мечтала заработать и свалить в свою Москву. – Вероника вдруг расхохоталась, поднялась с банкетки, достала из нижнего ящика письменного стола потрепанный журнал и протянула мне. – Узнаете?
– Это вы? – Я перевела взгляд с обложки на нее.
– Что, сильно изменилась? – ухмыльнулась Вероника.
– Нет, совсем нет, – слукавила я.
Судя по дате выпуска журнала, фото было сделано ровно двадцать лет назад. Однако женщина была вполне узнаваема.
– Мне тут шестнадцать. Агенты пророчили мне большое будущее, модельный бизнес был тогда в самом расцвете. На следующий день после выхода журнала я узнала, что беременна.
– Милой? – догадалась я.
– Да. – Она снова сделала большой глоток и вышла на балкон, оставив дверь открытой. Облокотилась на кованые перила, прикурила и продолжила, затянувшись: – Милка не любила, когда я в ее комнате курила. Хотя вообще-то это моя комната. Я тут выросла. На чем я остановилась? Ах да, ну пришлось рожать. Еще пара фотосессий, и все, гудбай, Америка, Европа и вся моя модельная карьера. Я этой дуре говорила: иди в модели, ведь все при ней. Были бы быстрые деньги, связи. Как бы не так! Портфолио сделала из-под палки, вон над кроватью снимок как раз, и все на этом. Уперлась: анестезиологом она, видите ли, хочет стать…
– А почему вы решили сохранить беременность? – осторожно поинтересовалась я. – По здоровью?
– Какое там здоровье, смеетесь? Разве оно от беременности прибавляется? Дети у вас есть? – резко переключилась она.
– Нет, – я покачала головой.
– И не надо, – отрезала Вероника. – Вот так растишь их, а они раз – и все.
– И все же, – настаивала я. – Почему не пошли на прерывание, раз были многообещающие перспективы в качестве модели?
– Отцу хотела насолить. – Она снова рассмеялась, потушила сигарету и вернулась в комнату на свое место. Вылила остатки вина в стакан и быстро его осушила. – Внук, рожденный несовершеннолетней дочерью, никак не вписывался в концепцию его мира.
– Получилось? – мягко поинтересовалась я.
– Если бы, он помер за неделю до родов…
– Что случилось?
– Старость случилась. Он старше матери на тридцать лет был. На следующий день после восемьдесят третьего дня рождения и помер. Накидался сверх меры на празднике, вот и последствия. Знать бы, что так все получится, лучше бы аборт сделала. Глядишь, жила бы сейчас где-нибудь в Милане. – Вероника потянулась было за бутылкой, но вовремя вспомнила, что та уже пуста.
– А мама?
– Мамы не стало, когда мне было семь. Покончила с собой.
– Были причины?
– Были, должно быть. – Женщина посмотрела мне прямо в глаза. – Вам же еще нет тридцати?
– Нет, – улыбнулась я.
– А она моя ровесница была. Я себя с мужиком за шестьдесят пять ну никак представить не могу. Видать, и ей не очень было. – Я сейчас вернусь. – Вероника снова вышла и через пару минут действительно вернулась с бутылкой красного и чистым стаканом. – Выпейте со мной, как вас там?
– Татьяна.
– Вот, за упокой Милкиной души. Да и родителей моих – Валентины и Павла. – Женщина протянула мне стакан – я не стала возражать, и она щедро наполнила его вином. Я поняла, что она настроена выговориться, и решила этим воспользоваться. К тому же, как только мне исполнилось одиннадцать, отец начал обучать меня, как пить и не пьянеть. В теории, разумеется.
– Молодой человек у Милы был?
– Учеба у нее была, вот и все интересы.
– А подруги?
– Подруги были, как же. Ленка вон, этажом выше живет. – Вероника посмотрела наверх. – Двадцать три бабе, а все с моей с малолетства носится.
– В колледже Мила с кем общалась?
– Почем мне знать? – удивилась женщина. – В колледже и спросите.
– Вероника, ничего странного в поведении или окружении дочери вы последнее время не замечали?
– Что у меня, своих дел нет? – ответила вопросом на вопрос собеседница.
– Вы сказали, что ваш сын живет с отцом. Мила не изъявляла желания последовать примеру брата?
– Нет, у нее отца и не было никогда. Я в шестнадцать лет залетела. Вокруг меня тогда кто только не вился. Родила Милку, и все, жизнь коту под хвост, считай. Пока она в школу не пошла. Я же одна с ней тут. – Она огляделась. – Ну а потом встретила отца Мартына, Игоря. Только недолго музыка играла. Три года мы прожили вместе в его доме, а потом все: прости-прощай, выгнал нас с Милкой, а Мартюшу отобрал.
– Вы не пытались его вернуть?
– Знаете, какие у него связи? – усмехнулась Вероника. – А я что – ни работы, ни образования. Да и привычки вредные имеются.
Это было понятно и без ее слов. Неудивительно, что мужчина долго не выдержал. Я попросила его контакты и поспешила покинуть квартиру. Уже на пороге обернулась и спросила женщину:
– Как думаете, от чего она умерла?
– Пусть патологоанатом разбирается, или как его, – развела та руками, а я подумала: «Он бы рад, найти бы тело».
Когда входная дверь за мной закрылась, я поспешила не вниз, а вверх по лестнице. На следующей площадке я позвонила сначала в одну квартиру, затем во вторую. Повезло мне только на третий раз. Дверь открыла женщина лет семидесяти, в элегантном домашнем платье, прическа подвязана бантом, губы ярко накрашены.
– Добрый день, – удивленно произнесла она, глядя на меня.
– Я ищу Елену, девушку двадцати трех лет.
– Парамонову?
– Да, –
